Марина Могильнер - Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства
Видоизменения внутреннего наполнения учебного процесса в православных коллегиумах, перемены в содержании курсов и их статуса можно заметить начиная с 1750–1770-х годов. Нововведения фиксируют начавшуюся переориентацию на иные образовательные парадигмы, которые воплощались в это же время в немецких протестантских университетах и гимназиях. Конечно, поиски нового можно заметить и ранее, не случайно исследователи философских курсов Киево-Могилянской академии обратили внимание на то, что отказ от схоластического аристотелизма в преподавании философии, конечно, не произошел в одночасье[260]. Нужно обязательно отметить, что и сама иезуитская философия развивалась, и в XVІІІ веке в ней прослеживаются «картезианские и вольфианские элементы»[261].
Трудности реконструкции содержательной стороны учебного процесса в православных коллегиумах (и семинариях) Российской империи XVІІІ века обусловлены также тем, что объем и глубину учебных курсов (пособия и книги, на которые ориентировались преподаватели) нужно устанавливать в каждом отдельном случае. Постановка учебного процесса зависела от многих факторов (материальных возможностей школы, инициатив руководства коллегиумов, профессоров, наличия тех или иных учебных книг и т. п.). Попытки регламентировать учебный план на протяжении всего XVІІІ века оставались на уровне пожеланий и рекомендаций, а унифицированные учебные программы появились в Российской империи только в ходе реализации реформы духовных учебных заведений 1808 года. Это обусловливает круг источников, которые могут быть привлечены для выявления и исследования образовательных программ православных коллегиумов второй половины XVІІІ века. Для первой половины века при реконструкции содержания обучения решающее значение имеют рукописные курсы лекций (немало их было привезено из иезуитских коллегиумов). Но во второй половине века преподавание в коллегиумах велось по учебным пособиям, печатавшимся в ряде европейских университетских центров и в типографии Московского университета, а также по печатным трудам европейских ученых. Установить круг всех печатных пособий, которые использовали в коллегиумах, достаточно сложно. При отсутствии учебных программ привлечение того или иного пособия обусловливалось взглядами епархиального и коллегиумского начальства, зависело от их усилий по поиску и приобретению книг.
Решить данную исследовательскую задачу возможно через обращение к нескольким разновидностям делопроизводственной документации[262]. Прежде всего, это инструкции для преподавателей, которые исходили от епископов, уточнялись ректорами, но, поскольку их сохранилось немного, следует дополнять информацию сведениями из отчетов преподавателей, в которых указывались учебные пособия и объем пройденного материала. Среди делопроизводственной документации настоящими находками стали реестры книг, закупленных коллегиумами специально для учебных целей. В воспоминаниях бывших студентов и преподавателей также иногда указывались пособия, по которым учились и учили (хотя студенты нередко сообщали имена авторов и названия с искажениями). Особо стоит остановиться на проблеме привлечения реестров (каталогов) библиотек православных коллегиумов как источников для реконструкции реальных учебных практик. Эти перечни книг, на наш взгляд, не следует автоматически зачислять в список учебных, как это нередко делают исследователи, приводя длинные ряды названий, попавших в библиотеку при разных обстоятельствах и в разное время. В данном случае реестры библиотек[263] привлекались к работе для подтверждения наличия определенных книг в коллегиумах, их атрибуции. Использовались также записи о выдаче книг студентам, которые делались в конце реестров книг. Иначе дело обстоит с реестрами собственных книг некоторых преподавателей коллегиумов, при анализе которых учитывались курсы, читаемые этим преподавателем. Источниками изучения стали также переводы книг, сделанные преподавателями и учениками коллегиумов в учебных целях. В данной статье акцент делается на «основных» учебных пособиях по разным дисциплинам исходя из того, что так их трактовало руководство коллегиумов и преподаватели.
Говоря о переменах в содержании учебного процесса в православных коллегиумах, еще раз подчеркнем, что количество классов и порядок их прохождения оставались неизменными. Поэтому будем рассматривать изменения, начиная с низших грамматических классов (в которых изучали латынь, церковнославянский, немецкий, французский, польский, некоторые другие дисциплины), восходя к высшим классам.
Если в первой половине века латинский язык изучали исключительно по пособиям иезуита Эммануила Альвара, то с 1760-х годов от них отказались в пользу пособий Кристофа Целлария (Christoph Cellarius), филолога, профессора элоквенции и истории университета в Галле[264] (например, в инструкции Самуила Миславского[265], которую он дал ректору Харьковского коллегиума в 1769 году, указывалось на необходимость такой замены[266]). Коллегиумы закупали пособие К. Целлария большими партиями (в 1774 году Переяславский коллегиум купил 140 экземпляров[267]), оно регулярно значилось среди книг, которые брали штудировать студенты[268]. Для выполнения грамматических упражнений при изучении латыни начали привлекать и так называемые Лангиевы разговоры[269]. На самом деле пособие называлось «Школьные разговоры», оно было создано в учебных целях профессором богословия в Галле Иоганном Иоахимом Ланге (Johann Joachim Lange)[270].
