Александр Яковлев - Калиостро
Собственную ложу Калиостро открыть в Риме не удалось, а от уже существующих он держался в стороне и почти ни разу не побывал ни на одном из собраний братьев каменщиков. То есть производил впечатление человека, который наконец-то решился примириться с Апостольской Церковью, весьма неодобрительно посматривающей и на масонов вообще, и на Калиостро в частности.
Но дело было не только в этом. Просто Калиостро ощущал, что силы его слабеют, влияние утрачивается, опыты часто не удаются. И поэтому он предпочитал все сеансы проводить в собственном доме, где система портьер и зеркал частенько приходила на выручку, когда приходилось прибегать к механической помощи, а странные чучела и тексты на стенах отвлекали внимание публики.
Лоренца настаивала на том, чтобы бросить чародейство и масонство и зажить спокойной жизнью обывателей. Сама она проводила большую часть времени в прогулках по разным районам Рима, где она выросла и встречалась с графом, там, где раньше не бывала. Словно хотела навсегда насмотреться на торжественную красоту вечного города. Графине шел тридцать седьмой год, но свежее, без единой морщины лицо заставляло подозревать, что Калиостро действительно обладает секретом красоты.
Калиостро, прожив некоторое время в Риме спокойной жизнью, заскучал. И опять вернулся к масонству. Это было чрезвычайно опасно. В Риме масонство было признано папской буллой делом богопротивным, и изобличенные в нем карались смертной казнью. Один из новообращенных масонов донес на Калиостро инквизиции, и Великий Копт и его супруга были тут же схвачены как еретики, колдуны, масоны и безбожники. Это произошло 27 декабря 1789 года.
В доносе, на основании которого был произведен арест, содержалось такое подробное описание странного устройства графского жилища, что сделать это мог только человек, занимавшийся жилищем, то есть Франческо ди Маурицио, который тут же куда-то исчез. Бежали из Рима и все прочие масоны, так что участь Калиостро разделила с ним лишь Лоренца, заточенная в монастырь.
В лапах инквизиции
Римская курия на все привыкла смотреть с точки зрения вечности. И потому срок от 27 декабря 1789 года до 20 апреля 1791 года казался ей не слишком длинным, чтобы вынести приговор над несчастным заключенным.
Сначала графа заточили в крепость Святого Ангела, затем перевели в тюрьму Святого Лео близ Урбано. Из этих мрачных затворов редко кто возвращался к сладостной мирной жизни. Да и то лишь для того, чтобы последний раз взглянуть в небо сквозь дым костра для еретика…
Графиню убеждали давать показания против мужа, как против простого мошенника и шарлатана, уверяя, что тем самым смягчится его наказание. Калиостро оправдывался, опираясь на логику и богословие, и доказывал правоту и чистоту своих помыслов. Собранные все вместе фрагменты создавали нелепую и чудовищную картину жизни учителя, самозванца, целителя, благодетеля человеческого рода и еретика.
Припомнили все лондонские, парижские, варшавские, петербургские и страсбургские сплетни. Во всех странах появлялись книги воспоминаний и фантазий о Калиостро. Великий Гете разъезжал по Италии, собирая материалы о первых годах жизни Калиостро. Бросила свой камень в покинутого учителя и Шарлотта фон дер Рекке.
На допросах присутствовал сам папа Пий VII, что случалось нечасто. Если Калиостро говорил с позиций философии, его обвиняли в масонстве, если он оправдывался как христианин, его обвиняли в иезуитстве. А святым отцам масоны и иезуиты были одинаково ненавистны. Все и так были напуганы событиями, происходящими во Франции.
Когда Калиостро везли в крепость Святого Ангела, римская толпа выкрикивала мрачные угрозы в адрес французов и швырялась камнями. Граф вспомнил свой выход из Бастилии, тоже среди толпы, и расплакался. Ему уже не могли помочь ни друзья, ни деньги, ни влияние. Слишком ценным и нужным узником для Ватикана был Калиостро. Оставалось лишь одно: публично отречься от заблуждений, дабы избежать позорной смерти.
Этот обряд Калиостро и исполнил. Разутый, накрыв голову черным покрывалом, он прошел от крепости Святого Ангела до церкви Святой Марии и там пред пастырем прочитал свое отречение. А в это время на соседней площади сжигали его рукописи, письма и бумаги. Конечно, прежний, полный сил Калиостро заставил бы стихнуть пламя, залив его дождем. На прежнем Калиостро вмиг в прах разлетелись бы цепи, а сам великий маг перенесся бы в Париж, Варшаву или Лондон, чтобы уже оттуда освободить Лоренцу.
