Антиохийский и Иерусалимский патриархаты в политике Российской империи. 1830-е – начало XX века - Михаил Ильич Якушев
Если в дневниках британского консула в Иерусалиме Дж. Финна можно встретить характеристики некоторых иерусалимских губернаторов, то в книге К.М. Базили таких подробных зарисовок пашей не содержится, поскольку, будучи генеральным консулом с резиденцией в Бейруте, он посещал Иерусалим один-два раза в год, не имея возможности поближе познакомиться с тамошними губернаторами. Тем не менее, даже в этом труде можно заметить, что Базили особо не жалует султанских наместников, давая наместникам падишаха первой половины XIX века далеко не лестные характеристики. Так, паши у него в книге зачастую характеризуются «алчными», «фанатиками до неистовства», «безумными», «избалованными», «буйными тиранами», «строптивыми», «самоуправными», «нерадивыми», преисполненными «врожденного неистовства» (561, с. 128, 130, 132, 135, 136, 200, 330, 333–334). После восстановления османской администрации Базили от негативных эпитетов, казалось, переходит к более конкретной информации о султанских наместниках, сообщая, что вернувшиеся в Сирию османские «паши, вопреки собственному чувству и вследствие навязчивого надзора консулов, проповедовали веротерпимость и силились выказать себя правосудными к подвластным» османлы без различия вероисповедания, как об этом говорилось в Гюльханейском хатт-и шерифе (там же, с. 332–333). Правда, и тут автор книги «Сирия и Палестина под турецким правительством» при описании взаимодействия новой османской администрации с местным христианским населением и европейскими консульствами (в частности, с российским) вновь лаконично характеризует султанского наместника как «тупоумного пашу» (там же, с. 334). В своей консульской переписке с Константинополем генеральный консул в Бейруте Базили продолжает нелестные отзывы об османских пашах, сообщая, что при попытке британского консула Дж. Финна покровительствовать абиссинскому духовенству иерусалимский губернатор «Этем Паша» (Эдхем-паша [1849–1851 гг.]. —М.Я.) – «человек самаго ограниченнаго ума», пытался «распоряжаться по своему усмотрению в деле, подлежащем высшей власти» (124, л. 238—239об).
Говоря об отношениях пашей к христианам, Базили отмечал, что заботы дамасского и сайдского генерал-губернаторов сводились лишь к тому, чтобы увеличить поборы с монастырей и христианских поклонников или прибрать к рукам Иерусалимский санджак. Нелестные оценки главе Иерусалимского санджака дает израильский историк Беи-Арие, он пишет, что «забота об образовании, сельском хозяйстве или торговле была слишком далека от его (паши. – М.Я.) мыслей и интересов его администрации» (811, с. 116).
Кризис кадровой политики Порты в подборе пашей на пост губернатора Иерусалима не был преодолен и в середине XIX века в разгар обострения вопроса о Святых местах Палестины и начала Крымской (Восточной) войны. Чтобы продемонстрировать европейским державам, обеспокоенным обострением межхристианского греко-латинского спора вокруг христианских святынь, особое отношение Стамбула к Иерусалиму и заинтересованность в скорейшем урегулировании святоместного вопроса и межклановые конфликты в Палестине, османское правительство пошло на беспрецедентный шаг, командировав в аль-Кудс аш-Шариф на «двухтуевую» должность мутасаррифа одного за другим двух визирей в чине мушира: Хафиза Ахмед-пашу (30 октября 1851 —14 января 1854 гг.), а затем Яакуб-пашу Кара Осман Оглу (16 марта 1854 – 20 октября 1854 гг.). Это назначение стало беспрецедентным случаем для Иерусалима, поскольку его мутасарриф формально находился в подчинении у Сайдского валия в Бейруте, при этом имея одинаковый с генерал-губернатором титул и чин, что нарушало привычную субординацию в системе османской провинциальной администрации (662, т. 1, с. 160). Примечательно, что оба мутасаррифа Иерусалима назначались султаном друг за другом на одну и ту же должность, практически в одинаковом возрасте, с одним и тем же титулом и чином. По сведениям британского консула Дж. Финна, Ахмед-паше было 80 лет, а Яакуб-паше – 84 года; оба они имели ранг визиря, «фельдмаршальское» звание мушира и титул девлетлу эфендим (осм.) или даулат аль-баша (араб.)105, который присваивался лишь трёхтуевому паше либо визирю Порты, включая садразама (662, т. 1, с. 383, 452; 666, с. 195)106. Так, вынесенный на паланкине из Иерусалима 17 декабря 1853 г. тяжело больной Хафиз Ахмед-паша так и не был доставлен в Стамбул, скончавшись в Яффе 14 января 1854 г. В том же году, 20 октября, в Иерусалиме после продолжительной болезни умер Яакуб-паша, всего на несколько недель пережив свою супругу (там же, т. 2, с. 53–54).
