Владимир Карпов - Маршал Жуков: Опала
С. Круглов
И. Серов
23 июля 1953 года.»
Таким образом в КГБ уже давно готовили компромат и ждали сигнала. Им не терпелось отведать «крупной рыбки», но нельзя было: «крупная» решала важные стратегические задачи. И вот наконец–то, все позади. Война закончилась, победа одержана. Можно продолжить сериал «заговоры» с остро захватывающим детективным сюжетом.
В марте 1946 года командующего ВВС Советской Армии Главного маршала авиации Новикова А. А. сняли с занимаемой должности — без всяких обоснований. Но пока не арестовали.
Создали Государственную комиссию по ВВС под председательством Н. А. Булганина. В ее состав входили Г. М. Маленков, С. М. Штеменко, авиаторы К. А. Вершинин, Л. Г. Голованов, С. И. Руденко, В. А. Судец и другие. Все члены комиссии понимали: их задача обосновать задним числом снятие командующего ВВС. Но эта главная цель была прикрыта обычной ширмой: официально предписывалось — тщательно проверить и вскрыть все недостатки в работе авиации во время войны. Основной тезис обвинения сводился к неправильной технической политике, к поспешности в приемке самолетов, что приводило к многим авариям.
10 февраля 1946 года А. М. Новикова избрали депутатом Верховного Совета СССР, а в ночь на 23 апреля 1946 года Главный маршал авиации, дважды Герой Советского Союза и вновь избранный депутат А. А. Новиков был арестован. Незадолго перед этим были арестованы министр авиационной промышленности А. И. Шахурин, из руководства ВВС — генералы Репин, Селезнев и три ответственных работника ЦК: Шиманов, Будников, Григорьян.
В Главной военной прокуратуре СССР (в 1992 г.) я ознакомился с материалами дела по обвинению этой «группы крупных вредителей».
Суть обвинения: руководство министерства авиационной промышленности якобы выпускало партии недоброкачественных самолетов, а руководство ВВС принимало их, направляло на укомплектование авиационных частей, что нередко приводило к авариям и даже гибели летного состава.
Я разыскал и побеседовал с единственным оставшимся сегодня в живых обвиняемым по этому делу генерал–лейтенантом Селезневым Николаем Павловичем, он был начальником Главного управления заказов вооружения ВВС.
Он уже не молод, ему восемьдесят шестой год (в 1992 году).
После отбытия по приговору пяти лет, еще год держали в тюрьме без всяких на то оснований. В течение пяти лет он находился в застенках Лубянки! Даже в лагерь не отправляли.
Не буду приводить содержание всей нашей беседы, это требует отдельного изложения. Главное, что я уяснил: обвинение во вредительстве было абсолютно надуманным.
— Война есть война! Тут не до тонкой отделки, главное наличие боевых качеств, — сказал Селезнев. — Каждый раз я, как ответственный за приемку, фиксировал все заводские недостатки. Но тот же Верховный Главнокомандующий Сталин, и особенно курировавший авиационное производство Маленков — гнал нас в хвост и в гриву, требуя не мелочиться и не задерживать поставку самолетов фронту. Кстати, зафиксированное за время войны количество аварий по техническим причинам является меньше допустимой «нормы» поломок за такой длительный срок, да еще в условиях торопливого производства в военное время. Нас надо было поощрять, а не наказывать за такие показатели!..
После беседы с Селезневым, я убедился: в этом деле министр Госбезопасности Абакумов осуществлял определенную «сверхзадачу», поставленную лично Сталиным. Об этом сказал сам Абакумов, когда дошла очередь до него, и он оказался в одной из камер той же Лубянки. Да и в сохранившихся докладах об арестах и ходе следствия, написанных им, когда он был министром Госбезопасности, Абакумов писал на имя Сталина такие слова: «По Вашему личному указанию…»
А теперь обратимся к жизни маршала Жукова, пока еще не подозревающего о надвигающейся опасности. О новых, не свойственных ему делах, политических и дипломатических, читателям известно из предыдущих глав.
Занимаясь всем этим, Жуков помнил о необходимости обобщить огромный опыт минувшей войны, дабы использовать его в боевой подготовке войск. Война закончена, однако поступило очень много тревожных сведений о том, что недавние союзники обеспокоены мощью победившей советской страны и замышляют свои далеко недружественные акции. Появилась атомная бомба и сила ее порождала головокружительные агрессивные планы на будущее у некоторых западных стратегов.
В ноябре 1945 года Жуков провел военно–научную конференцию, в которой участвовали не только военачальники группы войск, но и представители Генштаба и академий.
