Лев Вершинин - Рим или смерть
Он довел Аниту до самой виллы Спада, а прощаясь, вынул из кармана серебряные часы и протянул их Аните.
- Вашему старшему сыну подарок от римского часовщика Перетти Карло. А мне, - заключил он с грустной улыбкой, - часы не нужны. Я теперь точное время три раза в день, в семь утра, три часа дня и в восемь вечера, по французским батареям сверяю.
- Что, никогда не опаздывают? - в тон ему спросила Анита.
- Пока ни разу, - со вздохом ответил старый часовщик. - Ничего, Гарибальди им стрелки назад переставит. - Он снова снял шляпу. - Желаю вам удачи и счастья.
- Да, удачи и еще боеприпасов нам не помешало бы, - сказал Гарибальди, когда Анита передала ему свой разговор со старым часовщиком. А то Розелли не скупится на обещания, а вот патроны и ядра шлет скудно. Зато французы снарядов не жалеют, палят днем и ночью.
И тут в виллу Спада попал снаряд. Кусок стены рухнул, едва не расплющив Гарибальди. Он вскочил, и первой его мыслью было: как Анита? А она улыбалась ему через силу - обломок угодил ей в бок. Вымученная улыбка сменилась вскоре гримасой боли, и она потеряла сознание. Когда пришла в себя, увидела сидевшего рядом мужа.
- Хосе, - тихо сказала она, - не отсылай меня назад, это пройдет... уже прошло.
- Хочешь и себя, и ребенка погубить! - с горечью сказал Гарибальди. Каково мне на это смотреть! Вернись к маме, в Ниццу, богом тебя прошу! Я дам тебе верного провожатого.
- Хосе, никуда я не уеду. Останусь с тобой до конца, что бы ни случилось. И каждый день с тобой будет для меня даром судьбы... Помоги мне подняться, голова немного кружится.
Всю ночь с 28 на 29 июня 1849 года французские батареи вели ураганный огонь по древней, источенной временем Аврелиевой стене, за которой окопались гарибальдийцы. Потом заговорили орудия на двух захваченных бастионах. В груду обломков превратились ворота Сан Панкрацио, огромные бреши зияли в стенах виллы Спада, штаба Гарибальди, санитары не успевали уносить из траншей убитых и раненых, а Вашелло все не сдавалась.
В самом Риме снова захлебывались в тревожном звоне колокола. Раненые, те, кто еще мог держать в руках ружье или пику, уходили из госпиталей и занимали свое место на баррикадах. Рим готовился к последнему сражению.
А французские батареи по-прежнему осыпали снарядами и ядрами холм Джаниколо и кварталы Трастевере.
Одно за другим умолкали орудия римлян, и в сумерках только две батареи Лавирона на горе Сан Пьетро ин Монторио еще отвечали редкими залпами на вражеский огонь. В полночь умолкли и они. Все артиллеристы до единого полегли у своих орудий. Лавирона сразил осколок снаряда, попавший ему в голову. Он лежал на траве и угасающими глазами смотрел в черное небо. Когда подбежали санитары, он еще был жив. Последние его слова были: "Не надо, бесполезно... помогите раненым". Он умер по дороге в госпиталь.
Наступил вечер, и, к изумлению французов, весь Рим озарился огнями. Ярко сверкал освещенный плошками купол святого Петра. Там шло торжественное богослужение. 29 июня - день святых Петра и Павла, и римляне, верные традициям, решили его отпраздновать вопреки судьбе и врагу. Горели все фонари, взлетали к небу бенгальские огни и искры от костров. В свете факелов на башне Капитолийского холма развевалось трехцветное итальянское знамя. Но на высоченном холме Марио, захваченном французами, уже трепетали на ветру скрепленные вместе знамена французское и папское.
Орудия молчали - французы готовились к штурму, подтягивали полевые гаубицы, подвозили боеприпасы.
К ночи разразился ливень, дождь шел стеной, заливая костры и гася факелы. В наступившей темноте Гарибальди пробрался к Вашелло и, отозвав Медичи в сторону - вся вилла превратилась в груду камней и щебня, - сказал тихо, чтобы не услышали берсальеры:
- Джакомо, до полуночи отведешь своих к Аврелиевой стене. Иначе французы тебя окончательно отрежут.
- Мы и в окружении еще продержимся!
- Знаю, - прошептал Гарибальди. - Будь твоя воля, ты бы отсюда живым не ушел. Но мне и Риму ты нужен живым. Я только и делаю, что хороню друзей. - Он вытер мокрое от дождя лицо и уже иным, твердым голосом приказал: - Займешь в обороне позицию на шестом бастионе, слева от ворот Сан Панкрацио. Ясно?
- Яснее не бывает, - глухо сказал Медичи.
- Ну, старина, ин бокка аль лупо*.
- Крепа*, - ответил Медичи.
_______________
* Пожелание удачи, равнозначное нашему "Ни пуха, ни пера".