Порта сделала необходимые выводы из этих двух казусов и стала более щепетильна в выборе кандидатур на пост мутасаррифа Иерусалимского санджака. Путешественники и пилигримы 2-й половины XIX века в своих донесениях отмечали, прежде всего, изменение внешнего облика османских губернаторов: их официальный мундир уже мало чем отличался от европейского. Многие паши получили образование в Европе (Франции, Великобритании), некоторые могли общаться с европейскими консулами без помощи драгоманов, посещали европейские столицы, были знакомы с европейской культурой и умели играть на фортепиано (811, с. 117).
Кроме того, чтобы не допускать новых споров из-за Святых мест, Порта стала командировать в Иерусалим султанских наместников по линии Министерства иностранных дел (а не других ведомств османского правительства, как это случалось ранее), в том числе «для наблюдения за вероисповедными распрями, часто возникавшими между христианами в Святом Граде, и для донесений обо всем прямо в Порту» (402, л. 94—99об). Стамбул, как Париж и Петербург, извлек необходимый урок из святоместного конфликта и не мог допустить новой «святоместной войны».
Усиление европейского присутствия в Иерусалиме после Крымской войны поставило этот некогда более чем провинциальный город в один ряд с османской столицей, когда в 1863 г. там был создан муниципальный совет (баяадиййат аль-кудс), второй во всей империи после Стамбула. В муниципалитет входили десять человек: шесть мусульман, два христианина и один иудей. В 1908 г. квота для евреев была поднята до двух членов (800, с. 358–359). Кандидатуры на кресло мэра подбирал мутасарриф из избранных членов муниципалитета. До 1914 г. мэрами становились представители аянских семейств: аль-Халиди, аль-Аламий, аль-Хусейни и ад-Даджани (там же, с. 359). Попытка Рауф-паши отстранить халидитов и представителей других знатных семей в Иерусалиме от избрания на должность мэра, заменив их на турецких чиновников, вызвало народное возмущение. Это стало первым проявлением националистических антитурецких настроений в арабском обществе в Палестине (там же, с. 359–360).
Как упоминалось выше, должность мутасаррифа открывала перед османскими чиновниками широкие перспективы продвижения по служебной лестнице, вплоть до поста великого визиря. Пример Мехмед-паши Кыбрыслы оказался заманчивым для его земляка, губернатора Иерусалимского мутасаррифлыка Мехмед Камиль-паши Кыбрыслы (1832–1913; 1875–1876 гг.), который по завершении командировки в аль-Кудсе вернулся в столицу, где сделал головокружительную карьеру, трижды становясь садразамом (1885–1891 гг., в октябре – ноябре 1895 г. и 1908–1909 гг.). В конце XIX века иерусалимским мутасаррифом стал Рауф-паша, который характеризуется современными арабскими и израильскими исследователями как «видный османский деятель и талантливый руководитель» (811, с. 119). Сей мутасарриф установил своеобразный рекорд пребывания на посту губернатора Иерусалимского санджака
