Состояние Российской Империи - Жак Маржерет
Димитрий Иоаннович был в Туле — городе, удаленном от Москвы на сто шестьдесят верст, когда он получил известие о происшедшем, и поспешил отправить князя Василия Голицына, чтобы привести город к присяге. Вся знать вышла навстречу сказанному Димитрию к Туле. Наконец, двадцатого июня императрица — вдова покойного и его сын Федор Борисович были, как считают, удавлены, но был пущен слух, что они отравились. Дочь была оставлена под стражей, все другие родственники были сосланы кто куда. Покойный Борис Федорович был по просьбе вельмож вырыт в Архангельской церкви, месте погребения великих князей и императоров, захоронен в другой церкви[294].
Наконец, тридцатого июня Димитрий Иоаннович вступил /f. 39 v./ в город Москву; приехав туда, он поспешил отправить Мстиславского, Шуйского, Воротынского[295], Мосальского[296] и других за своей матерью, императрицей, которая находилась в монастыре за 600 верст от Москвы[297]. Димитрий отправился встречать ее за версту от города, и, после четверть-часовой беседы в присутствии всех дворян и жителей города, она взошла в карету, и Император Димитрий и вся знать окружили карету и пешком препроводили ее до императорского дворца, где она жила до тех пор, пока не был перестроен для нее монастырь, в котором похоронена Императрица — вдова Императора Федора, сестра Бориса. Наконец, в конце июля он короновался, что свершилось без больших торжеств, разве только весь путь от покоев до церкви Богоматери и оттуда до Архангельской был устлан алым сукном, а сверху золотой персидской парчой, по которой он шагал. Когда он вошел в сказанную церковь Богоматери, где его ждал Патриарх[298] со всем духовенством, то после молитв и других обрядов ему вынесли из сокровищницы корону, скипетр и золотое [державное] яблоко, которые были ему вручены. Затем, когда он выходил из сказанной церкви, направляясь в Архангельскую, по пути бросали мелкие золотые монеты, стоимостью в пол-экю, в экю и некоторые в два экю, отчеканенные для этого случая, так как в России совсем не делают золотых монет[299]; а из Архангельской он возвратился в свой Дворец, где /f. 40/ был накрыт стол для всех, кто мог усесться. Таков их обычай, соблюдаемый при коронации. Немного времени спустя князь Василий Шуйский был обвинен и изобличен в присутствии лиц, избранных из всех сословий, в преступлении оскорбления Величества[300] и приговорен Императором Димитрием Иоанновичем к отсечению головы, а два его брата отправлены в ссылку. Четыре дня спустя он был выведен на площадь, но когда голова его уже лежала на деревянной колоде в ожидании удара, явилось помилование, испрошенное Императрицей — матерью названного Димитрия, и одним поляком, по имени Бучинский[301], и другими. Тем не менее, он был отправлен в ссылку вместе с братьями, где он нисколько и не пробыл. Это было самой большой ошибкой, какую только мог допустить Император Димитрий, ибо стало причиной его гибели. Тем временем он спешно отправил Афанасия Ивановича Власьева[302] с посольством в Польшу, как считают, чтобы исполнить данное палатину Сандомирскому[303] секретное обещание, чтобы получить от него помощь при завоевании империи, жениться на его дочери[304], когда Богу будет угодно восстановить его на троне покойного отца Иоанна Васильевича. Афанасий приехал ко двору и провел переговоры так хорошо, что в Кракове была отпразднована свадьба, на которой лично присутствовал Польский король. В это время Император Димитрий велел навербовать иноземную гвардию, а именно отряд в сотню стрелков для охраны своей особы, которыми я имел честь командовать, и двести алебардьеров (чего /f. 40 v./ прежде не видывали в России). Он разрешил жениться всем тем, кто при Борисе не смел жениться: так, Мстиславский женился на двоюродной сестре матери указанного Императора Димитрия, который два дня подряд присутствовал на свадьбе. Василий Шуйский, будучи снова призван [из ссылки] и в столь же великой милости, как прежде, посватался уже к одной из этого же дома, его свадьба должна была праздноваться через месяц после свадьбы Императора. Словом, только и слышно было о свадьбах и радости ко всеобщему удовольствию, ибо он давал им понемногу распробовать, что такое свободная страна, управляемая милосердным государем. Каждый день или дважды в день он навещал Императрицу мать. Он вел себя иногда слишком запросто с вельможами, которые воспитаны и взращены в таком унижении и страхе, что без приказания почти не осмеливались говорить в присутствии своего Государя; хотя указанный Император умел иначе являть свое величие и могущество, достойное такому, как он, Государю, к тому же он был мудр, достаточно разумен, чтобы выступать в роли школьного учителя для всего своего Совета. И все же, начали проявляться какие-то тайные интриги, и был схвачен один секретарь или дьяк, пытанный в присутствии самого большого любимца Императора, Петра Федоровича Басманова, но не сознавшийся и не выдавший главаря этой интриги, кем был, как позднее стало известно, Василий Шуйский; и вышеназванный секретарь был отправлен в ссылку[305]. /f. 41/
Наконец императрица достигла границ России со своим отцом и братом, и своим зятем, по имени Вишневецкий[306], и многими другими вельможами. 20 апреля Михаил Игнатьевич Татищев[307], вельможа, пользовавшийся большим доверием Императора, был удален, впав в немилость за некие дерзкие слова,
