Сергей Захаревич - Босфорский поход Сталина, или провал операции «Гроза»
Концентрацию войск такого масштаба еще можно было бы как-то объяснить желанием Сталина напугать немцев и предотвратить агрессию Германии. Но ведь Сталин не афишировал переброску войск к границе! Он ведь постоянно повторял одно и то же: «СССР верен договору, никакой войны с немцами не будет, не создавать почву для провокаций».
Итак, с одной стороны — концентрация войск на границе, с другой — попытка «успокоить» своего «союзника». Для чего? Вывод однозначен — для внезапного нападения. Отмобилизованная в огромном количестве армия долго топтаться на месте не могла — экономика страны мирного времени этого не выдержала бы. Армия должна была быть пущена в дело.
«… По существу, предмобилизационный период являлся преддверием мобилизации, и за ним зорко наблюдали из противного лагеря. Рассчитывать на длительный его срок без того, чтобы противник не реагировал контрмерами, конечно не приходилось. Поэтому такой период был фактически краток… Мобилизация как гласный акт должна была явиться в последние минуты, и притом оказаться бесповоротной.
В современных условиях войны мы, конечно, встретимся с таким же положением, с наличием того же предмобилизационного периода, который существовал и до войны 1914 года. Можно ожидать, что ввиду усложнившейся мобилизации сил и средств всего государства в целом, такой мобилизационный период… начнется гораздо раньше, чем это было перед мировой войной.
… Кроме предмобилизационного периода перед войной 1914 года мы видели наличие известного срока между объявлением мобилизации и первым ее днем.
… Различные меры военной предосторожности были приняты всеми государствами, но без объявления мобилизации.
… Мобилизация на пороге мировой войны являлась преддверием войны, фактическим ее объявлением и только в таком смысле и могла быть понимаема.
… Мольтке-старший считал, что после объявления мобилизации официальное объявление войны было пустой формальностью, совершенно ненужной с военной точки зрения, известной данью дипломатической вежливости и международному праву.
Мобилизация наших дней — одиум войны, и приказ правительства об объявлении мобилизации есть фактическое объявление войны. Можно дипломатически всячески стараться оправдать войну, выпускать какие угодно белые или иных цветов книги документов, составлять широковещательные манифесты, ноты и ультиматумы, но действительность всегда останется фактом.
Мобилизация есть война, и иного понимания ее мы не мыслим» [78, с. 531–542].
Любопытный факт — весной 1941 года под разными предлогами, но без объявления общей мобилизации в РККА «под ружье» были призваны сначала 300 тысяч, а чуть позже — еще 800 тысяч человек.
Подводя итог изучению произведения Б. М. Шапошникова необходимо сказать, что «Мозг армии» — книга о том, что и как необходимо готовить в стране для ведения мировой войны. Иосиф Виссарионович уже давно нуждался в подобном «пособии». В 1927 году он его получил и сразу же принял к сведению — об этом свидетельствуют все последующие шаги Кобы.
Глубокий прорыв
Военно-теоретический бум в СССР тем временем продолжался.
Новое оружие и боевая техника потребовали пересмотра некоторых положений военного искусства. Инициаторами в этом деле среди высшего начсостава РККА выступили крупные военные мыслители М.Н. Тухачевский («Вопросы современной стратегии», 1926 год), А.А. Свечин («Стратегия», 1927 год), А.К. Коленковский («О наступательной операции армии, входящей в состав фронта, 1929 год) и ряд других видных военных специалистов. Среди них хочется выделить В. К. Триандафилова (его труд «Характер операций современных армий» наиболее известен в последнем издании, 1932 год).
А вот у Жукова:
«Бурные обсуждения вызвала у нас книга заместителя начальника штаба РККА В. К. Триандафилова «Характер операций современных армий», которая сразу приобрела широкую популярность» [27, с. 110].
После «Мозга армии» это произведение, вышедшее в 1929 году, вызвало в советских военных кругах новый фурор, а Сталин получил еще одно «карманное пособие». Если труд Б.М. Шапошникова объяснял, как готовиться к войне, то Владимир Кириакович объяснял, как эту самую войну следует вести. «Политики» в книге нет, это инструмент. Здесь впервые была документально оформлена идея «Глубокого прорыва». Наметки этой теории встречались и раньше, и у других авторов (в частности, у того же Тухачевского), но Триан-дафилов первым придал ей более-менее завершенный вид.
