Энтони Бивор - Сталинград
Пожалуй, в полной мере приказ Сталина «Ни шагу назад!» применили только в городе, носящем его имя. Местному комитету обороны поставили задачу превратить Сталинград в крепость. Задача была непростой, ведь город протянулся на 20 километров по западному берегу Волги. Защитники имели в своем тылу широкую полосу открытой воды, по которой и поступали все боеприпасы. По всей Сталинградской области проводилась тотальная мобилизация. В ополчение вступали все трудоспособные мужчины и женщины в возрасте от 16 до 45 лет. Их было не менее 200 тысяч, а руководили ими районные и городские партийные комитеты. Как и в Москве за год до этого, женщины и дети постарше отправлялись копать окопы и противотанковые рвы глубиной до 2-3 метров. Армейские саперы закладывали на западном берегу тяжелые противотанковые мины. Школьники окапывали цистерны с горючим, которые стояли на берегу Волги. Под надзором учителей они таскали землю на деревянных носилках.
Первостепенное внимание уделялось средствам противовоздушной обороны, но, к сожалению, многие пушки не были обеспечены боеприпасами. Зенитные расчеты, состоящие в основном из девушек-комсомолок, размещались на обоих берегах Волги. Они защищали ключевые объекты, такие как электростанция в Бекетовке, заводы в южной части города. Рабочие заводов, занятые на линиях по производству оружия, например, на Сталинградском тракторном заводе, перешедшем теперь на выпуск танков Т-34, обязательно проходили начальную военную подготовку. Комитет обороны Сталинграда издавал декрет за декретом. Колхозникам было приказано сдать свои личные запасы зерна для нужд Красной Армии. Тех же, кто не смог выполнить свой «патриотический долг», судили по законам военного времени. Укрывание дезертира каралось десятилетним заключением. Ректора одного из институтов отдали под суд только за то, что 30 из его 70 студентов, получивших повестки и которым было по 17–18 лет, дезертировали по дороге в комиссариат. Так же сурово трибуналы судили гражданских дезертиров, безоговорочно объявляя их «предателями партии и Советского Союза». Зачастую обвинение было лишь вопросом времени. Так, например Ю. С., бежавшая в деревню после массированной бомбежки, была приговорена к 5 месяцам лагерей за то, что «оставила свое рабочее место». В то же время Л. С., оставшийся дома после прихода немцев, был заочно осужден как «изменник Родины». Бедняге грозило как минимум 10 лет ГУЛАГа.
Политотдел Сталинградского фронта уделял особое внимание расследованию дел мужчин-беженцев из районов Украины, оставленных Красной Армией зимой 1941–1942 годов. Граждане, отказавшиеся эвакуироваться, обвинялись в ведении антисоветской агитации и сотрудничестве с немцами.
Московские решения о свободе вероисповедания в Сталинградской области имели мало веса. Был случай, когда управляющий сельхозбанком одного из районов, пославший своему брату, офицеру Красной Армии, несколько молитв с просьбой повторять их перед боем, был осужден за «антипартийные действия». Гражданские лица должны были соблюдать большую осторожность, оценивая ситуации на фронте. А.М., работник Волжского рыбзавода, был обвинен в «политическом и моральном разложении» и «контрреволюционной пропаганде» за то, что в частном разговоре посетовал на слабую военную подготовку русских войск.
Сталин, до которого дошли слухи о панике в тылу, принялся вновь менять командующих. 21 июля 1942 года он снял Тимошенко с занимаемой должности и заменил его генералом Горловым. К началу августа Сталин решает разделить Сталинградский фронт на два. Командующим Юго-Восточным фронтом, который простирался от реки Царица в центре Сталинграда до калмыцких степей, был назначен генерал Андрей Еременко. Еременко, еще не оправившийся после тяжелого ранения, был очень возмущен как самим назначением, так и тем, что фронт дробят на две половины, причем линия раздела проходила по центру Сталинграда. Сталин не пожелал прислушаться к замечаниям нового командующего южным флангом, и Еременко вынужден был приступить к своим обязанностям.
4 августа Еременко вылетел в Сталинград. Самолет, маленький транспортный «Дуглас», приземлился на северо-западной окраине города. Командующего встречал Никита Хрущев, и они сразу же поехали в штаб. Больше всего Еременко удручало отсутствие информации о противнике.
Пять дней спустя Сталин вновь реорганизовал командование Сталинградского направления. Теперь он назначил Еременко командующим обоими фронтами. Сталин нервничал, а потому отправил Жукова в Сталинград, чтобы тот изучил ситуацию на месте и незамедлительно доложил Верховному Главнокомандующему.
По мнению Еременко, главная угроза состояла в одновременной атаке 5-й и 4-й немецких армий. Войска Паулюса наступали с запада, а армия Гота двигалась с юго-запада. Под угрозой оказалась вся нижняя Волга. В Астрахани началась паника, город неоднократно бомбили. Нефтебаза в дельте Волги горела целую неделю, испуская клубы черного дыма. Участившиеся авианалеты вызвали хаос. Волжские порты оказались забиты беженцами и заводским оборудованием, предназначенным для эвакуации на восток. Теперь прорваться в тыл можно было только через Каспий.