Во всех православных коллегиумах предпринимались большие усилия для организации изучения немецкого языка, и в документации часто встречается информация о покупках большого количества немецких грамматик. При этом авторство пособий установить нелегко, лишь в отдельных случаях такого рода упоминания встречаются в воспоминаниях бывших студентов[271]. Некоторые из них отмечали, что учились по грамматике Франца Голтергофа (Franz Holterhof), доктора теологии из Галле[272], а также Иоганна Кристофа Готтшеда (Johann Christoph Gottsched)[273], профессора Лейпцигского университета, который не только был известным философом, но и оказал влияние на становление норм немецкого литературного языка. Говоря об изучении языков, следует отметить, что в литературе упоминалось о раннем (по сравнению с другими учебными заведениями империи) начале изучения немецкого языка в коллегиумах, особенно Харьковском (с 1740 года), о приглашениях преподавателей из-за границы (их имена не были установлены)[274]. Наши поиски дали имена первых преподавателей: «господин Бонеберг», «магистр Готфрид Юнгиус», «господин Герц»[275]. Их приглашение мотивировалось именно высоким уровнем полученного образования. В начале 1780-х годов в том же коллегиуме преподавал немецкий язык Карл-Иоганн Феген, который позже перешел в Киево-Могилянскую академию[276]. Остановившись на этих примерах, отметим, что иностранцы-преподаватели привлекались в коллегиумы прежде всего для преподавания языков (это касается и французского). Кстати, в большинстве семинарий Российской империи преподавание немецкого и французского языков станет регулярным только в конце XVIII века[277].
Преподавание математики в коллегиумах велось по нескольким пособиям арифметики, геометрии и тригонометрии Д. Аничкова[278], который выступил переводчиком работ выдающегося немецкого математика, физика, астронома Иоганна-Фридриха Вейдлера (Johann Friedrich Weidler), преподавателя Виттенбергского университета. Эти издания коллегиумы закупали десятками экземпляров[279]. Яков Толмачев[280] вспоминал, что, будучи учителем, готовился к занятиям в Харьковском коллегиуме по полному курсу Вейдлера на латинском языке[281]. Ориентация на эти пособия выступает важным свидетельством приобретения арифметикой статуса одной из дисциплин курса «новой» гимназии начала ХІХ века, о процессах перемещения элементарной математики из курса философии в низшие классы гимназий.
Хотя статус поэтики и риторики как нормативных дисциплин оставался неизменным до конца XVIII века, в этих курсах наблюдаются новые акценты и отход от традиционных дефиниций[282]. Во второй половине века происходил постепенный отказ от традиций и авторов, которых изучали в иезуитских коллегиумах. Основным стало пособие Иоганна Фридриха Бурга (Johann Friedrich Burg) «Основы риторики»[283]. Автор был известным теологом середины XVІІІ века, учился в Лейпцигском университете. Это пособие значится и в инструкциях, и в отчетах преподавателей[284], а также встречается в воспоминаниях[285]. По этому пособию, много раз переиздававшемуся, учились во многих семинариях Российской империи в начале XIX века вплоть до конца 1830-х годов[286]. В коллегиумах оно было положено в основу преподавания уже в 1770-е годы, через несколько лет после первой публикации. Ученики коллегиума вспоминали, что на занятиях штудировали и «Геснеров лексикон»[287]. Этот лексикон составил Иоганн Матиас Геснер (Johann Matthias Gesner)[288], профессор элоквенции Геттингенского университета, основатель Филологической семинарии, который, как отмечали исследователи, отбросил старогуманистический подражательный метод и ввел новогуманистический, согласно которому классики были материалом для эстетико-литературного и исторического образования[289]. Эти лексиконы все православные коллегиумы закупали десятками[290], и в реестрах библиотек значится огромное количество экземпляров. Упомянув о покупках книг коллегиумами, подчеркнем, что речь идет не о централизованных закупках (такой системы в Российской империи еще не существовало), а о местной инициативе ректоров, епископов, преподавателей. К этому времени относятся многочисленные факты изданий переводов учебных и научных книг (в империи или по заказу за границей). Однако эти факты нельзя автоматически считать подтверждением наличия книг в учебных заведениях, тем более их использования в учебном процессе (и тиражи изданий были мизерными)[291]. К сожалению, такие перечни нередко становятся основой для ошибочной практики механического «записывания» всех изданий в качестве учебных пособий коллегиумов или семинарий, что искажает реальную картину учебного процесса.
