Леонид Наумов - «Кровавый карлик» против Вождя народов. Заговор Ежова
Выше среднего предлагали провести репрессии руководители:
Берман Б. Д. (Белоруссия — 0,25 %), Реденс С. Ф. (Московская обл. — 0,35 %), Ломоносов В. Г. (Дагестан — 0,31 %), Дерибас Т. Д. (Дальневосточный край — 0,28 %), Миронов С. Н. (Западно-Сибирский край — 0,4 %), Люшков Д. Г. (Азово-Черноморский край — 0,24 %), Буллах П. Ф. (Орджоникидзевский край — 0,38 %), Дмитриев Д. М. (Свердловская область — 0,28 %), Успенский А. И. (Оренбургская область — 0,31 %), Блат И. М. (Челябинская область — 0,31 %).
Совещание в июле: «северокавказцы» и «латыши».
16–17 июля 1937 года в Москве прошло совещание, посвященное обсуждению деталей предстоящей операции. На совещании «Ежов стал называть приблизительные цифры предполагаемого наличия врагов народа, по краям и областям, которые подлежат аресту и уничтожению. (Это была первая наметка спускаемых впоследствии — с середины 1937 года — официальных лимитов в определенных цифрах на каждую область. — Л.Н.) Услышав эти цифры, — рассказывал Стырне, — все присутствующие так и обмерли. На совещании присутствовали в большинстве старые опытные чекисты, располагавшие прекрасной агентурой и отлично знавшие действительное положение вещей. Они не могли верить в реальность и какую-либо обоснованность названных цифр (выделено мной. — Л.Н.).
— Вы никогда не должны забывать, — напомнил в конце своего выступления Ежов, — что я не только наркомвнудел, но и секретарь ЦК. Товарищ Сталин оказал мне доверие и предоставил все необходимые полномочия. Так что отсюда и сделайте для себя соответствующие выводы.
Когда Ежов закончил свое выступление, в зале воцарилась мертвая тишина. Все застыли на своих местах, не зная, как реагировать на подобные предложения и угрозы Ежова.
Вдруг со своего места встал полномочный представитель УНКВД Омской области, старейший контрразведчик, ученик Дзержинского и мужественный большевик Салынь.
— Заявляю со всей ответственностью, — спокойно и решительно сказал Салынь, — что в Омской области не имеется подобного количества врагов народа и троцкистов. И вообще считаю совершенно недопустимым заранее намечать количество людей, подлежащих аресту и расстрелу.
— Вот первый враг, который сам себя выявил! — резко оборвав Салыня, крикнул Ежов. И тут же вызвал коменданта, приказав арестовать Салыня.
Остальные участники совещания были совершенно подавлены всем происшедшим, и более никто не посмел возразить Ежову.
Рассказывая нам об этом, Стырне никак не комментировал приведенных фактов и старался сделать вид, что совещание прошло на должном уровне и вообще все идет так, как и следовало ожидать. Но и я, и Добродицкий (заместитель Стырне. — Л.Н.) отлично понимали, что он переживает арест своего соотечественника (Салынь по национальности был латыш), соратника по работе в КРО и близкого друга как трагедию» [72, с. 42].
Действительно, пример начальника УНКВД Омской области Салыня очень яркий, но не очень типичный.
Приведу пример с видным чистильщиком С. Реденсом, который, кстати, часто фигурирует в воспоминаниях Шрейдера как пример «честного» чекиста: «Перед началом этой операции было созвано совещание наркомов, начальников областных и краевых управлений НКВД, которое было в июле 1937 года…
Были установлены лимиты для каждой области, надо сказать, что все это делалось наспех, без какого-то ни было учета, без подготовки… Никто даже приблизительно не мог сказать, какой же размер лимитов необходим для каждой области… Для Московской области цифра была определена на первую категорию 6000 и вторую — 30 000 (в то время еще не выделены Рязанская и Тульская области). По другим областям определял цифры Фриновский, и надо сказать, что определял он лимиты при полном отсутствии каких-либо данных, которыми можно было бы объяснить, почему та или иная область получила данную величину лимита…»
Реденс считает, что кулацкая операция началась после польской. Конечно, его подводит память или это неточность протокола. Однако важна не эта деталь. Важно другое — речь идет, конечно, о том же самом совещании, и, оказывается, Фриновский «определял… лимиты при полном отсутствии каких-либо данных, которыми можно было бы объяснить, почему та или иная область получила данную величину лимита…» [74, с. 501].
Вот одно мнение, которое высказывали «старые опытные чекисты, располагавшие прекрасной агентурой и отлично знавшие действительное положение вещей. Они не могли верить в реальность и какую-либо обоснованность названных цифр». Шрейдера не было на том совещании (от Иванова приехал Стырне), но он думал, видимо, так же.