В статье «Военная наука» Большой советской энциклопедии говорится:
«В 20—30-х гг. 20 в. Создавались теории ведения войны, в которых учитывались возможности оснащения армий качественно новой, более эффективной военной техникой и замена человека машиной. Широкую известность в это время получили бурж. военн. теории «малой армии» (Дж. Фуллер, Лиддел-Гарт — в Великобритании, Х.Сект — в Германии) и «воздушной войны» (Дж. Дуэ — в Италии, Митчелл — в США).
…Крупным достижением советского военного искусства в годы предшествовавшие 2-й мировой войне, явилась разработка теории глубокой операции. Ее сущность заключалась в одновременном подавлении всей глубины обороны противника огнем артиллерии и ударами авиации, создании в ней бреши, через которую устремляются подвижные войска, чтобы не допустить ее закрытия подходящими резервами противника и развить наступление на всю оперативную глубину. Теория глубокой операции предусматривала несколько стадий ее ведения: прорыв совместными усилиями тактической обороны; развитие тактического успеха в оперативный путем ввода через созданную брешь массы танков и мотопехоты (которой в СССР не было. — С.З.) и механизированной конницы, а также путем высадки воздушных десантов; развитие оперативного успеха до полного разгрома группировки противника, избранной в качестве объекта операции, и занятие выгодного исходного положения для новой операции».
Факт сам по себе примечательный: ни одно государство мира в указанный период не вело разработку теорий наступательных операций подобного масштаба. Военная стратегия Франции (основного «вероятного противника» РККА), к примеру, сводилась исключительно к обороне и напоминала действия «либеро» — центрального футбольного защитника, чьей основной функцией являлось выбить мяч в поле подальше от своих ворот и вернуться на исходную ПОЗИЦИЮ. У Великобритании в мирное время, как мы знаем, не было не только наступательной стратегии, но и армии как таковой вообще. Теория «молниеносной войны» в Германии системно стала прорабатываться только с 1934 года. Во многом на нее повлияла опубликованная в том же году во Франции книга тогда еще полковника Шарля де Голля «Vers Larmee de metier», в которой теория блицкрига впервые была разложена по полочкам.
И дело даже не в факте военно-теоретических разработок, а в том, что к практическому применению своих теоретических выкладок большевики шли просто стремительными темпами. Как отмечалось выше, уже в 1932 году положения теории были закреплены «Инструкцией по ведению глубокого боя 1932 года», в 1933–1935 годах она была обкатана на многочисленных полигонах и учениях и в 1936 году стала практическим инструментом, готовым к применению в виде знаменитого временного Полевого устава (ПУ) 1936 года, того самого устава, основными положениями которого Коба собирался повалить Стамбул.
Это, кстати, еще один любопытный факт — время «массированных» теоретических разработок повсеместно завершается к середине 1930-х и со второй половины десятилетия начинается переход к их практическому претворению в жизнь в виде памяток, наставлений, инструкций, уставов и т. д.
Одно из распространенных заблуждений — отождествление «Теории глубокой операции» и германской теории «блицкрига».
«Данная концепция предусматривала массированное вторжение в боевые порядки противника колонн механизированных и бронетанковых войск (бронетанковые войска стали главной ударной силой позже, а до того предусматривалось вторжение конницы при поддержке танков и бронемашин. — С.З.) при непрерывной поддержке авиации и артиллерии, с одновременной высадкой воздушных десантов в стратегически важных районах его обороны. Главным вдохновителем этой теории был маршал Михаил Тухачевский. Ее наглядное воплощение — действия германских войск в 1939–1941 гг., так называемая «молниеносная война», «блицкриг» (типичная для россиян философия — мол, мы придумали гениальную идею, а у нас ее «украли». — С.З.) (Пауков Н. Те еще маскировщики/Кемпо, N91(23), 1995 г., с. 13).
В действительности, при кажущейся схожести, эти теории разнятся в корне.
Глубокая операция РККА базировалась на двух составляющих — на широком взломе фронта и вводе в прорыв подвижных соединений для его развития в глубину. Первая составляющая основывалась на опыте наступления Юго-Западного фронта 1916 года (так называемый «Брусиловский прорыв»). Идея тогдашнего командующего фронтом Брусилова заключалась в одновременном взломе фронта противника на всем его протяжении с тем, чтобы воспрепятствовать переброске вражеских резервов на какой-нибудь конкретный участок обороны.
