Матрена Распутина - Распутин; Почему

Какой уж там сон! Я старательно прислушивалась, голоса мамы и отца звучали слишком тихо, и я не различила слов. Потом до меня донеслось что-то, похожее на всхлипы.

Кое-как промаявшись до утра, я бросилась к маме. Не терпелось узнать, что произошло ночью. Это не было простым детским любопытством. Надо сказать, что когда отец приехал, он сразу не сказал нам, что вернулся лишь на время. Откладывал почти до самого конца. В один из дней, когда отец искал что-то в сундуке, давно не открывавшемся и "сосланном" поэтому в чулан, я зачем-то позвала его. При этом крикнула:

-- Потом найдешь, он никуда не денется!

Отец отозвался:

-- Он-то -- нет, я-то денусь.

Я так запомнила эту совершенно невинную фразу, потому что подумала -отец скоро умрет. Почему я так решила? Наверное, потому, что не могла себе представить, что он может опять оставить нас. А если может, то только потому что умрет. Когда же я в ту ночь услышала все, что услышала -- горю моему не было предела...

Я из суеверия не стала ничего рассказывать маме, и когда она утром постаралась отделаться от расспросов, это только укрепило меня в невеселых мыслях.

А через несколько дней отец снова уехал.

Тайные подозрения

С его отъездом в наш дом пришла беда. Мама тяжело заболела. Дуня изо всех сил старалась ей помочь. Но что она могла?

Испробовав все домашние средства, меня, наконец, послали за повитухой, исполнявшей в деревне обязанности и акушерки, и доктора широчайшего профиля.

Тогда я и узнала правду, которую уже невозможно было дальше от меня скрывать: у мамы открылось сильное кровотечение. Помощь повитухи пришла вовремя. Еще немного, и мама умерла бы.

Я не отходила от маминой постели.

Здесь надо сказать, что в тот приезд отца в Покрове -кое, к нему даже из города приезжали просители за болящих. Слава о нем как о целителе уже распространилась так широко, что никем не ставилась под сомнение.

Приведу свидетельство Ковалевского: "В селе Покровском Тобольской губернии, расположенном в восьмидесяти верстах от Тюмени, распространились слухи о появлении святого. Кличка эта произносилась местными жителями сначала презрительно, но мало-помалу в отзывах стало появляться известное почтение. Крестьян особенно поражал образ жизни старца. Летом, после зимней жизни в Питере, когда Распутин приезжал в село Покровское, к нему вереницей тянулись высокопоставленные дамы, княгини, генеральши и пр.

Распутин надевал тогда свои старые валенки, холщовую рубашку, портки и в таком виде щеголял по селу с надушенными, в модных шляпах барынями, которые под руку вели его в церковь, не стесняясь местных крестьян. Дамы заглядывали ему в глаза и величали его святым отцом".

Ковалевский, как и другие, не смог избавиться от ироничного тона, рассказывая об отце. Уберите его, и вы увидите истинную картину, которую могли наблюдать все.

Однажды я, держа мамину руку в своей, спросила:

-- Почему папа не исцелит тебя своими молитвами?

Мама ответила, что не хотела тревожить его, поэтому ничего ему не сказала.

Тут в комнату вошла Дуня и заговорила о том, что уже явно обсуждалось раньше. Разговор пошел о том, что маме надо бы срочно поехать в больницу, в Тюмень. Дуня уговаривала со всей настойчивостью, на которую была способна.

Но мама, как и большинство людей, боялась больниц, поэтому ответила, что не хочет ехать туда, "на верную смерть". Она даже накричала на бедную Дуню.

Мама просто пришла в исступление, когда выговаривала Дуне за то, что она якобы хочет от нее, мамы, избавиться.

Помню, как Дуня вспыхнула и выбежала из комнаты. А мама в отчаянье зарыдала, уткнувшись в подушки.

Только позже я поняла подоплеку этой сцены. Наверно, мама заподозрила, что Дуня неравнодушна к отцу и страшно испугалась. Поэтому и усмотрела в искреннем желании Дуни помочь тайный и коварный умысел.

Потом, успокоившись, мама позвала Дуню. Та сейчас же прибежала. Они обнялись и заплакали в два голоса. Мама просила прощения у Дуни, та -- у мамы.

На следующий день мама попросила Дуню, чтобы та не сообщала отцу о ее болезни. Дуня с явной неохотой обещала.

Как я жалею, что Дуня в силу сложившихся обстоятельств не могла преступить обещание -- напиши она отцу, это стало бы известно матери и могло опять натолкнуть ее на мысли о связи Дуни и отца (не существовавшей тогда!). Если бы отцу стало известно о болезни мамы после первого приступа, она бы, без сомнения, не умерла так рано.

