Джон Уилер-Беннет - Брестский мир. Победы и поражения советской дипломатии
Заявление двух империй, сделанное в ноябре 1916 г., сформировало лишь теоретическую основу для создания действительно независимого польского государства; оно представляло собой лишь декларацию, причем в ней не было сделано никакой попытки более или менее определенно зафиксировать политический статус Польши, а фактический контроль за территориями, занятыми австро-германскими войсками, по-прежнему оставался в руках генерал-губернаторов – варшавского и люблинского. Год спустя ничего не изменилось, хотя предлагалось три возможных практических решения данной проблемы.
Первый возможный вариант – так называемый «австрийский». Он заключался в том, чтобы Польский Конгресс был объединен с Галицией и это новое образование вошло в качестве третьей стороны в империю Габсбургов на равных основаниях с Австрией и Венгрией, то есть империя превращалась бы из двойственной в тройственную. Этот вариант поддерживался Австрией, время от времени в его пользу высказывалось и германское правительство; однако против был венгерский премьер-министр граф Тиза, который считал, что нельзя менять политическую структуру Австро-Венгерской империи, и если и включать туда новое образование, то лишь в качестве австрийской провинции. Против этого варианта был и германский Генеральный штаб, по мнению которого в случае его реализации пришлось бы столкнуться с политическими и стратегическими издержками, ослаблявшими союз между Австрией и Германией, что было недопустимо с точки зрения долгосрочных интересов.
Два возможных варианта решения были предложены Германией. Первый из них родился в изобретательном мозгу Эрцбергера и был прямой противоположностью «австрийскому варианту». Согласно ему, части Польши, входившие в состав России и Австро-Венгрии, включались в состав Германской империи, а в состав Австрии в качестве компенсации включалась Румыния. Этот вариант был с ходу отвергнут Веной, которая справедливо считала, что лучше синица в руках, чем журавль в небе.
А вот второй «немецкий вариант» был особенно дорог сердцу германского Генштаба. Согласно ему, расширялось «узкое горлышко» между Данцигом[74] и Торном, создавая таким образом «защитный пояс» для Восточной Пруссии на случай наступления типа осуществленного русскими войсками под командованием великого князя Николая Николаевича в 1914 г.; а другой аналогичный «пояс» должен был проходить к востоку от Вистулы и защищать угольный бассейн Верхней Силезии. Что произойдет с оставшейся частью территории Польского Конгресса, германский Генштаб интересовало мало; она могла объявить независимость при условии установления тесных и благоприятных для Германии отношений с ней или же быть включена в состав Австрии.
Против этого предложения выступили как германское, так и австрийское правительства. Первое считало, что этого нельзя делать, поскольку в этом случае «Польша будет изуродована до неузнаваемости подобным изменением границ, и, даже несмотря на объединение с Галицией, это станет крайне отрицательным фактором, который исключит возможность установить в перспективе нормальные и гармоничные отношения с ней»; второе опасалось того, что в Германии в этом случае появится большое количество поляков. На последнее возражение Генштаб ответил, что «последующее увеличение численности польского населения в защитном поясе является нежелательным, однако придется смириться с этим серьезным отрицательным фактором ввиду военной необходимости».
Что же касается Курляндии и Литвы, то Генштаб был противником освобождения из-под контроля Германии любой территории, занятой силой оружия. Он хотел создать на этих территориях два великих княжества, которые бы непосредственно подчинялись династии Гогенцоллернов в лице германского императора. При содействии ставки главнокомандующего Восточным фронтом и ее аппарата, а также прибалтийских баронов Курляндии Генштабу удалось добиться проведения выборов в конституционные собрания в обеих провинциях, а сейм Митавы обратился к кайзеру с просьбой принять на себя титул герцога Курляндского.
Литовцы оказались менее сговорчивыми, и в отношении их пришлось применить более жесткие методы воздействия. Сейм Вильно был кратко, грубо и жестко проинформирован принцем Изенбургом и генералом фон Фрейтаг-Лоринговеном, что если он не проголосует за независимость Литвы при одновременном объявлении Германской империи гарантом этой независимости, то Верховное командование настоит на проведении новой стратегической границы Германии по линии Ковно – Гродно– Двинск, которая рассечет Литву пополам, причем ее восточная часть будет предоставлена самой себе и брошена Германией на произвол судьбы.