В общем, забот у маршала было много. А в Москве тем временем Сталин плел сложную и далеко идущую интригу.
В мае 1965 года полковник Светлишин посетил маршала Жукова по поручению редакции «Военно–исторического журнала». Вот что рассказал ему Жуков (я беру из статьи Светлишина цитаты, касающиеся нашей темы).
«Не успели участники конференции разъехаться к местам службы, — продолжал рассказ Георгий Константинович, — как в расположение Группы войск прибыл генерал Абакумов — заместитель Берии. Мне о цели визита не доложил, развернул бурную деятельность.
Когда стало известно, что Абакумов производит аресты генералов и офицеров, я приказал немедленно вызвать его. Задал два вопроса: почему по прибытии не изволил представиться мне как Главнокомандующему и почему без моего ведома, как Главноначальствующего, арестовывает моих подчиненных?
Ответы его были, на мой взгляд, невразумительны. Приказал ему: всех арестованных генералов и офицеров освободить. Самому убыть туда, откуда прибыл. В случае невыполнения приказа отправлю в Москву под конвоем.
Абакумов убыл восвояси…
Нетрудно представить, в каких красках докладывал Сталину «обиженный» Абакумов о своем выдворении из Германии и как это подогревало мнительного вождя.
«В конце марта 1946 года мне передали, чтобы я позвонил Сталину. Он справился о делах, потом сказал, что Эйзенхауэр и Монтгомери из Германии отозваны. Пора, мол, и мне возвращаться домой. Через несколько дней Сталин позвонил сам, спросил, какую бы должность я хотел занять. Пояснил, что в связи с реорганизацией управления должность первого заместителя Наркома обороны ликвидируется. Заместителем Наркома обороны, то есть его, Сталина, по общим вопросам будет Булганин. Василевский назначен начальником Генерального штаба, Кузнецов — главнокомандующим Военно–морскими силами. А мне было предложено возглавить сухопутные войска…»
Жуков принял все объяснения Сталина о своем новом назначении, как говорится, за чистую монету, переехал в Москву, как всегда приступил к работе с присущей ему энергией. Как вдруг 31 мая ему позвонили и…
Дальше опять рассказ самого Жукова.
«Я был предупрежден, что назавтра назначено заседание Высшего военного совета. Поздно вечером приехал на дачу. Уже собирался лечь отдыхать, услышал звонок и шум. Вошли трое молодцев. Старший из них представился и сказал, что им приказано произвести обыск… Кем, было ясно. Ордера на обыск они не имели. Пришлось наглецов выгнать, пригрозить, что применю оружие…
А на следующий день состоялось заседание Высшего военного совета, на которое были приглашены маршалы Советского Союза и некоторые маршалы родов войск. Собрались, расселись по местам. Генерал Штеменко занял стол секретаря Совета. Сталин почему–то опаздывал. Наконец, он появился. Хмурый, в довоенном френче. По моим наблюдениям, он надевал его, когда настроение было «грозовое». Недобрая примета подтвердилась.
Неторопливыми шагами Сталин подошел к столу секретаря Совета, остановился и медленным взором обвел.всех собравшихся. Как я заметил, его взгляд на какое–то едва уловимое мгновение сосредоточился на мне. Затем он положил на стол папку и глухим голосом сказал:
«Товарищ Штеменко, прочитайте, пожалуйста, нам эти документы».
Генерал Штеменко раскрыл положенную Сталиным папку и начал громко читать. То были показания находившихся в застенках Берии бывшего члена военного совета 1–го Белорусского фронта К. Ф. Телегина и бывшего командующего ВВС Советской Армии Главного маршала авиации А. А. Новикова. Нет нужды пересказывать эти показания, но суть их была однозначна: маршал Жуков возглавляет заговор с целью осуществления в стране военного переворота.
Всего в деле фигурировало 75 человек, из них 74 ко времени этого заседания были уже арестованы и несколько месяцев находились под следствием. Последним в списке был я.
После прочтения показаний генерала Телегина и маршала Новикова в зале воцарилась гнетущая тишина, длившаяся минуты две. И вот первым заговорил Сталин. Обращаясь к сидящим в зале, он предложил выступать и высказывать мнение по существу выдвинутых обвинений в мой адрес.
Выступили поочередно члены Политбюро ЦК партии Г. М. Маленков и В. М. Молотов. Оба они стремились убедить присутствующих в моей вине. Однако для доказательства не привели каких–либо новых фактов, повторив лишь то, что указывалось в показаниях Телегина и Новикова.
