Россия крепостная. История народного рабства - Борис Керженцев
Но мелкопоместное дворянство также не представляло собой однородной среды. Большая общественная дистанция разделяла скромного, но сводившего в своем хозяйстве концы с концами владельца 50—100 «душ» и жалкого обладателя всего нескольких крепостных крестьян. Между тем таких дворян, «мелкой сошки», как презрительно именовали их собственные собратья по сословию, было в российской империи не просто много — в некоторых губерниях число помещиков, имевших всего до 20 крепостных людей, составляло 3/4 от общего количества душевладельцев.
К появлению все большего числа мелкопоместных приводило дробление имений между наследниками. С начала XIX века, после того как при Александре I прекратились переводы государственных крестьян в собственность дворянства, измельчание поместий стало особенно заметным. На первых порах это приводило к своеобразной чересполосице, когда в одной деревне или селе несколько крестьянских дворов принадлежали одному владельцу, а следующие — другому. Некоторые помещики оказывались собственниками даже большого числа «душ», но разбросанных по разным селениям. В таких обстоятельствах невозможно было организовать прибыльного хозяйства, а новые разделы еще больше запутывали положение, и в результате могла возникать вовсе парадоксальная ситуация, когда один мужик был обязан кормить двух или более хозяев, почти как в знаменитой сказке.
Со временем измельчание доходило до крайней степени, и тогда помещичьего дома уже нельзя было отличить от крестьянского жилища, а самого помещика — от его крепостного. Впрочем, уже в начале XIX века оказалось немалое количество и беспоместных и «бездушных» дворян, не имевших вовсе ни одного крестьянина или дворового человека и самостоятельно возделывавших свои земельные участки. Особенно много было мелкопоместных владельцев в Рязанской губернии. Там они получили даже специальное прозвание «дворянков».
Такие «дворянки» населяли иногда целые деревни, их дома стояли вперемешку с крестьянскими избами, а размеры принадлежавших им земельных наделов были так малы, что не могли прокормить и само «благородное» семейство, часто весьма многочисленное. Здесь уже было не до хлебосольства или разъездов по гостям. Последним крестьянам, если они оставались, «забривали лбы» — т. е. продавали в рекруты государству или соседним помещикам «на своз», чтобы получить хоть какие-то деньги, и сами отправлялись на полевые работы, пахали и сеяли и собирали урожай. Другие вовсе уходили на заработки в города. В Петербурге и Москве можно было встретить обнищавшего «бывшего благородного» человека под шляпой и в кафтане извозчика, в образе разносчика горячих пирожков, трактирного кляузника или чернорабочего.
А.И. Кошелев писал о мелкопоместных, что у многих из них в доме одна пара сапог, которые по очереди служат то господину, то мужику, смотря по необходимости — кто едет в дорогу, идет в лес и проч. «Многие мелкопоместные дворяне сами извозничают, ямщичествуют, пашут вместе со своими крестьянами, носят одни и те же кафтатны, полушубки и тулупы».
Обычное жилище мелкопоместных дворян представляло собой крохотное ветхое строение из двух комнат, разделенных сенями, с пристроенной кухней. Но в доме было две половины — направо от входа «господская», налево — людская, и таким образом, и здесь, среди бедности и убожества, сохранялся сословный дух, разделявший хозяев и рабов.
Каждая из этих половин, в свою очередь, была разделена перегородками. В людской по стенам стояли полати для спанья, прялки, ручные жернова. Из мебели — грубый стол, лавки или несколько стульев, сундуки, ведра и прочее, что необходимо в хозяйстве. Под лавками хранили обыкновенно корзины с яйцами, а по комнате бродили или бегали, в зависимости от своего темперамента — собаки, домашние птицы, телята, кошки и прочая живность, видовую принадлежность которой затруднялись определить сами очевидцы. Е. Водовозова писала, например, о чрезвычайной популярности в мелкопоместных домах небольших зверьков, называемых там «песцами». Однако сама мемуаристка, видевшая их, оговаривается: «В зоологии песцами называют животных из породы лисиц, но маленькие зверьки, о которых я говорю, ничего общего не имели с лисицами. Очень возможно, что их называли совершенно неправильно в научном отношении… Между тем из их прелестного легкого мягкого пуха помещицы вязали себе тамбурною иглой и вязальными спицами красивые платки, косынки, одеяла, перчатки, кофточки и т. п.»[13]
Господская половина была чище, опрятнее, обставлена мебелью хотя и старой, изрядно потрепанной, но «помнившей» лучшие времена. В остальном комната мало отличалось от крестьянского обиталища.
Но одной из характерных примет мелкопоместного быта была все та же, присущая и более богатым дворянам, многочисленность всевозможных приживалов и нахлебников, ютившихся вместе с хозяевами в их чрезвычайно скромном доме. В обстоятельствах нужды, сливавшейся с настоящей нищетой, в тесных помещениях и часто впроголодь жили родственники, которым совершенно не к кому было идти за помощью и негде искать куска хлеба, кроме как в этом убогом «родовом гнезде». Здесь можно было встретить и «незамужних племянниц, престарелую сестру хозяина или хозяйки, или дядюшку — отставного корнета, промотавшего свое состояние».
В таком тесном и бедном сожительстве возникали ссоры и бесконечные взаимные попреки. Хозяева придирались к нахлебникам, те, не оставаясь в долгу, припоминали давние благодеяния, оказанные их отцами нынешним кормильцам. Бранились грубо и «самым площадным образом», мирились и вновь ссорились, а часы перемирия разнообразили сплетнями или игрой в карты.
Но часто чем беднее становился помещик, чем острее он чувствовал несоответствие своего формального «благородства» унизительным обстоятельствам существования, тем более жестко он настаивал на признании за ним сословной исключительности, кстати и некстати напоминая о своем «столбовом дворянстве». И здесь главным обидчиком мелкопоместных выступали их более богатые и влиятельные соседи. Единственная роль, раз и навсегда отведенная ими «мелкой сошке» в барских усадьбах, — была роль шута.
Потешались и издевались над такими дворянчиками за их бедность, а также за проистекающие из этого необразованность, дурные манеры, неумение держать себя в «благородном» обществе, за грубую одежду, являвшую собой причудливую смесь из платья, носившегося в лучшие времена еще их отцами и дедами. Некоторые из мелкопоместных охотно принимали на себя шутовскую роль и успешно справлялись с ней, потешая гостей своего покровителя. Те же,