* Ответ на пожелание, соответствующий нашему "К черту".
После полуночи дождь утих, и в зловещей тишине гарибальдийцам слышно было, как по раскисшей от грязи земле хлюпают сапоги и с громким всплеском падают в мокрую глину связки прутьев. Еще немного - и дорога для французской артиллерии на конной тяге будет готова.
В два часа ночи французская батарея на Монте Марио произвела три выстрела - сигнал к атаке.
Часовые гарибальдийцы дали в ответ залп из карабинов - сигнал тревоги. Прогремела труба, сзывая гарибальдийцев на последний кровавый бой.
Французские егеря получили приказ взять виллу Спада. Они шли в атаку, утопая по колено в черной жиже. Первые упали, сраженные меткими выстрелами, но остальные окружили виллу плотным кольцом. Генерал Молиер велел через парламентера сообщить защитникам виллы: если они сдадутся, он гарантирует всем жизнь.
- Передайте генералу, гарибальдийцы не сдаются, - ответил Лучано Манара. В этот решающий миг он, еще недавно майор королевской пьемонтской армии, готов был сражаться до конца и погибнуть республиканцем и гарибальдийцем.
- Если так, огонь! - приказал Молиер.
И снова на виллу Спада обрушились ядра и бомбы. Нижний, чудом уцелевший этаж заволокло пороховым дымом. У защитников виллы кончились патроны и порох.
- Настал наш смертный час, Аугусто, - обратился Манара к Векки. Давай обнимемся на прощанье, старина!
- Перестань! Я верю, Гарибальди нас выручит, - ответил Векки, только бы продержаться еще немного!
Французы снова открыли шквальный огонь из ружей и карабинов.
Векки ранило в руку.
Внезапно огонь стих.
- Совсем от этих снайперов житья не стало, - сказал Манара, помогая Векки бинтовать руку. - Готовятся, видно, к атаке. Взгляну-ка, что эти галльские монахи задумали.
Он подошел к разбитому окну, высунулся наружу, и в тот же миг французский снайпер из карабина пробил ему навылет грудь.
- Я умираю, Аугусто, - падая на пол, прошептал Манара.
Векки подбежал к нему, наклонился - сердце еще билось.
- Скорее, скорее! Отнесите его в госпиталь, - приказал он двум берсальерам.
Но тут грянул новый залп - французы поднялись в атаку.
Защитники виллы огня не открывали - берегли последние патроны для тех, кто появится в воротах. И вдруг с холма донеслась песня. Уже слышны ее слова:
Братья по крови!
Италия восстала,
Шлемом Сципиона
Себя увенчала...
Мы вместе снова,
К битве суровой
Италия зовет.
- Это он, Гарибальди! - вне себя от радости воскликнул Векки.
А песня все ближе. Французские егеря вначале остановились в растерянности, потом залегли в винограднике у виллы. Песня уже рядом, и слышен голос Гарибальди:
- Вперед, друзья, этот бой - последний!
Он в красной рубахе и синих шароварах, в одной руке шпага, в другой пистолет. За ним, тоже в ярко-красных рубахах, с винтовками наперевес, бегут легионеры. Из виллы Спада с криками "Вива республика!", "Вива Гарибальди!" выбегают берсальерцы в черных мундирах, впереди всех Векки. Вот они уже у бастионов. Сметая фашины* и габионы*, врываются в бреши, штыками сбрасывают французов с насыпей, разят их пиками.
_______________
* Ф а ш и н а - связка хвороста или вязанка прутьев.
* Г а б и о н - корзина, которую наполняют землей для прикрытия солдат от пуль.
- Вперед, вперед! - кричит Гарибальди, круша шпагой вражеских егерей.
Уже занялся рассвет, а битва все не утихала. Внезапно по бастионам, где еще шел бой, ударили картечью французские батареи. Падали гарибальдийцы, падали французские егеря, сраженные собственной картечью и ядрами, а мортиры и гаубицы все били и били, без разбора, по своим и чужим. Трижды брал Гарибальди бастионы штурмом и трижды бешеный огонь французских орудий отбрасывал его и легионеров к вилле Спада.
- Умру, но виллы не отдам! - сказал Гарибальди Векки, пытаясь вложить в ножны покареженную шпагу. - Где Манара? - спросил он, озираясь вокруг.
Векки молчал, опустив голову.
- Ранен? - с надеждой спросил Гарибальди.
- Смертельно, - ответил Векки. - Его унесли в ближний госпиталь... Когда Лучано положили на носилки, он уже никого не узнавал, - тихо продолжал Векки. - Но он еще успел услышать вашу песню. Он хоть умрет с надеждой на победу.
Распахнулась дверь, и на пороге появился фельдъегерь.
- Генерал, - обратился он к Гарибальди. - Триумвиры просят вас срочно прибыть в Капитолий на заседание Ассамблеи. Заседание уже открылось, и ждут вас, чтобы...
Но французские батареи снова открыли огонь по вилле Спада.