Однако, если посмотреть внимательно на таблицу утверждения Центром в июле 1937 г. запросов с мест о контрольных цифрах по кулацкой операции, не может не возникнуть сомнения в искренности Реденса! УНКВД области предложил расстрелять 8500, а Фриновский уменьшил эту цифру до 5000 — это и было, по мнению Реденса, «необоснованно»?
Это наблюдение заставляет внимательнее присмотреться к тому, что должны были думать руководители НКВД на том совещании в июле 1937 года. Действительно, некоторым из них лимит был повышен по сравнению с запросом.
Кто это? Начнем сразу с того, что эти руководители явно делятся на две группы: те, кто в своем регионе давно «владеет оперативной информацией и прекрасно знает истинное положение дел», и те, кто переведен сюда совсем недавно. Так, «северокавказец» Раев в УНКВД Сталинградской области с апреля 1937 года, Агранов служил в Саратове с мая 1937 г., Аустрин в Кирове только с июня 1937-го, Павлов руководил НКВД в Крыму с 29 июня, Симановский в Курске с июня 1937 года, Лаврушин в Горьком с мая 1937 года, Успенский в Оренбурге и Берман в Белоруссии с марта 1937 года, Попашенко в Куйбышеве и Вейзагер в Мордовии с января 1937 года. Конечно, есть впечатление, что они не вполне успели освоить оперативную информацию региону. Дмитриев в Свердловске и Люшков в Ростове, Дементьев в Чечне с лета 1936 года — тоже не очень давно. Реденс, Дерибас, Загвоздин, Буллах, Антонов-Грицюк, Карачаров, Ломоносов, Гоглидзе, Мугдуси, Залин, Салынь, Стырне, Тениссон, Шленов в своих регионах относительно давно, с начала 30-х и раньше.
Заметно (в разы, особенно по 1-й категории) лимиты повысили следующим руководителям:
наркому НКВД Грузии комиссару 2-го ранга ГОГЛИДЗЕ СЕРГЕЮ АРСЕНЬЕВИЧУ;
комиссару ГБ 1-го ранга АГРАНОВУ ЯКОВУ САУЛОВИЧУ, до лета 1937 г. начальник ГУГБ, затем переведен начальником УНКВД Саратовской области (явное понижение!);
комиссару ГБ 3-го ранга СТЫРНЕ ВЛАДИМИРУ АНДРЕЕВИЧУ, руководителю УНКВД Ивановской области;
старшему майору ГБ АУСТРИНУ РУДОЛЬФУ ИВАНОВИЧУ, руководителю УНКВ Кировской области;
старшему майору САЛЫНЮ ЭДУАРДУ ПЕТРОВИЧУ, руководителю УНКВД Омской области;
майору ГБ ТЕНИССОНУ КАРЛУ ЯКОВЛЕВИЧУ, наркому НКВД Карелии.
Очень может быть, что среди этих людей были те, кто сочувствовал Салыню. Сочувствовал, потому что не понимал, как запрос в 86 человек (12 по 1-й категории и 74 по 2-й категории) мог трансформироваться в 1000 (300 по 1-й категории и 700 по 2-й категории)[11]. Сочувствовал потому, что чувствовал, что карьера идет под откос, как у Агранова и Аустрина. А может быть, дело в этнической и клановой солидарности латышей — Аустрина, Салыня, Стырне и Тениссона. По крайней мере, так можно понять воспоминания Шрейдера: «Но и я отлично понимал, что он переживает арест своего соотечественника (Салынь по национальности был латыш), соратника по работе в КРО и близкого друга как трагедию».
Так или иначе, вероятно, что Ежов столкнулся на конференции с их скрытой оппозицией, но надо помнить, что среди тех, кому лимит повысили, был и Гоглидзе, только что награжденный орденом Ленина.
Зато намного больше было тех, кому, как и Реденсу, лимит понизили. Для начала следует вспомнить, что уменьшили лимиты тем, кто предложил цифры выше среднего.
Миронов, Буллах, Лаврушин, Ломоносов, Попашенко, Дементьев, Антонов-Грицюк — «северокавказцы», что тоже, видимо, не случайное совпадение — именно они предлагали цифры выше среднего. Обратим внимание, что среди тех, кому лимиты повысили, «северокавказцев» почти нет совсем.
Иными словами, на совещании в июле стало видно размежевание в чекистском руководстве на тех, кто не видел смысла в разворачивании массовых операций, и тех, кто отнесся к этому с энтузиазмом. В первой группе оказались Агранов и латыши Салынь и Стырне, во второй — «северокавказцы» Люшков, Дмитриев, Реденс. Вторых было заметное большинство. Мы не знаем, какие цифры предложили нарком Украины Леплевский, руководитель УНКВД Ленинградской области Заковский и руководитель УНКВД Западной (Смоленской) области комиссар ГБ 3-го ранга Каруцкий Василий Абрамович.
