Николай Усков - Неизвестная Россия. История, которая вас удивит
Через Балтийское море Новгород был интегрирован в систему североевропейской торговли, по крайней мере уже в X веке. Ее центр в X–XIII веках находился на острове Готланд. там, в Висбю, появляется новгородский двор, Новгородская улица существует в Висбю и по сей день, а в самом Новгороде строится готский двор с «варяжскою божницею» – церковью Святого Олафа. Интересно, что в середине XII века новгородцы обращались к готским католическим священникам даже за церковными требами. Обосновавшиеся на Готланде немецкие купцы преимущественно из Любека выстроили в Новгороде другой двор – «немецкий», в конце XII века там поставили «немецкую ропату», церковь Святого Петра. Договор 1259 года с готами и немцами упоминает даже третий иноземный двор в Новгороде. Профессор Рыбина подсчитала, что в XIV веке на иноземных дворах проживало около 150 человек, самую большую цифру называют для 1425 года – 200 человек, хотя источники дают понять, что многие купцы останавливались в частных новгородских усадьбах. Иными словами, по мере роста торговых операций места для иноземных гостей на старинных дворах хватало не всегда.
К XIII веку в балтийской торговле уже доминировали немцы, а во второй половине XIV века прибрежные города Северной Германии окончательно образовали Ганзейский союз, объединивший к 1370 году более 70 балтийских городов во главе с Любеком. Новгород не был членом Ганзы, но являлся ее важным партнером и таким образом тесно взаимодействовал с крупнейшим торговым альянсом Европы, одним из политико-экономических прообразов Евросоюза. Причем торговля шла не только «в речках» и морем, но и «горою», то есть по суше, прежде всего через ливонские города – Ригу, Ревель и Дерпт. Характерно, что ключ от сундука с казной новгородского немецкого двора при церкви Святого Петра хранился в Риге.
От вина до самовластия ума
Повседневные привычки новгородцев весьма отличались от обыкновений остальной Руси. Так, из одной берестяной грамоты XIV века узнаем о «фряжском» вине как довольно ходовом товаре в новгородских землях. И это в то время, когда остальная Русь потребляла мед да пиво. «Поклон от Григория Ермоле и Озекею, – пишет новгородский купец своим агентам в Старой Руссе. – Я послал тебе шесть бочек вина – как палец хватит, так что ты это хорошенько проверь. А продай, как и те. Если же по той же цене продал, то полученное отошли. А моим ребятам денег не давай – пошли вместе с долгом». То есть новгородский купец, закупающий вино у ганзейцев, отправляет своим старорусским дистрибьюторам шесть бочек, по крайней мере не первый раз, но при этом не очень доверяет своим «ребятам». Вероятно, те по дороге могли к вину и приложиться, оттого Ермоле и Озекею следовало измерить пальцем уровень вина в бочках.
Конечно, самым зримым отличием новгородцев от жителей внутренних областей Руси был достаточно высокий уровень грамотности, о котором свидетельствуют те же берестяные грамоты. С 1951 года в Новгородской земле их было найдено 1124 (по данным на 2012 год). Важно, что речь идет не о памятниках, создававшихся на века, – такие наносили на пергамент, – а об абсолютно бытовых записках, любовных посланиях, деловых поручениях вроде приведенного выше, заговорах, молитвах, даже детских каляках. Это свидетельствует о том, что грамотность в Новгороде не была уделом только духовных лиц и прочей элиты. Немало среди авторов берестяных грамот женщин. Вот одна обманутая особа пишет своему возлюбленному: «Почему ты всю неделю не приходил, я трижды к тебе посылала, а ты ко мне не пришел? Может быть, я тебе не угодна? Наверное, если бы я была тебе угодна, ты бы, скрывшись от людских глаз, прибежал бы ко мне бегом. Если я тебя чем-то обидела и ты будешь надо мной насмехаться, то пусть тебе будет судьей Бог и моя женская слабость. Отпиши мне».
Некоторые берестяные грамоты сохранили матерные слова. Это дополнительно свидетельствует о чисто русском происхождении мата, который отнюдь не был занесен к нам злыми татарами. Так, известное слово, обозначающее женский половой орган, встречается в грамоте XII века, а термин, применяемый для описания полового акта, имевший уже тогда весьма пространное метафорическое значение, впервые упоминается в грамоте XIII века. Остается только сожалеть, что латынь вытеснила древнерусское название «клитора», который новгородцам был известен как «секиль», да что канул в Лету прекрасный эквивалент московского «не умничай»-«ковебратеебилеж», то есть брат Яков, занимайся сексом лежа или будь как все.
