Гарет Паттерсон - Я всей душою с вами, львы !
Под вечер мы приехали к Брюсу Петти, директору заповедника Чартер. Хотя по некоторым вопросам у нас с ним были разногласия - в частности по проблеме управления дикими землями, - он всегда был объективен во всем, что касалось львов, поддерживал мой проект возвращения львов в родную стихию и признавал, что проект имел успех. Мои львы живали на территории его заповедника часто и подолгу, и Брюс сказал в тот роковой день, что у него нет никаких оснований для заявления, будто они потенциально опаснее для человека, чем любые другие львы Тули.
Когда мы приехали, новость уже дошла до Брюса по местной радиосети, и он был крайне озабочен услышанным. Я рассказал ему, что мы пережили, и он вместе с нами горевал о Фьюрейе и детенышах.
Когда управляющий со своими работниками отправлялся отстреливать львов, я сказал ему, что буду в лагере Брюса, и просил информировать меня по радио. Теперь мы с женой Брюса и ее подругой сидели в ожидании новостей. Наконец раздался сигнал по радио - управляющий вызывал меня. Я трясущимися руками взял микрофон и ответил ему. И в тот же миг услышал:
- Все кончено. Они мертвы. Убиты выстрелами в голову и шею.
Я снял наушники и разрыдался. Джулия обняла меня, а я все не мог остановиться. Сама же Джулия не позволяла себе плакать, понимая, что это мне не поможет. Она держала над собой контроль ради меня. Как она потом передала мне, Брюс был крайне взволнован. Два дня спустя мне сообщили, что после того, как выстрелы оборвали жизни моих львов, егеря всадили в их тела еще по целой обойме.
Дальше память подводит меня. Я не помню, что еще сказал в доме Брюса, не помню, о чем мы говорили с Джулией, когда сквозь моросящий дождь ехали назад к лагерю, где мне в первый раз не хотелось жить. Лагерь как бы перестал существовать - он стал тенью моих львов. В живых осталась только Рафики.
На следующее утро мы выехали к границе и пересекли ее, чтобы сделать ряд телефонных звонков из сарая, куда убирают вагончик канатной дороги. Этот же путь мы проделывали несколько дней подряд нужно было стольких обзвонить и стольким ответить, и еще столько вещей предстояло сделать. В предшествующие месяцы я не обращал особого внимания на поддержку Джулии - теперь она нужна была мне как никогда.
Мы позвонили самым близким и сообщили о случившемся. В первое же утро после того страшного дня я позвонил Розанне Сейвори, попечительнице "Тули Лайон-Траст". Она была в отпуске в Англии и поначалу удивилась моему звонку. Когда же я рассказал ей, что произошло, она расплакалась.
Мы с Джулией почувствовали, что нам необходимо встретиться с представителями средств массовой информации. История львов была хорошо известна на юге Африки. Нам нечего было скрывать. В то же время мы боялись, что не сможем совладать со своими эмоциями, отвечая на поток вопросов, - примерно так же, как это было после гибели Батиана.
Я думал, управляющий немедленно подготовит пресс-релиз, но он этого не сделал. Я отправился к нему и предложил сделать это вместе. Он был не в восторге от такой идеи. Более того, принялся обвинять всех, кто дал разрешение на перевозку сюда львов, в частности Ассоциацию землевладельцев. Когда я позже сообщил ему, что мы с Джулией подготовили собственный пресс-релиз, он был взбешен и вскоре написал свой, где заклеймил мою работу, а в качестве причины инцидента назвал то, что мои львы были ручными, - более далекое от истины утверждение трудно себе представить.
Он заявил также, что его организация постоянно возражала против поселения львов на здешних землях(*2) (хотя никто из них прямо не говорил мне об этом) и не раз "подвергалась за это суровой критике в ряде инстанций". О каких таких "инстанциях" идет речь, для меня так и осталось загадкой. Уж конечно, это были не мы.
Далее он сообщил, что не было никакой нужды привозить "чужих" львов в Тули, так как исконная популяция якобы находилась в равновесии с окружающей природой. Факты убеждали в обратном. Когда я привез сюда своих львов, местная популяция была нестабильной, прежде всего из-за недостатка охраны со стороны землевладельцев. Отсюда - процветание браконьерства и незаконной охоты, а также конфликты со скотовладельцами, что не могло не сказаться на львах. К тому времени, когда произошел роковой инцидент, популяция была серьезно подорвана.