Но Калиостро был не тот. Не раз в тюрьме он напрягал волю и силу, проговаривал заклинания и даже кричал исступленно. Но лишь стуки слышались в сырой стене да проносились лиловые искры. Не слушались духи слабеющего мага. Тогда он бросался на пол и кусал пальцы, чтобы не взвыть от досады, боли и бессилия. Но иной раз так подступало черное отчаяние, что неистовый Калиостро кричал, требовал вина, бился головой о стену и рвался на волю.
Считается, что с этого момента Калиостро закончил все свои мирские дела, — он уже не увидел света божьего, оставшись навсегда в мрачных подземельях инквизиции. Великий маг и авантюрист умер в тюрьме 26 августа 1795 года в три часа утра и был погребен без отпевания и креста. Лоренца умерла несколько дней спустя, не выходя из монастырской ограды.
В 1797 году французские войска заняли Рим. Генерал Добровский 19 февраля того же года, оказавшись в тюрьме Святого Лео, спрашивал, где узник, ведь об освобождении его мечтали многие французы. Но генералу отвечали, что узник умер два года назад. Тогда генерал освободил всех томящихся здесь несчастных, а крепость взорвал.
Однако тот факт, что ни самого Калиостро, ни тела его, ни могилы не обнаружили, породил множество домыслов. В частности, утверждалось, что великому магу удалось бежать, убив священника и переодевшись в его платье. И что по сей день проживает Калиостро в дальней стране…
Пророчества или месть?
Среди магов и авантюристов
В XVII веке в Италии проживал Джузеппе Франческо Борри. Уроженец Милана, он был известен как розенкрейцер и алхимик. Святейшей инквизицией был арестован и обвинен в ереси за то, что обличал римскую курию в злоупотреблениях. Заточенный в замок Сент-Анджело, Джузеппе Франческо Борри умер здесь в 1695 году, то есть ровно за сто лет до того, как та же судьба и в тех же местах постигла Калиостро…
Вступающий на путь волхвования, предсказаний и авантюрных приключений неминуемо обрекает себя на то, чтобы жить в мире таинственных совпадений, за которыми стоят не познанные нами закономерности. Авантюристов и самозванцев притягивает само пространство, где правит фортуна: это столицы, дворы и модные курорты, где несложно отыскать путь к властям предержащим. Авантюриста завораживают лица, олицетворяющие фортуну: монархи, принцы, фавориты. Как попасть к ним на глаза? Способов много. Один из наиболее эффективных — самозванство.
В конце XVIII века, окружая себя легендами, скитался по Европе самозваный принц Кастриотто, принц Албанский, долмат по национальности, Степан Заннович. Богатство и щедрость, литературные таланты и химические познания помогали ему творить чудеса в Черногории и подчинять себе народы. Талантливый полководец, он в пятнадцать лет громил венецианцев, а позднее сумел скрыться от превосходящих сил фельдмаршала Румянцева. Многочисленные финансовые аферы привели к аресту его в Амстердаме. 14 апреля 1786 года он напечатал мемуары в свою защиту, в которых предсказал свою близкую кончину: «Моя камера, та самая, где содержался за долги Теодор, корсиканский король, быть может, станет мне могилой». В этой тюрьме Степан и покончил с собой, вскрыв себе вены.
Существует исторический документ, озаглавленный «Послание, писанное в Экс-ле-Бене в Савойе, 20 августа 1788 года, к г-ну де Бомарше от г-на Калиостро». В этом документе связаны воедино истории нескольких авантюристов и российская политика на Балканах:
«Стефано Пикколо Черногорский, более известный под именем принца Албанского и недавно умерший в амстердамских тюрьмах, намеревался совершить в Албании революцию, подобную американской. Он обладал всеми талантами, необходимыми для подобных предприятий: отважный, закаленный тяготами, умеренный во всем, любимый народом, рассудительный, когда вынашивал план, и горячий, когда исполнял его, он дал почувствовать землякам, потомкам знаменитых македонцев и неколебимых обитателей Эпира, что снискали славу Александру, он показал им, говорю я, до какого унижения дошел столь некогда великий народ: двенадцать тысяч человек примкнули к нему и поклялись в верности.
Тогда Стефано отправился инкогнито в Россию, дабы попросить помощи деньгами и снаряжением, но, к несчастью, заболел в Варшаве, да к тому же получил огорчительные письма с родины, призывавшие его тотчас обратно. Меня позвали лечить его, и в скором времени врач и больной стали друзьями. Он открыл мне свой секрет и вверил дела в Санкт-Петербурге с тем большим основанием, что я именовался капитаном на испанской службе и мне, как военному, легче было получить доступ к русскому двору. Я справился с поручением и получил прямой приказ к графу Орл… который находился с флотилией в архипелаге, куда я к нему и отправился.
