Юрий Никулин - Почти серьезно
Результаты экзамена объявляли на следующий день. Пришел я в институт и, волнуясь, начал читать списки принятых. Себя в них не нашел. Еще раз медленно прочел списки. И снова моей фамилии там не оказалось. Конечно, расстроился. Решил дождаться Гушанского и, рассчитывая на его помощь, обо всем с ним переговорить.
- Понимаете, как сложилось,- объяснял мне Гушанский.- Сначала все у вас шло хорошо, но на последнем туре решили, что вы не впишетесь в группу, которую набирают руководители курса. Из всех зачисленных хотят составить как бы актерскую труппу, из которой потом может получиться новый театр. И вот в этой труппе для вас не нашлось амплуа, поэтому вас и не приняли.
Ходил я по узким зигзагообразным коридорам института как в воду опущенный. Было обидно, идти домой не хотелось. В это время ко мне подошел симпатичный, с черными умными глазами молодой человек.
- Здравствуйте,- сказал он просто и представился: - Меня зовут Толя. Фамилия - Эфрос. Я знаю, что вас не приняли. Но вы не расстраивайтесь. Мы хотим вас попробовать в нашу студию.
- В какую студию?
- В Ногинске есть театр. Им руководит режиссер Константин Воинов. Талантливый, интересный человек. Я сам заканчиваю режиссерский факультет здесь, в ГИТИСе. И помогаю Воинову. Мы сейчас организуем студию в Москве. В дальнейшем из нашей студии должен родиться театр. Предлагаю попробоваться. Вот вам мой телефон.
И Анатолий Эфрос дал мне записку с номером телефона. Не придавая никакого значения записке, я автоматически положил ее в карман, решив про себя, что ни в какую студию пробоваться не буду. Ведь у меня в запасе оставалась студия Камерного театра и вспомогательный состав театра МГСПС, как раньше называли Театр Моссовета. Кто-то из знакомых отца дал мне записку к артисту Оленину, который работал в этом театре.
Пришел я к нему в гримуборную. Он как раз готовился к спектаклю.
- Что я вам могу сказать,-начал Оленин, прочитав записку.- У нас через двадцать дней действительно начнется набор во вспомогательный состав. Попробуйте. Но скажу откровенно: шансов у вас мало. Плохо то, что вы никогда раньше не работали в театре. Но вдруг вам повезет. Будем надеяться.
К сожалению, не повезло. После первого же прослушивания во вспомогательный состав театра меня не зачислили.
До начала экзаменов в студию Камерного театра оставался месяц. И тут я вспомнил о записке Анатолия Эфроса.
"А что,- думаю,- может быть, пойти в студию? Все-таки реальное предложение..."
Позвонил Эфросу. Он тепло со мной поговорил и обещал познакомить с Воиновым.
(Мог ли я тогда предполагать, что через десять лет получу приглашение сниматься в одном из первых фильмов Воинова, "Молодо-зеленое, где буду играть одну из первых своих киноролей?!)
В студии Воинова я читал прозу, стихи, басню, пел, играл на гитаре и даже танцевал. Экзамен продолжался более часа. И меня приняли. Вместе со мной просматривался у Воинова и Шура Скалыга, который в то время работал в Театре теней при Мосэстраде. Шуру зачислили кандидатом.
Воинов собрал вокруг себя немало талантливых молодых людей. Многие потом стали профессиональными артистами и режиссерами.
Время от времени студия давала спектакли, разъезжая по области. Главное, на чем держалась студия,-дисциплина. За первое опоздание давали выговор, за второе - исключали из студии.
Занимаясь у Воинова, я продолжал готовиться в театральную студию при Камерном театре. Последняя надежда получить специальное театральное образование.
Во все вузы и студии Москвы, куда только мог успеть, я держал все лето экзамены. Только в училище МХАТа не рискнул подать заявление, хотя и помнил рассказ Сергея Образцова, когда он делился на вечере в ЦДРИ своими взглядами на искусство, жизнь. Он, например, говоря об актерском везении, вспомнил о том, как поступал в студию МХАТа.
Председатель приемной комиссии В. И. Немирович-Данченко иронически спросил его во время экзамена:
- Молодой человек, а сколько вам годов?
Растерявшийся Образцов выпалил:
- 21 лет.
- Приняли меня,- рассказывал Сергей Владимирович,- как остроумного, находчивого, потому что вся комиссия засмеялась. А я ведь и не помышлял об этом. Актерское везение. У каждого артиста есть свой коэффициент актерского счастья.
Мама продолжала работать на "Скорой помощи". Отец писал репризы, фельетоны, частушки. Я получал иждивенческую карточку. Студия Воинова не только не считалась местом работы или учебы, но даже справки о том, что я занят делом, не имела права выдать, не говоря уже об обеспечении меня продовольственной карточкой.