С точки зрения управляющего, мои погибшие львы "все равно были обречены на смерть, и как раз теми людьми, которые, якобы желая им добра, хотели вернуть их в дикую природу". Эти слова, сказанные покровительственным тоном, опять-таки не соответствовали действительности. Мои львы успешно прижились в родной стихии. Кроме того, он умолчал, что из трех расстрелянных львов мной была взлелеяна только Фьюрейя. Сала и Тана родились на здешних землях, и их растили матери-львицы, а вовсе не я.
В специальном выпуске новостей были процитированы слова управляющего: "Насколько нам известно, львица (которую г-н Адамсон назвал Фьюрейей) схватила его... мы нашли его далеко от лагеря... Она сидела и поедала его"(*3). Я не видел крови у нее на морде, хотя после инцидента прошло всего два часа. Тем более не было свидетельств, что она его ела. Но управляющий заявил, что "Исаак Мангагола был убит в ночь на 29 октября неподалеку от своего жилища тремя ручными львами Паттерсона".
Прежде чем разослать свой пресс-релиз, я проинформировал одного из членов Ассоциации землевладельцев о своем намерении. Тот заявил, что я ни при каких обстоятельствах не должен этого делать. Я ответил, что мне нечего скрывать и что я считаю своим долгом проинформировать общественность. В ответ я услышал, что "выдвигаю плохо скрытые обвинения" в адрес уважаемой организации и что такого не потерпят. Мне сказали также, чтобы я убирался с этой земли, закрывал свой проект и увозил Рафики.
Через несколько дней после гибели Исаака, Фьюрейи и детенышей я разослал тщательно подготовленный пресс-релиз, где пытался размышлять, как и почему произошел данный инцидент. С чего бы это моим львам нападать на Исаака? Что толкнуло их на это? Я попробовал взглянуть на вещи с точки зрения львов, исходя из того, что нам рассказывали. Это был первый шаг на длинном, болезненном, часто страшном пути к правде.
Мои первые выводы состояли в том, что нападение (нападение ли?) было вызвано тем, что Исаак сел на корточки. Нам сказали, что Исаак, покинув сидящих у костра, отошел метров на тридцать в кусты. Я слышал много рассказов и не раз убеждался на собственном опыте, что поза человека, сидящего на корточках, воспринимается хищниками как угрожающая (или оборонительная). Я замечал, например, что Сала и Тана немедленно приходили в волнение, когда я садился на корточки, а когда выпрямлялся, быстро успокаивались. Леопард тоже напал на меня, когда я сидел на корточках, - тогда мою жизнь спасла Фьюрейя. Вот так - львица спасла меня, а я ее спасти не смог!
В своей книге "Плач Калахари" Маркс Оуэне вспоминает, в какую переделку он попал, столкнувшись со сворой диких собак: "Когда я сел на корточки, поведение стаи тут же изменилось... Псы бросились ко мне. Я выпрямился. Это мгновенно возымело действие. Стая успокоилась". Кинооператор Ричард Госс, снимая в Калахари пиршество гиен у туши антилопы, попал в такую же ситуацию. Пока он снимал стоя, гиены не обращали на него внимания. Но как только он сел на корточки, выбирая ракурс, поведение хищниц тут же стало угрожающим.
Итак, нападение на Исаака могло произойти из-за того, что львы отреагировали на язык его телодвижений так, как обыкновенно реагируют хищники.
Исходя из этого, я подчеркнул, что трагической ситуации можно было бы избежать, если бы лагерь был обнесен оградой - тогда львы не оказались бы на его территории. Я упомянул также, что еще в апреле прошлого года послал меморандум в Ассоциацию землевладельцев с призывом огородить лагеря туристов и жилье работников. Я сделал это потому, что, по моим наблюдениям, потенциально опасные животные тянутся к лагерям, так как сюда на водопой к искусственным источникам приходит дичь.
Я также подчеркнул, что ввиду возрастания этой опасности лично, на собственные средства огородил лагеря и жилье работников на территории заповедника Чартер. Я желал дать понять, что инцидент произошел вовсе не потому, что Фьюрейя была взращена человеком, о чем трубил управляющий. Она уже более двух с половиной лет жила свободно и не была зависимой от меня. За это время ничто в ее поведении не указывало на то, что она представляла большую угрозу для человека, нежели другие львы.
Теперь вопрос. Если ее заклеймили как людоедку, почему она не напала на управляющего, который со своими гостями подошел к моим львам пешком? Почему мои львы, хотя нередко видели на дорогах Тули людей, двигавшихся пешком или на велосипедах, никогда прежде ни на кого не нападали? Люди, встречавшие моих львов, утверждали обратное: они были вовсе не агрессивны и старались просто скрыться в кустах. Вспомните также случай, когда группа взрослых и детей, выйдя из машины, подошла к заваленной львами антилопе - они и тогда не напали, хотя были рядом!
