Николай Иванов - Операцию «Шторм» начать раньше…

— До тридцать пятого градуса широты, — вновь уточнил Виктор Константинович, и на этот раз геолог замолчал: хотите — докладывайте сами.

Симоненко уловил настроение, кивнул Михаилу Александровичу:

— Рассказывайте, рассказывайте, Виктору Константиновичу по долгу службы следует знать некоторые частности, а нам нужна и общая картина.

Принесли чай, горячий, с танцующим по поверхности паром. Каждый сделал несколько осторожных глотков, и все дружно отставили стаканы — пусть остынет.

— К моменту начала работ мы уже знали, что в Афганистане имеются каменная соль, уголь, лазурит, железо, мелкие россыпи золота, рубиновые копи, изумруды, медь, ну и нефть и газ соответственно, — продолжал геолог. — Работали мы чуть меньше западников, ведь у нас были преимущественно горы, рано ложился снег. Но накануне семидесятых годов афганский департамент геологоразведочных работ стал приглашать нас на некоторые оценочные работы на юг.

— Разрешите, — на этот раз деликатно вступил в разговор Виктор Константинович. — К этому времени к афганцам просочились сведения, что американцы и немцы обнаружили и скрыли от афганского правительства залежи радиоактивных минералов. Это вот здесь, севернее Кандагара. Японцы и французы нашли урановую руду под Лашкаргахом, десятки точек. И тоже была попытка утаить это от правительства.

— Каково содержание урановых руд в Афганистане? — посмотрел Симоненко вновь на Михаила Александровича.

— В Афганистане она самая обогащенная в том регионе — до пяти — десяти процентов. А так обычно десятые доли процента.

— Как вы думаете, могли там производиться разработки?

— Думаю, вряд ли. Хотя опробование точек конечно же могло быть, — уловив наконец, что больше интересует ЦК в геологии и Афганистане, стал более конкретен и Михаил Александрович. — Могу добавить, что на экспорт Афганистан отправляет асбест, лазурит — по пяти шести тонн в год, не больше…

— Куда?

— В Америку и ФРГ. Затем берилл…

— Это для чего?

— Для ракетостроения, самолетостроения. Мы раньше не имели технологии работы с ним, поэтому все эти годы берилл поставлялся только в США.

— Еще добавление, — попросил представитель КГБ. — Со времен второй мировой войны Америка на 90–99 процентов пополняет свои запасы хрома, берилла, слюды и марганца за счет импорта, и в большой степени афганского. Основное внимание в последние годы американцы уделяли в стране поиску нефти и урана.

— Ясно. А чем расплачивается Афганистан с нами?

— Газом, — виновато развел руками Михаил Александрович: газ, конечно, совсем не звучал рядом с хромом, ураном, бериллом. — Просто газ окупается в течение года, и наши южные республики существенно улучшили свое снабжение газом именно за счет Афганистана.

— Ну, допустим, не за счет, — поправил впервые Симоненко. — Наши изыскные работы, как я понял, дали Афганистану многое.

— Конечно. Не говоря уже о месторождениях, которые мы полностью отдаем им, мы, собственно, подготовили для страны и первых специалистов. Например, если раньше с нашими геологами ходило два-три афганца-стажера, то теперь все наоборот: в афганской партии находится всего два-три наших специалиста. В этом году появились первые кандидаты наук по нашему профилю среди афганцев. Это ли не достижение? Конечно, кто-то искал себе в Афганистане выгоду, — вернулся Михаил Александрович к соотношению афганского экспорта в Америку и СССР, — но зато мы просто честно выполняли то, о чем просило нас афганское правительство. Честно и добросовестно, и никто никогда не упрекнет советских геологов за это.

— Много сейчас там наших специалистов, Михаил Александрович? — сдерживая эмоции геолога, вновь вернул в спокойное русло разговор Симоненко.

— Да, много. Знаете, в Афганистане, куда ни пойдешь, что-нибудь да найдешь. Ориентация у афганцев на нас полная. Не поверите, но в иных местах наших геологов встречают лучше, чем в некоторых районах нашей Средней Азии. Честное слово! Поесть, заночевать, достать лошадей — это никогда не было для нас проблемой. Ночевали подчас в мечетях — святынях, можно сказать, мусульманских. Первый вечер и утро местные власти кормили всегда как лучшего гостя, и только бесплатно. О, Афганистан — это прекрасно!