Полагаю, дело не только в особых климатических условиях, обусловивших хорошую сохранность бересты именно в северных землях – единичные грамоты находят и в других городах Руси, но в сотни раз меньше, чем в Новгороде. Из Москвы, например, дошло всего три грамоты. Торговля, частное предпринимательство, необходимость вести корреспонденцию и деловую документацию сформировали в Новгороде запрос на грамотность, причем очень рано. В остальной России субъектами истории оставались исключительно князья и духовные лица – епископы да монахи. Для них письменность являлась способом зафиксировать и увековечить законы, политические решения, священные тексты и свою версию происходящих событий. Впервые на Руси именно в Новгороде субъектом истории становится простой человек с его личными нуждами, суетными желаниями, сиюминутными расчетами и, разумеется, хозяйственными делами. Береста зафиксировала память об этой социальной революции во всех красках.
Высокий уровень грамотности создавал благоприятные условия для развития новых духовных потребностей. Уже в начале XIV века некий новгородский протопоп Вавила со товарищи «святой монашеский чин… учением бесовским именовали. И многие, от иноков выйдя, женились». Во второй половине XIV–XV веке весьма влиятельной во Пскове и Новгороде стала ересь стригольников. Если раньше конфликты на религиозной почве объяснялись главным образом языческой реакцией на распространение христианства, то движение стригольников – первый в нашей истории массовый протест против существующей Церкви изнутри, на основе иного, самостоятельного, осмысления вероучения. Вероятно, название ереси объясняется тем, что один из ее родоначальников, псковитянин Карп, был парикмахером – «художеством стригольник», то есть стриг людей. Так в большой русской истории впервые заявляет о себе совершенно новый класс общества, не занятый ни в сельском хозяйстве, ни в ремесле, ни в торговле, ни в военном или духовном деле, а именно представитель городской сферы услуг.
Стригольники фактически образовали особую общину, не признававшую официального священства: «Христос днесь на земле церкви не имат», а православные священники – сплошь «пьяницы», «ядят и пьют с пьяницами, и взымають от них злато и сребро и порты», и поставлены «по мзде», то есть купили свои должности. Стригольники молились под открытым небом и, судя по всему, отрицали таинства. У них имелось даже свое «писание книжное». Поскольку «Павел и простому человеку повеле учити», еретики готовили собственных «учителей» из числа тех, «чисто житье» которых «видели люди».
Несмотря на казнь Карпа и других ересиархов, духовное брожение в Новгороде продолжалось. После присоединения к Москве архиепископ Геннадий, назначенный великим князем, обнаружил в религиозной жизни горожан немало странностей. Так, некий игумен Захария воспрещал своим монахам причащаться, потому как все священники поставлены «по мзде». А два новгородских священника, Григорий и Герасим, «поругалися святым иконам». Тотчас выяснилось, что в Новгороде немало икон, «кое резаны». Некий Алексейко, «напився пиян, влез в часовну, да, сняв с лавицы икону Успение Пречистые, да на нее скверную воду спускал; а иные иконы вверх ногами переворачивал».
Владыка выявил и новую еретическую секту, известную в русской историографии под именем «жидовствующих». Ее появление связывают с приездом в 1470 году в Новгород еще одного необычного для «материковой» Руси персонажа, а именно типичного городского интеллектуала, каких уже было много в западноевропейских городах того времени, – «жидовина» Схария из Литвы, астронома, астролога, математика и врача. Судя по всему, Схария был еще и приверженцем каббалы, мистического учения в иудаизме. Вокруг Схарии в Новгороде сложился своего рода интеллектуальный клуб, в который входили и священники и миряне, ищущие сокровенного знания. Суть учения «жидовствующих» известна нам лишь приблизительно, например, они отрицали троицу, божественность Христа, иконы, мощи, церковные таинства, монашество. Судя по всему, новгородским еретикам были известны отрывки из произведений античной философии и «Логика» иудейского ученого XII века Маймонида. Они пользовались таблицами для определения лунных фаз и затмений. Неудивительно, что Схария сумел математически доказать ошибочность расчетов конца света, который должен был случиться в 1492 году, якобы через семь тысяч лет от сотворения мира. Новгородское вольномыслие проникло в Москву и захватило даже великокняжеский двор. В одном из еретических текстов круга «жидовствующих» говорилось о «самовластии ума», которым Бог наделил человека, чтобы он познал добро и зло, «путь откровениа изяществу и невежествию».