В голодной калмыцкой степи, которую русские называли «краем света», армии Гота могли противостоять лишь незначительные силы. Лев Лазарев, командовавший подразделением морской пехоты, так сказал об этом районе: «Это не Россия, это Азия. Непонятно, почему мы должны сражаться за эту территорию, и в то же время все знают: мы обязаны либо выстоять, либо умереть». Поскольку войск постоянно не хватало, на помощь пришел флот. Бригады моряков перебрасывались к Сталинграду аж с Дальнего Востока. Офицерами у них были восемнадцатилетние курсанты из Ленинградской морской академии, которые прошли лишь трехмесячную подготовку. И эти юнцы должны были командовать опытными «морскими волками». Потери среди молодых лейтенантов были ужасающи, но в боях они не опозорили чести русского флота. Так, из двадцати воспитанников Лазарева в живых осталось только двое. Однако беспокойство не оставляло и немецких военачальников. «После Дона мы двинемся к Волге. Что-то ждет нас там?» – записал в своем дневнике командир 384-й пехотной дивизии. Он реально оценивал шансы Германии на победу. Ясно было, что вермахт не располагает достаточным количеством солдат, чтобы продвигаться вперед по всему фронту. Многие стали понимать, что достижение Волги еще не означает полной победы. До конца войны было еще очень далеко.
8. «Волга достигнута!»
21 августа 1942 года пехотные подразделения корпуса генерала фон Зейдлица форсировали Дон на надувных лодках. Солдаты быстро навели переправу близ деревни Лучинская. Чуть ниже по течению целый батальон форсировал Дон менее чем за час. Как только навели переправы, головные батальоны принялись за строительство понтонных мостов, по которым должны были пойти танки и прочая боевая техника.
Дон своей величавостью и красотой просто очаровал немецких солдат. Немалое количество бойцов 6-й армии влюбилось в казачий край. Многие мечтали основать здесь фермы, после того как война будет выиграна.
К вечеру 22 августа мост был готов и по нему пошла ударная 16-я танковая дивизия генерала Хубе. Танки, самоходки, бронетранспортеры и грузовики загрохотали по понтонам. В ту же ночь, как только взошла луна, советская авиация совершила налет на переправу. Боевая техника вермахта на обоих берегах оказалась разбомбленной и ярко пылала, освещая всю округу. Удивительно, но ни одна из бомб не попала в мост.
Штаб дивизии Хубе получил донесение о больших потерях по краям плацдарма. Время от времени слышался пронзительный вой реактивных снарядов – русские «катюши» обстреливали немецкие войска. Звук действительно был душераздирающим, но сами снаряды заметного ущерба не нанесли, поскольку советские батареи стреляли вслепую. В это же время усиленные танковые корпуса под прикрытием пехоты готовились к решающему наступлению.
На рассвете в 4 часа 30 минут подразделение графа фон Штрахвитца, входившее в состав 2-го танкового полка, двинулось к Волге. Танковые экипажи, сознавая, что их руками творится история, посчитали этот момент «весьма волнующим». Степь между Доном и Волгой окаменела после летней засухи, и танки продвигались вперед с максимальной скоростью. Командиры боевых машин, стоя на башнях, внимательно следили за рельефом, опасаясь, как бы танк не попал в какую-нибудь не видимую водителю балку.
Солнце еще не достигло зенита, когда генерал Хубе после нескольких переговоров по рации внезапно приказал своему штабу остановиться. Ради экономии горючего двигатели тут же заглушили, и танки остановились. Несколько минут спустя в небе появился немецкий связной самолет. Покружив некоторое время, он совершил посадку возле бронированных машин. Пилот выбрался из кабины и решительным шагом направился к танку Хубе. Это был генерал фон Рихтгофен, теперь уже командующий 4-й воздушной армией. «Генерал Паулюс беспокоится за свой левый фланг», – записал он в своем дневнике. У Паулюса были все основания для беспокойства, да и сам Рихтгофен был недоволен приказом, гласившим, что «отныне первостепенной задачей Люфтваффе является уничтожение русских танков». Асы вермахта считали стрельбу по наземным целям ненужной и опасной работой. Здесь не требовалось мастерства ведения воздушного боя, и любой русский пехотинец мог запросто сбить самолет. Рихтгофен в армейской рубашке и сдвинутой на затылок фуражке церемонно приветствовал Хубе. По приказу фюрера все силы 4-й воздушной армии перебрасывались на Сталинградский фронт, чтобы «полностью раздавить русских». Доложив Хубе обстановку, Рихтгофен с несвойственной ему горячностью воскликнул: «Воспользуйтесь сегодняшним днем! Вас поддержит 1 200 самолетов, а вот завтра я уже ничего не смогу вам предложить».