Так выглядел принцип самоопределения при оговорке Михаэлиса «как я его понимаю».
3
5 декабря 1917 г. В Крейцнахе проходит заседание Совета Короны, на котором председательствует Верховный главнокомандующий, кайзер Вильгельм II. Император нервозен и бледен; глубоко погрузившись в кресло, он молча наблюдает за спорами и перепалкой между своими министрами и генералами. Гинденбург, с квадратным черепом, покрытым седыми волосами, напоминавший сфинкса, в течение всего совещания оставался спокойным и безучастным. Рядом с ним сидел канцлер граф фон Гертлинг, пожилой человек с седыми бакенбардами; он пытался сделать все, что мог, чтобы отстоять свою точку зрения и одновременно не перейти дорогу высшему командованию. Позже, по ходу совещания, Гинденбург и Гертлинг время от времени будут погружаться в воспоминания и размышления о былом, предоставляя возможность вести дискуссию своим подчиненным. А тем именно это и нужно было. Людендорф, с тонкой складкой маленького рта, выглядящего совершенно непропорционально на фоне массивной, выступающей вперед челюсти, со сверкающим на вороте серого полевого кителя крестом «За доблесть», высокомерно и презрительно относящийся ко всем гражданским, с недовольством смотрел на сидящего напротив него по другую сторону стола Кюльмана, немного циничного, немного самоустраненного от происходящего, умело сочетавшего обе стороны своей личности и умевшего быть одновременно и участником событий, и сторонним наблюдателем.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Книга впервые была издана в 1938 г., а затем переиздавалась в 1939, 1956, 1963 и 1966 гг. (Здесь и далее, за исключением особо оговоренных случаев, примеч. пер.)
2
С этим утверждением автора нельзя согласиться. Гитлер однозначно делал ставку на уничтожение СССР и порабощение советского народа, а договор 1939 г. был для него средством лучше подготовиться к нападению.
3
Эти документы были использованы в качестве вещественных доказательств на заседаниях Нюрнбергского международного военного трибунала. (Примеч. авт.)
4
Автор, к сожалению, повторяет затасканный штамп о «советской угрозе», хотя СССР «вернулся в Европу» (включая освобождение европейской части своей собственной территории), чтобы сокрушить фашизм. В 1966 г., когда автор писал предисловие к переизданию, мир уже 21 год жил без войны (как раз почти именно столько времени прошло между двумя мировыми войнами), и это произошло именно потому, что в значительной степени благодаря усилиям СССР была создана система международного права, позволившая упрочить международную безопасность.
5
В него входили Германия, Австро-Венгрия, Болгария и Турция; он также назывался Союзом центральных держав, а два его основных участника – Германия и Австро-Венгрия – «серединными империями».
6
Оценка Брестского мира как «полного торжества немецкого оружия на Востоке» и «самого тяжелого и унизительного поражения России за всю ее историю» противоречит исторической правде. Немногим более чем через полгода данный договор был признан ничтожным Советской Россией, а также и самой Германией, а 28 июня 1919 г. он был окончательно «похоронен» Версальским мирным договором, который, как и капитуляция, подписанная Германией в полутеплушке (хотя это и был вагон маршала Фоша) в годовщину Октябрьской революции, и явился именно для Германии «величайшим унижением в ее истории».
7
В английских газетах от 14–15 сентября первое предложение этой части речи Гитлера в переводе с немецкого звучало по-другому: «Если бы мы могли взять под контроль» («Таймс»); «Если бы мы имели в своем распоряжении» («Дейли телеграф»); «Если бы мы обладали» («Манчестер гардиан»). В официальном изложении этой речи, опубликованном в немецких газетах 14 сентября, данное предложение было видоизменено и изложено в той редакции, в какой оно приводится в этой книге. (Примеч. авт.)