Шарль Монтескье - Избранные произведения о духе законов
Это несчастье постигает народ, когда те, которым он доверился, стараются его развратить, желая этим скрыть свою собственную испорченность. Чтобы он не заметил их властолюбия, они говорят ему о его величии; чтобы он не заметил их алчности, они постоянно потакают его собственной алчности.
Разврат будет усиливаться среди развратителей и тех, которые уже развращены. Народ разграбит казну, и, подобно тому, как он сумел совместить свою лень с заведыванием общественными делами, ему захочется совместить свою бедность с наслаждениями роскоши. Но при его лени и жажде роскоши единственной целью его стремлений может быть только общественная казна.
Не удивительно поэтому, что голоса начинают продаваться за деньги. Народу много дают только для того, чтобы получить от него еще больше. Но чтобы получить это большее, необходимо произвести государственный переворот. Чем значительнее будут казаться выгоды, извлекаемые народом из своей свободы, тем ближе он будет к моменту, когда придется ее утратить. Появляются мелкие тираны со всеми пороками крупных. Вскоре все, что осталось от свободы, становится невыносимым бременем; тогда возвышается один тиран, и народ теряет все, вплоть до выгод от своей испорченности.
Итак, демократия должна избегать двух крайностей: духа неравенства, который ведет ее к аристократии или правлению одного, и доведенного до крайности духа равенства, который ведет к деспотизму одного так же неминуемо, как деспотизм одного заканчивается завоеванием.
Правда, люди, развращавшие греческие республики, не всегда становились тиранами. Это объясняется тем, что они были более опытны в красноречии, чем в военном искусстве; кроме того, в сердце каждого грека жила непримиримая ненависть ко всем, кто ниспровергал республиканское правление. Вследствие всего этого анархия довела их до гибели, вместо того чтобы преобразоваться в тиранию.
Но Сиракузы, которые находились в центре множества мелких олигархий, превратившихся в тирании. Сиракузы, где был сенат, о котором почти не упоминают историки, подверглись бедствиям, превышающим последствия обыкновенной испорченности. Этот город, вечно переходивший от безначалия к рабству, одинаково страдавший и от свободы и от порабощения, которые всегда налетали на него неожиданно, как буря; город, в котором, несмотря на его внешнее могущество, при малейшей поддержке извне вспыхивали революции, — этот город вмещал в своих стенах громадное население, перед которым всегда стояла жестокая альтернатива: или подчиниться тирану, или самому стать тираном.
ГЛАВА III
О духе крайнего равенства
Как небо от земли, дух истинного равенства далёк от духа крайнего равенства. Первый состоит не в том, чтобы повелевали все или не повелевал бы никто, а в том, чтобы люди повиновались равным себе и управляли равными себе. Он стремится не к тому, чтобы над нами не было высших, но чтобы наши высшие были нам равны.
В природном состоянии люди рождаются равными, но они не могут сохранить этого равенства; общество отнимает его у них, и они вновь становятся равными лишь благодаря законам.
Различие между демократией правильной и неправильной заключается в том, что в первой люди равны только как граждане, между тем как во второй они равны еще и как правители, как сенаторы, как судьи, как отцы, как мужья и как господа.
Естественное место добродетели — рядом со свободой; но рядом с крайней свободой добродетель бывает только тогда, когда приближается к рабству.
ГЛАВА IV
Об одной особой причине испорченности народа
Великие успехи, особенно достигнутые при большом участии народа, наполняют его такой гордостью, что руководить им становится невозможно. Завидуя должностным лицам и враждуя с правителями, он вскоре становится врагом всего государственного строя. Так победа над персами при Саламине развратила Афинскую республику; так победа сиракузян над афинянами погубила Сиракузскую республику.
Марсельская республика никогда не испытывала этих резких переходов от унижения к величию, поэтому она всегда управлялась благоразумно и сохранила свои принципы.
ГЛАВА V
О разложении принципа аристократии
Аристократия терпит ущерб, когда власть знати становится произвольной; при этом уже не может быть добродетели ни у тех, которые управляют, ни у тех, которыми управляют.
