Славянские колдуны и ведьмы - Александр Николаевич Афанасьев
Свидетельство Гомера о моровых стрелах Аполлона совпадает со славянскими преданиями: общепринятые в русском языке названия «зараза» (от разить) и «язва» указывают на раны, наносимые острым оружием болезни: кроаты представляют чуму (гиргу) злою фурией, легкою, как молния[287]; по рассказам болгар, она – вечно озлобленная, черная жена, посылающая на людей и животных огненные ядовитые стрелы. Создавши ее, Христос сказал: «Иди и мори человеческий род; а чтобы ты не страшилась никого – даю тебе лук и стрелы». Болгары видят в ней существо, родственное с облачными девами, и называют ее «чума-самодива» или «юда-самовила»; самодивы и самовилы соответствуют немецким эльфам и подобно им различаются на добрых и злых (светлых и темных). Приближаясь к городу или деревне, Чума точит свои стрелы, и кому случится на ту пору выйти в поле – в того и стреляет, а затем уже входит в самое село или город. Оттого первые заболевающие страшным недугом бывают приезжие и странники. Наравне с эльфами и ведьмами Чума может оборачиваться кошкою, лошадью, коровою, птицею и клубком пряжи; где она покажется – там начинают выть собаки, туда прилетает ворон или филин и, садясь на кровлю, криком своим предвещает беду[288]. Чехи и малорусы рассказывают, что Смерть, принимая вид кошек, царапается в окно, и тот, кто увидит ее и впустит в избу, должен умереть в самое короткое время[289]. Южные славяне уверяют, что во время чумы петухи хрипнут и замолкают, а собаки теряют способность лаять и только ворчат и с визгом бросаются на ужасную гостью.
Один крестьянин спал на стогу сена; пробужденный шумом, он увидел огромную женщину в белой одежде (в саване), с растрепанными волосами, которая бежала от стаи собак; она вскочила на лестницу, приставленную к стогу, и стала дразнить собак ногою. Крестьянин узнал Чуму, подкрался сзади и столкнул ее с лестницы; Чума погрозила ему пальцем и исчезла, и хотя он остался в живых, но с той самой минуты беспрестанно дергал ногою[290]. Громовые раскаты уподобляются крику петуха и колокольному звону, и вследствие этих метафор петух возгласом своим прогоняет нечистую силу, а от звона колоколов рассеиваются темные тучи[291] и устрашенные демоны, эльфы и ведьмы спешат сокрыться в дальние страны.
Вместе с этим петуший крик и колокольный звон признаны были за целебное средство против болезней, особенно против лома в руках, падучей, холеры и вообще всякого поветрия; «я слышу (читаем в чешском заговоре), звучат колокола, поют святые ангелы, и ты, raze, должна удалиться!»[292] Сверх того, в завывании грозовой бури арийские племена слышали лай небесных псов, сопутствующих богу громов и вихрей в его дикой охоте; по народному убеждению, собака одарена чрезвычайно тонким чутьем и острым зрением: она узнает присутствие нечистых духов, чует приближение Чумы и Смерти и кидается на них, как верный страж домохозяина и его семьи.
Когда собака воет – это считается знаком, что она видит Смерть. Отсюда возникли поверья, что Чума боится собак[293], что у петухов она отымает голос и вырывает хвосты и что там, где владычествует нечистая сила смерти (зараза), уже не раздаются ни петушиный крик, ни собачий лай; согласно с этим вышеприведенные малорусские заговоры отсылают сестер-лихорадок и другие болезни в те пустынные страны, где не слышится ни пения петухов, ни лая собак, ни церковного звона, т. е., собственно, в царство туч, оцепененных холодным дыханием зимы (в вертепы северного ада). Рассказывают также, что Чума не любит кошек и при удобном случае убивает их: эта враждебность объясняется страхом перед богиней Фрейей, которая выезжала на кошках, участвовала в дикой охоте и поборывала демонов. В давнее время, по словам болгар, кошка была старшею сестрою Чумы и часто била ее; теперь же при появлении моровой язвы кошки прячутся от нее в печах[294].
Любопытно, что чехи для излечения детей от сухотки купают их в ключевой воде вместе с собакою или кошкою[295]. В большей части земель, заселенных славяно-литовским племенем, моровая язва олицетворяется женщиною огромного роста (иногда на ходулях), с распущенными косами и в белой одежде; она разъезжает по свету в повозке или заставляет какого-нибудь человека носить себя по городам и селам; своею костлявою рукою она веет на все на четыре стороны красным (кровавым) или огненным платком – и вслед за взмахом ее платка все кругом вымирает.
Был жаркий день, русин сидел под деревом. Приблизилась к нему высокая женщина, закутанная в белое покрывало. «Слыхал ли ты про Моровую язву? – сказала она. – Это – я сама. Возьми меня на плечи и обнеси по всей Руси, не минуй ни одного села, ни города; я должна везде заглянуть. Кругом тебя будут падать мертвые, но ты останешься невредим». Затем она обвилась длинными, исхудалыми руками вокруг шеи русина, и бедняк пошел со своею страшною ношею, не чувствуя ни малейшей тяжести. На пути лежало местечко, где раздавалась музыка и весело, беззаботно пировал народ; но Чума повеяла своею хусткою – и веселье исчезло: стали рыть могилы, носить гробы, кладбище и улицы наполнились трупами. Где ни проходил русин, всюду богатые города и деревни превращались в пустыни; бледные, дрожащие от страха жители разбегались из домов и в мучительных страданиях умирали в лесах, полях и по дорогам. Наконец добрался он до своего родного села; здесь проживали его старушка мать, любимая жена и малые дети.
Отчаяние и жалость овладели душою несчастного; он решился утопить и себя и Чуму, ухватил ее за руки и, обойдя село, бросился вместе с нею с крутого берега в волны Прута; сам он утонул, но Моровая язва не могла погибнуть: с легкостью стихийного существа она поднялась из воды и, напуганная отважною смелостью человека,
