Джеймс Мортон - Шпионы Первой мировой войны
В 1916 году после постоянных провалов немецкой разведки, ей, очевидно, снова пришлось приступить к работе, заманив в ловушку греческого шпиона Кудуаиниса и воссоздав агентурную сеть в Париже. Ей удалось избежать ареста в Бельгии, застрелить трех человек, пока она не добралась до Швейцарии, а оттуда вернулась в Германию, где:
«[она] тогда сломалась, не в последнюю очередь, потому что сама видела, как приближается ее крушение. Ее расстройство было настолько всеобъемлющим, что ей не только пришлось оставить службу, но и вообще покинуть мир нормальных людей. Вместе со своим начальником она уничтожила все свои документы, до того как наступил ужасный нервный срыв, и потом исчезла во тьме безумия».
Это описание – очевидно, прекрасное смешение историй Маты Хари и Маргерит Франсиллар с дополнительным оттенком. Впрочем, другие истории описывают, что ее застрелили русские под Танненбергом. Предполагают, что она была шпионкой в Вене в 1908 году, и ее опознали там незадолго до того, как немцы взяли город. Британский полицейский Эдвин Вудхолл утверждал, что встречал ее дважды.
Другая история – история Эльсбет Шрагмюллер, женщины с докторской степенью Фрайбургского университета, которая написала диссертацию о средневековых гильдиях резчиков по камню. Поступив на службу в немецкую разведку, она сначала работала в почтовой цензуре, потом была переведена во французскую секцию майором Вальтером Николаи, начальником немецкой секретной службы, преемником Штайнхауэра.
Курсанты шпионской школы на улице Рю де ла Пепиньер в Антверпене, как рассказывают, смертельно боялись Фройляйн. Им давали элементарную подготовку: для первых учащихся – всего три дня, потом расширили до шести. Режим был чрезвычайно строгим: Фройляйн заставила учеников носить маски, чтобы они не знали друг друга, обращались ко всем только по номерам, и запирали их в комнатах. Выходить из школы они могли только в конце дня – с трехминутным интервалом. После окончания курса агенты получали деньги в эквиваленте 1500 немецких марок, с помощью которых им предстояло выжить в течение месяца. Еще их учили пользоваться невидимыми чернилами, и снабжали адресами явочных квартир.
Со временем немецкая разведка стала более профессиональной, и к середине 1915 года курс учебы у Фройляйн стал длиться 15 недель. Она, как говорили, подходила к шпионажу с чисто академической точки зрения, полагая, что успех был вопросом обучения, а не характера и изобретательности. В конце обучения курсантов ожидало теперь испытание, часто в форме установления контакта с «предателем» и ухода «от ареста» немецкими агентами.
После войны свидетели на заседании военного трибунала в Лилле утверждали, что у Фройляйн был замок около Антверпена (позже «уменьшившийся» до отеля на Бульваре де ла Луа), где она хранила сумку с золотом, содержимое которой разбрасывала на ковре, чтобы соблазнить потенциальных кандидатов. Там ей помогал человек, изображавший из себя английского «щеголя с моноклем» и журналиста. Среди других помощников были немецкий унтер-офицер по прозвищу «Пипо», избежавший поимки союзниками, и капрал Раймон Корбо, который позже отбывал 20-летнее наказание за шпионаж около Гренобля. Из всех этих «фактов» мы точно знаем, по крайней мере, что Корбо на самом деле существовал.
Вернон Келл, конечно, верил в существование Фройляйн и был о ней весьма высокого мнения:
«Она, должно быть, была женщиной определенных способностей, судя по многим полученным сообщениям, поскольку она внушала уважение, и ее личность в течение долгого времени была покрыта тайной, несмотря на множество попыток раскрыть ее. У нас есть основания предполагать, что она уже умерла».
Считалось, что к середине декабря 1915 года у Николаи было 337 агентов, действующих на западе. Самая многочисленная группа действовала из Голландии, возглавляемая с начала 1915 года Фройляйн Доктор. Она руководила 62 агентами, большинство из которых действовали активно. К марту 1916 года их число возросло приблизительно до 120, и три четверти их были активными.
Чтобы противостоять немецкой деятельности, Вернон Келл использовал Джеймса Данна, журналиста газеты «Дэйли Мэйл», которого послал в Роттердам, чтобы выслеживать немецких агентов. Согласно его собственным мемуарам, Данна после падения Антверпена послала в Роттердам его газета в качестве прикрытия. Он прибыл в город на Рождество 1914 года:
«После жалоб на то, что его отделу реально угрожает полный крах, он [Келл] предоставил мне значительное жалование для компенсации расходов. Я стал официальным агентом контрразведки, действуя как корреспондент для «Дэйли Мэйл».