Когда правящие фамилии соблюдают законы, аристократия подобна монархии с несколькими государями; это очень хорошая по своей природе форма правления. Почти все эти государи ограничены в своей деятельности законами, но в случае несоблюдения законов это — деспотическое государство со многими деспотами.
В таком случае республика существует лишь для знати и среди знати. Республика — это правящие круги, между тем как класс управляемых живет в деспотическом государстве, что приводит к образованию двух самых разъединенных классов в мире.
Испорченность достигает высшей степени, когда власть знати становится наследственной. Такие властители утрачивают всякую умеренность. Чем меньше их число, тем больше их власть и тем меньше их безопасность; чем больше их число, тем меньше у них власти и тем больше у них безопасности. Так власть возрастает, а безопасность уменьшается вплоть до самого деспота, в лице которого крайняя степень власти соединяется с крайней степенью опасности.
Поэтому когда аристократия имеет наследственный характер, то при большом количестве знатных правление будет менее насильственным; но так как в нем будет мало добродетели, то государством овладеет дух легкомыслия, небрежности и лени, и оно лишится и сил, и стимулов для деятельности.
Аристократия может сохранить силу своего принципа, если законы установят такой порядок, что она будет более ощущать опасности и тяготы управления, чем доставляемые им наслаждения; если государство находится в таком положении, что ему все время приходится быть настороже против какой-нибудь угрожающей ему опасности; если эта опасность угрожает ему извне, а внутреннее положение является устойчивым.
Чувство известной безопасности необходимо для славы и безопасности монархии; республика же, наоборот, должна всегда чего-нибудь опасаться, страх перед персами поддерживал соблюдение законов у греков. Карфаген и Рим взаимной угрозой укрепляли друг друга. Удивительная вещь! Чем более увеличивается безопасность этих государств, тем более они, как застоявшиеся воды, подвергаются порче.
ГЛАВА VI
О разложении принципа монархии
Как демократии погибают, когда народ лишает правителей и судей отправления служебных обязанностей, так монархии разлагаются, когда мало-помалу отменяются прерогативы сословий и привилегии городов. В первом случае идут к деспотизму всех; во втором — к деспотизму одного.
«Династии Тзин и Суй, — говорит китайский писатель, — погибли по той причине, что государи, вместо того чтобы ограничиться единственным достойным самодержца делом — общим надзором за управлением, захотели всем управлять непосредственно сами»61 . Китайский писатель приводит нам здесь причину порчи почти всех монархий.
Монархия гибнет, когда государь полагает, что он покажет большее могущество, изменяя порядок вещей, чем соблюдая его неизменным, когда он отнимает у одних принадлежащие им по праву должности, чтобы произвольно передать их другим, и когда он более влюблен в свои фантазии, чем в решения своей собственной воли.
Монархия погибает, когда государь, все относя единственно к самому себе, сводит государство к своей столице, столицу — к своему двору, а двор — к своей особе[62].
Наконец, она гибнет, когда государь не имеет правильного представления о силе своей власти, о своем положении, о любви своего народа и когда он не проникся сознанием, что монарху столь же свойственно верить в свою безопасность, как деспоту считать себя в постоянной опасности.
ГЛАВА VII
Продолжение той же темы
Принцип монархии разлагается, когда высшие должности в государстве становятся последними ступенями рабства, когда сановников лишают уважения народа и обращают их в жалкое орудие произвола.
Он разлагается еще более, когда утрачивается связь между честью и почестями, так что человек может быть в одно и то же время покрытым бесчестием и украшенным почестями.
Он разлагается, когда государь заменяет справедливость суровостью; когда он, подобно римским императорам, носит на груди голову Медузы; когда он усваивает себе тот грозный и устрашающий вид, который Коммод велел придавать своим статуям.
Принцип монархии разлагается, когда подлые души чванятся величием своего рабства и думают, что, будучи всем обязаны государю, они свободны от всяких обязанностей пред отечеством.