Я вовсе не о том, что отец непременно исцелил бы ее, как многих других. Он был целителем, но не волшебником. И сам это хорошо понимал.

Через несколько недель мама почувствовала себя достаточно хорошо и отправилась в поле; она всегда беспокоилась, если не могла сама следить за работниками.

Но пробыла она там совсем недолго. Я услышала, как Дуня вскрикнула и выбежала из дома. Бросилась за ней и увидела маму, лежащую без чувств на дороге. У нее снова началось кровотечение, только на этот раз еще более сильное. Из дома прибежала Катя, и мы втроем уложили маму в постель, и тут Дуня нарушила свое обещание. Она послала отцу телеграмму.

Не успела мама опомниться, как очутилась в комфортабельной карете, везущей ее в Тюмень. Она была слишком слаба, чтобы сопротивляться. В Тюмени ее посадили на поезд, и скоро она уже была в Петербурге.

Диагноз поставили быстро: у нее обнаружили опухоль, необходима была операция. Ее сделал один из самых известных во всей России хирургов, и все прошло очень удачно. Через два дня после приезда в столицу мама уже поправлялась в лучшей отдельной палате больницы. Великий князь Петр Николаевич настоял на том, чтобы оплатить все расходы. А когда ее выписали из больницы и пришло время возвращаться в Покровское, великий князь нанял для нее сиделку, чтобы она ухаживала за мамой, пока та окончательно не поправится. Отец поехал вместе с мамой.

Ненавистный отец Петр

Н-а этот раз отец пробыл с нами три месяца.

Я, Митя и Варя были в восторге. Отец брал нас на Туру ловить рыбу, чему, как можно себе представить, мы были очень рады.

Не скрою, особенно мы с Дмитрием радовались тому, что отец не слишком ревностно следил за нашими успехами в обучении.

Я никогда не отличалась особой прилежностью, так что у учителей имелся повод бранить меня. Но все же наш учитель закона Божьего -- давний недоброжелатель отца -- священник отец Петр -- был ко мне пристрастен. Поэтому я платила ему единственной доступной мне монетой и была самым непослушным ребенком в классе.

(Да и вообще по характеру я всегда была непоседливой, даже можно сказать -- непокорной. Но к отцу это ни в коей мере не относилось. Он был для меня всем. И он любил меня. Мне даже кажется, что только со мной он давал волю чувствам. Ведь я видела, как он старается с другими держаться ровно. Со мной отец "размякал".

Как-то, уже в Петербурге, придя поздно из дворца, где провел целый день у больного царевича, он зашел ко мне в спальню и долго гладил меня по голове, плакал, повторяя: "Слава Богу, что ты здорова!"

Может быть в такие минуты, он сомневался, хватит ли у него сил в случае необходимости помочь своим детям? Как это ни страшно для меня, но я, кажется, уже тогда понимала, что из нас четверых он выберет царевича.)

Что же касается наказаний, назначаемых мне учителем-священником, то я умела отомстить.

Я не любила на уроках Закона Божия учить катехизис. Замечу, что когда отец объяснял даже самые трудные, в моем тогдашнем представлении, "Божественные материи", мне было интересно. Так что основные положения я, конечно, знала. Но я не желала рассказывать урок Петру. Ему же только этого и надо было. За каждую секунду промедления или неправильный ответ я получала тяжелую затрещину.

Я терпеливо дожидалась случая и, когда Петр поворачивался к классу спиной, чтобы написать что-то на доске, бросала в одноклассников жеваной бумагой. Те, разумеется, с радостью, начинали отвечать мне тем же, и когда шум в классе делался оглушительным, отец Петр оборачивался посмотреть, кто устроил безобразие. Но к тому моменту я уже сидела, примерно сложив руки на парте и с самым невинным выражением лица. И хотя, я уверена, отец Петр подозревал, кто был виновником переполоха (даже при всей тупости его на это хватало), он ни разу не сумел поймать меня на месте "преступления".

Спасение от насильника

Думаю, следует рассказать историю, сыгравшую важную роль для меня. Она как раз произошла в тот приезд отца.

Моей лучшей подругой была Елена, дочь бедной вдовы. Я очень жалела ее и обычно приводила после школы к себе домой. У нас было тепло и сытно. Елену поначалу удивляло, что можно без спросу отрезать большой ломоть хлеба и даже запить его молоком или, что уж совсем невероятно, намазать вареньем.

Мы крепко дружили несколько лет, пока ее мать снова не вышла замуж. С тех пор Елена сникла. Прежде веселая и открытая, она замкнулась. Стала и меня избегать.