Данн узнал, что Роттердам был настроен пронемецки. Контрабанда полноводным потоком снабжала немцев товарами, включая бензин в полых надгробных плитах и медные якоря, покрашенные, чтобы быть похожими на железо – большая часть которых поступала из Бирмингема. Товары быстро переходили от одного владельца к другому при заключении сделок молодыми клерками за вознаграждение от 20 до 30 фунтов, крупную сумму по сравнению с их обычной зарплатой по одному фунту в неделю. Молодым голландцам немцы предлагали огромное вознаграждение, чтобы те согласились поехать в Англию как представители по продаже голландского джина. Они встречались со своими казначеями в кафе в Гааге, но главный центр политической интриги был в кафе в предместьях Схевенингена.
Данн утверждал, что руководителем немецких шпионов в Роттердаме был капитан Рэдер, бывший прусский гвардеец, «один из самых очаровательных мужчин и лучших спортсменов, с кем я когда-либо встречался». Шпионаж, как описывал Данн, проводился там исключительно в джентльменских традициях:
«- За Англию! Я улыбнулся, поднимая свой бокал.
– За Германию, ответил он и чокнулся со мной.
После этого мы вышли из кафе и постарались приложить все усилия, чтобы уничтожить друг друга».
Какое-то время Данну помогал корреспондент «Дэйли Мэйл» в Роттердаме Ван Дитмар, пока во время одной из редких голландских полицейских чисток обоих не арестовали в августе 1915 года по настоянию немецкого посольства в Гааге. Их обвинили в нарушении нейтралитета Голландии, Данна выслали из страны. Из-за депортации Данна Келлу пришлось использовать организацию Камминга для получения информации.
Журналистика была превосходным прикрытием для любого вида разведывательной деятельности. 4 ноября 1915 года американского журналиста по имени Дональд Томпсон послали в Германию, также от «Дэйли Мэйл», с пронемецкими статьями в его карманах и с заданием собирать фотографии и новости. С другой стороны Уильям Байард Хейл, берлинский корреспондент, работающий на американского газетного магната Уильяма Хёрста, заключил контракт с немецким посольством в Вашингтоне (с более чем приличным годовым окладом в 15 000 долларов), чтобы консультировать немцев по вопросам пропаганды.
Тинсли также нанял Леонхарда Коойпера, военного корреспондента голландской газеты «Ниуве Роттердамсе Курант», который совершил, по крайней мере, четыре поездки в Германию и еще восемь на театры войны в Бельгии и северной Франции.
Когда война была объявлена, британская шпионская сеть уже существовала в Бельгии и Голландии: у Камминга был Генри Дэйл Лонг как агент в Брюсселе, и Ричард Тинсли устроился в Роттердаме. Вскоре появились еще две сети, потому с начала войны в Голландии действовали три отдельные и часто конкурирующие британские агентурные организации.
После первых нескольких недель конфликта, когда фронт стабилизировался, стало ясно, что получать информацию из немецкого тыла можно было единственным способом: через Голландию. Главный штаб во Франции получил полномочия для создания дополнительной и параллельной организации, подчиненной непосредственно главнокомандующему во Франции.
22 ноября 1914 года британскими, французскими и бельгийскими разведывательными службами было согласовано создание центрального бюро в Фолкстоне на все время, пока нидерландско-бельгийская граница останется в немецких руках. Выбор Фолкстона предоставлял большие преимущества. Это был пункт прибытия для беженцев из Флиссингена, не было необходимости тратить время на поездку в Главный штаб, информацию можно было легко проверить и сортировать, туда прибывало много судов, и потому там встречалось много шпионов – как профессионалов, так и любителей.
Каждую страну должен был представлять один офицер, они встречались один или два раза в день для обмена информацией. Но каждый из этих офицеров должен был заниматься своим бюро сам и не допускал других до работы со своими агентами. Майор Сесил Эйлмер Кэмерон (кодовое обозначение «CF»: Кэмерон Фолкстон) был назначен главой британского бюро.
Но затем вмешалась политика. Из-за разоблачения Карла Бой-Эда в Нью-Йорке Джон Френч – позже британский главнокомандующий – сообщил майору Лори Оппенгейму, военному атташе в Голландии, что министерство иностранных дел предпочло бы не пачкаться. Тогда 12 апреля 1915 года майор Эрнест Уоллингер («WL»: Уоллингер Лондон), был назначен начальником бюро в Лондоне, потому что до Тилбери, куда прибывали беженцы, ему из Лондона добираться было ближе, чем из Фолкстона. Уоллингеру в немалой степени помог капитан Сигизмунд Пэйн Бест, от имени Главного штаба в Сент-Омере во Франции. Кэмерон же остался в Фолкстоне.
