Габриэль-сатаноборец. Хроника времени папы Льва XIII - Иосиф Аронович Крывелев
Зал охнул. Таксиль затянул паузу, явно сам подавленный значительностью этого факта.
— Если говорить о документах, связанных с мисс Дианой Воган, то могу сообщить, что у меня имеется целый портфель совершенно неопровержимых материалов, официально засвидетельствованных.
И, обратившись лицом к тому месту, где сидел Баумгартен, прямо указывая на него пальцем, Таксиль своим звонким голосом закончил:
— Но вам, милостивый государь, я их не покажу, ибо вы чересчур любопытны. Вы не сознаете, сударь, какой вред вы причиняете, ставя публично свои вопросы. Мы не должны проявлять излишнюю нескромность, иначе мы подвергаем святую опасности. Комиссии из достойных доверия лиц я представлю все нужные доказательства, но не вам!!!
Эффектная концовка была увенчана неистовыми рукоплесканиями. Таксиль вернулся в ложу прессы, аплодисменты продолжались. Он встал со своего места, вытер платком пот со лба и многократно раскланялся во все стороны. Потом заседание было закрыто и вопрос о реальности мисс Дианы Воган, по видимости, был благополучно и положительно решен.
Общая и главная идея конгресса была сформулирована в конце его австрийским делегатом, тессинским регирунгспрезидентом советником А. Респини. Он заявил в своей речи:
— Как бы здесь ни говорили о масонах и что бы плохого ни говорили, всего этого мало, чтобы выразить наше действительное отношение к ним, чтобы правильно оценить всю мерзость их сущности и деяний…
Овация, которая последовала за этим, была почти такой же, как те, которые раздавались по адресу Таксиля. Долго гремели возгласы: «Эвива иль Тичино каттолико, эвива Респини!»
И все же по поводу сомнений, связанных с Дианой Воган, руководству конгресса пришлось сманеврировать. Было принято решение передать их рассмотрение специальной комиссии римского организационного комитета по подготовке конгресса.
19
После закрытия конгресса трентский архиепископ Валюсси устроил в своем дворце вечерний прием для немногих избранных. Конечно, на первом плане среди них был Таксиль; Марджиотта не удостоился этой чести.
В богатом номере фешенебельной гостиницы Таксиль дожидался, когда горничная принесет ему выглаженный фрак. Он ходил из угла в угол и с довольным видом потирал руки. На диване сидел Марджиотта и меланхолично сосал трубку.
— Понимаете ли вы, синьор Доменико, — говорил Таксиль, — как все сошло великолепно? Что вы скажете? Порка мадонна!
— А известен ли вам, Габриэль, смысл этого употребленного вами выражения?
— Еще бы! Свинья Мадонна. Распространенное итальянское ругательство.
— И вы можете так богохульствовать, отправляясь к благочестивому архиепископу в гости?
— Могу. Тем более что мы с вами вместе с благочестивым архиепископом целую неделю занимались богохульством. А на мой-то вопрос вы все-таки ответьте: здорово получилось?
— Да, — ответил Марджиотта. — Но еще лучше было бы, если б не было речи Грацфельдта, вопросов Баумгартена и той комиссии, которой предстоит сказать свое слово. И еще лучше, если бы меня тоже пригласили на ужин к архиепископу. Все-таки это свинство, не пригласить командора ордена Святого Гроба!
Таксиль расхохотался:
— Последнее, может быть, и правильно. Но я вам все расскажу, что там будет.
— Говорят, архиепископ — большой гурман. И вина у него хорошие.
— И съем за вас, и выпью все, что надо.
— Это утешительно. А что вы скажете относительно Грацфельдта и других?
— Великолепно, Доменико, — кричал радостно Таксиль и почти бегал по комнате. — Если бы не было шума, привкуса скандала, борьбы и драки, пусть словесной, у широкой публики скоро остыл бы интерес ко всем этим делам. А надо, чтобы она поволновалась, чтобы не утихали споры, чтобы будоражилось любопытство. Видно, что вы, синьор, не журналист, не понимаете вкуса сенсаций…
Принесли фрак, и Таксиль торжественно облачился в него. Он подошел к занимавшему полстены зеркалу и стал любоваться собой, не спеша поправляя галстук-бабочку, поворачиваясь к зеркалу то одним, то другим боком.
— Хорош бы святой из меня получился! Нимб мне был бы к лицу. Жаль, испорчу я им всю музыку…
Марджиотта напомнил:
— Не мешало бы поторопиться. Архиепископский фиакр давно уже ждет у подъезда.
— Подождет, — беспечно и весело ответил Таксиль. — Не каждый день архиепископу удается принимать короля мистификации и кандидата в святые!
Все, что было ранее известно Таксилю о кухне и хлебосольстве архиепископа Валюсси, померкло перед лицом того, что оказалось в действительности. Таксиль мог бы поклясться, что он никогда так вкусно и, следовательно, много не ел, чем в этот вечер, никогда не пил столько таких изысканных вин. За столом, кроме хозяина и Таксиля, сидели пять кардиналов, князь Левенштейн, некий испанский герцог. Шла непринужденная беседа, в ходе которой архиепископ, между прочими сюжетами, иногда нейтральными, иногда несколько рискованными и игривыми, затронул тему, которая должна была вернуть разговор в русло благолепия и чинности.
— Вот вы, — сказал он, обращаясь к Таксилю, — дорогой мой сын Габриэль, рассказали историю того, как некий благочестивый патер отдал свою жизнь за жизнь мисс Воган. Одна не менее поразительная история такого же рода связана с нашим святым отцом Львом XIII. Совсем недавно, несколько месяцев назад, группа монахинь-кармелиток была на аудиенции у папы. Одна из них, молодая сильная женщина, заявила папе, что она с радостью отдаст за него жизнь. Папа был растроган и от всего сердца благодарил ее за проявленные чувства. Через несколько дней святой отец заболел. Он очень страдал, но вдруг ему стало значительно легче и он буквально за полчаса выздоровел. Скоро стало известно, что в тот час, когда в состоянии папы произошел благотворный поворот, монашенка, предложившая свою жизнь, внезапно умерла.
Раздались восклицания удивления и благочестивого восторга. Один из кардиналов тонко улыбнулся:
— А нельзя ли представить себе, что господь наш независимо от жертвы монашенки счел нужным сохранить жизнь папы для новых, предстоящих ему славных дел?
— Да, — поспешил согласиться Валюсси, — пути его нам неведомы и намерения неисповедимы.
После того как программа была исчерпана и хлебосольный хозяин увидел, что его гости больше не в состоянии проглотить ни куска и ни капли, он встал из-за стола, что послужило сигналом и для них. Парами и поодиночке они стали прогуливаться по дворцовым апартаментам, присаживаться в креслах. Беседы приняли более интимный характер. Испанский герцог,