— Ну что же, — вернулся на свое место Симоненко. — Кое-что вы для меня прояснили. Доклад и справки свои вы мне оставите, — протянул он руку за листочками, которые гости вытащили из своих папок. — Да, совсем забыли про чай. Вера Васильевна, ради Бога, пусть Лена принесет нам еще чайку, а то этот остыл…

Заплатин хотел уже вылезти из машины, когда прервалась музыка в хрипящем радиоприемнике и водитель с переводчиком разом прильнули к нему, вслушиваясь в сообщение диктора. Он вынужден был толкнуть старшего лейтенанта — не забывай переводить, и тот запоздало кивнул. Неделю назад Василий Петрович убрал от себя Диму, прежнего переводчика, узнав, что тот отчитывается перед представителем КГБ о всех встречах Заплатина и его беседах, причем не только с афганцами, но и со своими товарищами. А он, глупый, еще удивлялся, откуда у представителей особого отдела полная информированность о его делах. Заметив, что Дима после каждой встречи под любым предлогом хоть на несколько минут, но исчезает в комнате особистов, вызвал его и приказал собирать вещи. Слежка возмутила, выбила из колеи: неужели и в наше время еще существует подобное? То, что необходимо, он сам доложит куда следует, а иметь под боком человека, который следит за каждым шагом и каждым словом — увольте! А если нет доверия, он уедет в Союз тут же.

— Да ничего не рассказывал, зачем поднимать шум, — после того как он выставил из кабинета переводчика, прибежал особист. Но это лишний раз подтвердило, что именно к ним прокладывал дорожку Дима. — Хотите, поменяйте его, берите любого другого на выбор.

— И что, любой точно так же будет вас информировать?

— Василий Петрович, мы выполняем здесь каждый свои задачи. Вам нужен переводчик или вы сумеете обойтись без него? — наконец прямо поставил вопрос особист.

Спросил, прекрасно зная, что не обойдется. И вот теперь идет притирка Заплатина с новым переводчиком.

— Ну, что там? — поторопил Заплатин. — О пленуме?

— Да, сейчас, — отозвался старший лейтенант.

О сегодняшнем пленуме ЦК НДПА знали немногие, но ели решили передавать по радио сообщение о его работе, значит, он уже закончился.

— Значит, так, — устраиваясь поудобнее, начал переводчик. — Идет информационное сообщение о пленуме. Семь членов ЦК и два члена Ревсовета — Бабрак, Кештманд, Нур, Анахита и другие, всех не запомнил, которые принимали активное участие в предательском заговоре… — В этом месте переводчик догнал диктора и начал переводить синхронно: —…против Великой Апрельской революции, против ДРА и против нашей славной партии, из которых шестеро не вернулись на родину, с тем чтобы дать отчет о своих делах, исключены из НДПА.

Сделал паузу диктор, перевел дыхание переводчик. Вновь сначала вслушался в текст, зазвучавший в эфире, потом начал перевод:

— Четыре члена ЦК, фамилии все незнакомые, которые тоже причастны к этому заговору, на данном этапе исключаются из состава ЦК и переводятся в кандидаты в члены партии, с тем чтобы они могли бы перевоспитаться на основе критики и самокритики… — Послушав еще немного, сообщил: — Через несколько минут будут передавать текст выступления Тараки на пленуме.

Ну что ж, и без речи Тараки итог ясен. Значит, удар по «Парчам» нанесен под самый корень. Тут уж приходится думать, для блага ли это самой партии, да и страны в целом? Что выиграет, что потеряет Тараки после этого пленума?

— Я буду у главного военного советника, там у него и послушаю продолжение. А вы на сегодня свободны, — отпустил машину Заплатин.

Глава 11

С 1978 годом Афганистан прощался сравнительно спокойно. Собственно, это был и не его праздник: по календарю лунной хиджры мусульманин вступает в новый год — Навруз — в середине марта. Но в Кабуле к этому времени собралось такое число советских специалистов и советников, что афганцы тоже почувствовали 31 декабря праздником. Их приглашали в гости, и они с радостью соглашались, образно говоря, дважды ступить в одну и ту же воду.

Но как легко мы расстаемся с уходящим годом! Словно был он или страшной обузой, или пролетел так быстро, что и вспомнить, помянуть добрым словом его жаль времени. Счастья — в новом году, здоровья и успехов — в новом. Новый год как заклинание от всех напастей и бед. Пьем за новый год, говорим о нем, думаем, мечтаем… А нам бы плакать по уходящему, в первую очередь потому хотя бы, что это уходит часть жизни. Уходят 365 дней, в каждом из которых опять-таки целых 24 часа. А сколько раз порой не хватает нам всего одной минуты! Одной! Для счастья, для удачи, для предотвращения трагедии. Нет же — за новый год. Наверное, многое в нашей жизни и не получается именно потому, что наступающий год, еще ничего не сделавший, принимает в свою честь столько здравиц и восхвалений, что большую часть своего времени просто почивает на этих незаслуженных лаврах. А ведь только уважая вчерашнее, можно чего-то добиться завтра. Даже прийти в завтрашний день нельзя, минуя сегодняшний.