Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Федор Леонидович Синицын
Граждане СССР стали брать «под сомнение различные периоды истории» страны и деятельность ее руководителей, выражая сомнение, что недостатки правления И.В. Сталина и Н.С. Хрущева «не будут повторяться» при Л.И. Брежневе, в том числе что он не станет создавать свой культ, как делали первые двое[520](надо признаться, люди не ошиблись, так как действительно это произошло). Таким образом, разрушалась харизма советских вождей, и народ стал воспринимать их как обычных людей, а не олицетворение символа власти[521].
Даже в публичных высказываниях людей появились «нотки сомнения, настороженности», неверия обещаниям властей. В 1965 г. на собраниях, организованных партийными органами, раздавались реплики: «Ни во что нет веры. Неужели наша земля не может уродить столько, чтобы на год хватило?» (критика дефицита продовольствия); «О заработках механизаторов — одни разговоры» (критика проблем уровня жизни на селе); «Теперь за 50 процентов надбавки к цене на сверхплановую пшеницу — весь хлеб начисто выкачают» (весьма жесткая критика государственной политики по отношению к колхозам). Нередко скептицизм и недоверие власти выражались в таких высказываниях: «Хорошие слова мы слыхали»; «Политика в сельском хозяйстве сводится к ошибкам и их исправлениям»; «Поживем — увидим» (по поводу этих высказываний В.И. Степаков сообщал руководству КПСС, что «в народе… обострено отрицательное отношение к старым, отжившим методам командования колхозами и совхозами, грубому вмешательству в управление их делами»). Кроме того, недоверие проявлялось, например, в сомнениях по поводу того, «будут ли погашены облигации государственных займов в установленный срок, как было обещано»[522].
Власти выявили, что в среде интеллигенции и вузовской молодежи крупных городов распространяются «критиканские настроения»[523], выражавшиеся в том числе в «откровенном очернительстве социализма и политики партии», разочаровании в советском строе вплоть до сравнения его с фашистским. Среди молодежи циркулировало мнение, что члены КПСС — это «ни в коем случае не лучшие из лучших». Очевидно, ранее у некоторых молодых людей бытовали радужные, наивные представления о «партийных» людях, и вдруг они осознали, что «коммунист может быть и пьяницей, и развратником, и беспринципным человеком». Такие идеи порождали мнение о необходимости «чистки» партии[524].
Критика власти народом стала более распространенной и жесткой. Если ранее в массовом сознании наблюдалось разделение центральной (непогрешимой) и местной (ошибающейся) власти, то теперь такое противопоставление размылось. В письмах людей, направленных в органы власти, содержалась очень жесткая оценка деятельности руководителей страны и всей системы[525]. Люди проявляли неудовольствие разными аспектами советской политики и практики[526].
Некоторые люди прямо и открыто осуждали советскую внешнюю политику[527], другие, более лояльно настроенные, — выражали сомнения в ее правильности, все чаще задавая вопрос: «Ради чего мы идем на жертвы?» (имелась в виду советская материально-техническая помощь «братским» странам). В 1966 г. граждане интересовались у представителей партии: «Как долго нашему народу нужно будет строить коммунизм в стране, имея в виду, что к лагерю социализма будут постоянно примыкать менее развитые страны, требующие еще длительного социалистического развития и нуждающиеся в помощи?» Среди молодежи распространялись настроения, «что надо кормить собственную страну, а не «неблагодарных братьев»[528].
Одной из причин снижения авторитета КПСС и советской власти было недовольство народа усилением «элитарности» «номенклатуры»[529], которую люди с горькой иронией стали называть «советской буржуазией». Молодежь открыто выражала неприязнь к образу жизни высших партийных работников. Очень характерен пример из жизни Одессы, описанный неизвестным студентом в эссе о настроениях молодежи, направленном в КГБ в 1968 г.: он сообщал, что столкновение с провинциальной номенклатурой «происходит у студента всюду — начиная от футбола, на который мимо него мчатся машины с белыми занавесочками («персональные» автомобили партийных и советских руководителей. — Ф.С.), и кончая цветочным магазином, в котором студенты, пришедшие купить подарок на студенческую свадьбу, слышат гордое заявление продавщицы: «Сегодня свадьба у дочери Синицы[530], и он скупил цветы во всех магазинах. Можете не искать»[531].
Некоторые советские граждане считали чрезмерным «создание материальных стимулов для руководящего состава — дач-поместий, высоких окладов, особого снабжения». По их мнению, это противоречило принципам «порядочности, честности, самоотверженности», «ленинской скромности, ленинского бескорыстия»[532]. Факты злоупотреблений конкретных партийных деятелей вызывали чувство раздражения[533], особенно отталкивающе действуя на молодежь. Появление и открытое существование «советской буржуазии» сыграло большую роль в восприятии советскими людьми тезиса западной пропаганды о «перерождении партии»[534].
Пропагандисты не могли дать ответ на недоуменные вопросы людей, почему у партийных и советских руководителей появились «специальные дачи у моря, высокие оклады, роскошные квартиры», а также возникли такие несоциалистические «понятия, как «обкомовский дом», «обкомовская поликлиника», «обкомовский магазин». Само слово «обком» у людей начало ассоциироваться с возможностью достать дефицитные товары[535]. Это яркое свидетельство крушения морального авторитета партийных руководителей. Стал рассеиваться ареол их «аскетизма»[536], с которым традиционно ассоциировался «настоящий коммунист». У молодежи возникала уверенность, что таких коммунистов вовсе не существует[537].
Следует отметить, что при этом в народной среде еще сохранялась сакральность В.И. Ленина. В 1950-х гг. он оставался непререкаемым авторитетом — в частности, люди критиковали хрущевское руководство именно за отход от «ленинских заветов»[538]. Властям поступали предложения переименовать КПСС в ЛКПСС (Ленинская Коммунистическая партия Советского Союза)[539] — очевидно, с целью подчеркнуть ее избавление от «тяжелого наследия сталинизма». В 1962 г. во время известных трагических событий в Новочеркасске протестная народная демонстрация шла под красными флагами и портретами Ленина[540].
К середине 1960-х гг. В.И. Ленин еще оставался единственным советским руководителем, у которого сохранился реальный авторитет. Секретарь Владимирского обкома КПСС С.И. Сурниченко на совещании в ЦК в марте 1965 г. отмечал: «Есть старые коммунисты, много лет учатся… говорят: мы изучали Сталина, раскритиковали его, Хрущева изучали, раскритиковали, но в Ленина верим… Говорят: вот Ленин — это золото»[541]. Даже советские диссиденты боролись с властями с помощью «человеческого Ленина», который предлагался вместо «демонического Сталина»[542]. Авторитет Ленина в каком-то роде сохранялся и в соцстранах — известно, что в Чехословакии во время ввода войск стран Организации Варшавского договора в 1968 г. местные жители на дорогах писали лозунг: «Ленин, проснись и посмотри, как Брежнев
