Натан Натанов - Путешествие в страну летописей
Святополк и Владимир Мономах держат военный совет.
«Разумные мужи, Ян и прочие» примкнули к совету Владимира не переходить реку. «Киевляне же не приняли этого совета, и победили половцы».
Киевляне — это, конечно, князь Святополк и его младшая дружина.
Нестор, понятно, смягчает прямые, грубые рассказы воина: приходится дипломатически обходить наиболее резкие выражения по адресу Святополка. От Яна в летописи не только звон оружия, но и эхо больших споров: столкновения отцов и детей, новых порядков и древних традиций.
Но это еще не все. Сейчас, 9 веков спустя, слышен также Янев рассказ о своих предках. Очень интересных предках.
1043 год. «Послал Ярослав сына своего на греков и дал ему воинов много, а воеводство поручил Вышате, отцу Яна»…
И отец Яна — знаменитый военачальник! Но легко заметить, что приведенные строки записаны позже, когда сына знали куда лучше отца. Иначе не было бы такого пояснения: «Вышата, отец Яна».
Открывается также имя Янева деда.
1064 год. «Бежал Ростислав Владимирович в Тьмутаракань, и с ним бежали Порей и Вышата, сын Остромира, воеводы Новгородского».
Остромир — знакомое имя. Древнейшая из существующих русских книг — «Остромирово евангелие» (1057) была, как известно, изготовлена для Остромира, посадника новгородского. Значит, знатный род, из которого происходил Ян, — новгородский…
Удалось найти и более дальних предков: отцом Остромира был Константин Добрынин, также новгородский посадник, помогавший Ярославу Мудрому в борьбе за власть, а потом с князем не поладивший и угодивший в темницу.
Прапрадед Яна особенно знаменит. «И приходится Добрыня дядей великому князю Владимиру. Отец же его — Малк Любечанин».
Но Малк Любечанин в летописях и преданиях был известен еще под другим именем: Никита Залешанин, сын же его — Добрыня Никитич! Значит, былинный богатырь, один из главных сподвижников Владимира Красное Солнышко, — не кто иной, как прямой предок Яна Вышатича!
Но и это еще не все! Отцом Малка, дедом Добрыни и, стало быть, прапрадедом Яна был, по-видимому, знаменитый Свенельд, воевода первых князей — Игоря и Святослава.
Значит, Ян — потомок одного из древнейших и знатнейших дружинных родов. Больше полутора веков эта семья играла видную политическую роль и даже породнилась с князьями (Добрыня — дядя Владимира!).
В таких родах особенно бережно хранят и передают из поколения в поколение семейные предания, «устную летопись». Воспоминания Яна про своих предков — для летописца сущий клад. В этих рассказах — легенды и точные подробности, шутки и выдуманные речи, характеры и поступки людей недавнего и далекого прошлого.
Скорее всего, благодаря Яну попали в летопись такие отрывки.
946 год. «Святослав бросил копье в древлян, и копье пронеслось между ушей коня и ударило ему в ноги, ибо был Святослав еще ребенок. И сказали Свенельд и Асмуд: «Князь уже начал, последуем, дружина, за князем».
Читатель летописи, конечно, поймет, что подлинные предводители войска — Свенельд (один из предков!) и Асмуд, Они — главная опора князя, бывалые рубаки, которые даже подтрунивают над мальчиком («князь уже начал»).
971 год. «И сказал Святославу воевода отца его Свенельд: «Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги». И не послушал его, и пошел в ладьях… И напал на него князь печенежский, и убили Святослава»…
Князь не слушается «разумного мужа» и гибнет: как похоже на описание событий 1093 года, когда «Святополк не слушается «Яна и прочих»!
Так же, как Свенельд, Добрыня — первый советник и опора князя Владимира.
А вот что говорится в летописи о Константине Добрынине.
1018 год. Когда Ярослав, разбитый своими врагами, прибежал в Новгород и хотел скрыться за море, то посадник Константин Добрынин с новгородцами разрубили ладьи Ярославовы, говоря: «Хотим и еще биться».
После этого они побеждают и возводят Ярослава на киевский престол.
Опять советник умнее повелителя: Яну Вышатичу это, разумеется, очень приятно…
Многое в «Повести временных лет» от Яна Вышатича. Были, конечно, и другие интересные люди, за которыми записывал Нестор: воины, странники, сказители. «Может быть, существовали певцы, которых не только песнопения, но сами имена потеряны», — писал 100 лет назад историк Галахов. «Богатырские сказки многих песнотворцев исчезли в пространстве семи-восьми столетий», — сетовал Н. М. Карамзин.