Как жить дальше? Может быть, поступить в педагогический институт? Поскольку среди моих родных были педагоги, я серьезно подумывал об этом. А может быть, пойти работать? Но куда? Ведь никакой гражданской специальности у меня нет. С таким настроением я отправился в райотдел милиции, куда меня вызвали повесткой.
- Что же вы, товарищ Никулин,- укоризненно выговаривал мне пожилой капитан,- демобилизовались в мае, сейчас сентябрь, а вы до сих пор нигде не работаете? Получаете иждивенческую карточку. Чем вы занимаетесь?
- Да вот поступал учиться, не вышло. Не принимают меня нигде. Сейчас снова пробую.
- Как так не принимают?
- Вот так и не принимают,- ответил я с огорчением.
- А чего думать. Идите к нам учиться. У вас среднее образование, вы член партии, фронтовик. Нам такие люди нужны,- предложил капитан, которому я, видимо, понравился. - У нас хорошо. Будете получать карточку, выдадут вам форму. Если нужно - у вас же одна комнатка на троих - жильем поможем. У нас, в милиции, много интересной работы. Подумайте, а?
Вышел на улицу, и у меня промелькнула мысль: "А что, если, верно, пойти в милицию?.."
С ЧЕГО НАЧИНАЮТСЯ КЛОУНЫ
Будьте самоучками, не ждите, пока вас научит жизнь.
Станислав Ежи Лец
"ВЕЧЕРКА" ПОМОГЛА
Обычно мы с отцом покупали газету "Вечерняя Москва" в киоске на Елоховской площади. Где-то в середине сентября 1946 года мы купили газету и на четвертой странице прочли объявление о наборе в студию клоунады при Московском ордена Ленина государственном цирке на Цветном бульваре. Возникла идея: а что, если попробовать? На семейном совете долго обсуждали: стоит или не стоит поступать в студию?
Мама склонялась к театру, считая, что рано или поздно, но мне повезет.
- Все-таки театр благороднее,- говорила она.
Отец придерживался другого мнения.
- Пусть Юра рискнет,- настаивал он.- В цирке экспериментировать можно. Работы - непочатый край. Если он найдет себя - выдвинется. А в театре? Там слишком много традиций, все известно, полная зависимость от режиссера. В цирке многое определяет сам артист.
И я решил поступать в студию цирка.
Документы принимали в маленькой комнате (теперь там одна из секций гардероба для зрителей). Невысокий мужчина с копной рыжих волос регистрировал заявления и анкеты, проверяя правильность их заполнения.
Он выполнял роль секретаря приемной комиссии и показался мне тогда представительным. Потом выяснилось, что он тоже из поступающих - Виктор Володин.
Мастерскую клоунов набирал режиссер цирка Александр Александрович Федорович. В 20-е годы он, как и отец, руководил художественной самодеятельностью на одном из предприятий столицы, и они раньше нередко встречались по работе.
Первый тур, на который допускались все, проходил в крошечной комнате красного уголка. Вызывали по одному человеку. Я долго ждал и наконец предстал перед комиссией, сидящей за столом, покрытым красной скатертью. Прочел Пушкина. Хотел читать басню, но тут подзывает меня Федорович (он был в заграничной кожаной куртке на "молниях") и спрашивает:
- Скажите, пожалуйста, вы не сын ли Владимира Андреевича Никулина?
- Сын.
- Что вы говорите?-удивился он.-И что же, решили пойти в цирк?
Мне показалось, что в вопросе прозвучало какое-то сожаление.
- Да,-говорю,-люблю цирк. Хочу стать клоуном.
- Ну что ж, очень рад. Очень рад. Так мы вас прямо на третий тур допустим. Привет папе передавайте.
Привет я передал, а сам нервничал: конкурс-то большой. Во-первых, поступали многие из тех, кто не прошел в театральные институты и студии, во-вторых, допускали к экзаменам с семилетним образованием, что увеличило число желающих стать клоунами, в-третьих, цирк рядом с Центральным рынком, и некоторые его завсегдатаи и приезжие тоже почему-то, то ли из баловства, то ли серьезно, решили испытать счастье.
Одному из них я понравился.
- Если не примут,- говорил он,- ты приходи ко мне. Мы семечками торговать будем. С мячиком.
- Как с мячиком? - удивился я.
- Очень просто,- объяснил он - Пойдем к поезду и купим мешок семечек за тысячу рублей. Потом найдем старуху и предложим ей по 60 копеек за стакан, если оптом возьмет. Старуха, конечно, согласится, потому что сама будет продавать семечки по рублю. Первые два-три стакана мы ей насыплем полностью, а потом я незаметно теннисный мячик (я его в рукав спрячу) в стакан подложу и буду дальше отмерять... Лапища у меня огромная, мячика никто не увидит. Полное впечатление, что стакан наполняется доверху. Ты в это время начнешь ей что-нибудь заливать.