Прощаясь с Нестором
Можно как будто и закончить наше повествование о Несторе и летописи. Ясно, что известно, и ясно, что неведомо.
Пройдем в последний раз по летописным полям… Здесь, поднимая и переворачивая пласты веков, искал и находил великий Шахматов.
Все ли вспахано?
Вот знакомые строки.
1044 год. «…В тот год сел на столе в Полоцке Всеслав, которого мать родила с помощью волхвования. Когда мать родила его, у него на голове оказалось язвено (язва). Волхвы же сказали матери его: «То язвено навяжи на него, пусть носит его до конца дней своих», и носит его Всеслав до сего дня: потому и не милостив на кровопролитие».
На первый взгляд, ничего особенного. Ясно, что запись сделана при жизни Всеслава («носит… до сего дня»).
Но ведь «князь-оборотень», как точно сообщает летопись, скончался 14 апреля 1101 года, а Нестор работал позже этого события!
Значит, эти строки не принадлежат Нестору и тем более — ни Сильвестру, ни Мстиславу. Кому же?
А откуда мог Нестор знать, что князь Всеволод вышел навстречу половцам точно 2 февраля 1061 года? Будущий летописец был тогда не старше десяти лет. Ян Вышатич? Но ни он, ни его родичи дневников не вели. Иначе в их рассказах сохранились бы точные даты. К тому же Ян и Вышата в те годы служили далеко от Киева.
Кто записал, что в 1029 году «мирно было»?
Итак, 9 глав этой книги убеждали читателя, что Нестор — первый русский летописец. Но в самом конце его извещают: первым русским летописцем Нестор не был!
Эпилог
Неожиданное восклицание, завершившее последнюю главу, вероятно, привело в немалое смущение читателя, уже предвкушавшего давно заслуженный отдых после длительных летописных странствий: неужели конец нашего повествования грозит превратиться в начало нового? Но поспешим читателя успокоить: мы лишь заглянем в непройденные нами части громадного мира летописей…
* * *«Из «Повести временных лет» можно, вероятно, выделить «Повесть древних лет», но это было бы, скорее, дело художественное, чем ученое…» Эти слова сказаны около 100 лет назад известным историком Н. И. Костомаровым. Они свидетельствуют о том, что некоторые специалисты уже давно допускали существование какого-то «донесторового» летописания («Повесть древних лет»), но поиски его считали делом безнадежным или, как заметил не без усмешки Костомаров, «скорее, делом художественным». Но прошло всего несколько десятилетий, и «дело ученое» было сделано. Наука проникла наконец в таинственную и совершенно не исследованную область такого древнего летописания, о котором до тех пор и думать не решились.
Геологам известно, что древнейшие пласты, относящиеся к ранней истории земли, выходят кое-где на самую поверхность, открыто предъявляя свидетельства о давно прошедших событиях и исчезнувших обитателях планеты.
Подобное случается также в мире старых книг и летописей. Внимательно изучая их, можно вдруг натолкнуться на «древнейшие слои» — тексты давно погибших рукописей, неведомо как забредшие на страницы книг, созданных в более поздние века.
Но не каждому откроются замаскированные памятники минувшего: сотни лет ученые равнодушно расхаживали по интереснейшим отложениям геологических эпох, о том даже не подозревая. Так же и многие поколения филологов и историков пробегали глазами по строчкам древнейших «пластов», не замечая их.
А «геолог», который первым обнаруживает в летописи невидимые слои, — это все тот же великий разгадчик Алексей Александрович Шахматов.
«Выход древних пород» он открывает на сей раз у берегов Волхова, в Великом Новгороде.
Новгородская республика, конечно, вела свои летописи. Они дошли до наших дней в довольно большом количестве. В их числе находится и так называемая Новгородская первая летопись, составленная около 1435 года. Она подробно рассказывает о главных событиях в Новгороде в течение ряда веков. Однако на первых нескольких десятках листов наряду с новгородскими встречается немало киевских известий: походы первых князей на Царьград, крещение Руси и много других записей, уже знакомых нам по «Повести временных лет». Можно подумать, что какой-то новгородский монах получил из Киева список Несторовой летописи и, как водилось, поместил ее текст перед своим.
Однако начало Новгородской летописи совсем не такое, как в Лаврентьевском, Ипатьевском и других знакомых нам списках.
