Пётр Кошель - История сыска в России, кн.1

В апреле 1763 года состоялся суд над Мацеевичем. Ему предложили ответить на следующие вопросы: 1) с какого предприятия и умыслу писал он оскорбительное для Её Величества доношение; 2) не было ли с кем сношений и совета по этому делу; 3) не разглашал ни о своём деле между другими; 4) почему дерзнул возражать на указы.

Арсений отвечал с осторожностью. Но суд решил «ар-хиерейства и клобука его лишить и сослать в отдалённый монастырь под крепкое смотрение, и ни бумаги, ни чернил не давать там».

Арсения оставили в монашестве и сослали в Ферапонтов монастырь на Вологодчине. Ещё в Москве его лишили знаков архиерейского сана, мантии, клобука, панагии и посоха. Арсений, введённый в присутственную камеру Синодальной конторы, снимая митру, говорил, что «носил её не в означение суетной славы и любочестия, но в ознаменование венца тернового, на главу Сына Божия возложенного, и так, преобразуя все знаки архипастырского достоинства, возвратил их лику искупителя, как драгоценный залог своего служения».

Арсения отправили в Карельский монастырь Архангелогородской епархии. Он и там говорил монахам:

– Ныне и пива сварить не из чего. Пётр хотя и определил от монастырей вотчины отнять, но рассудил за благо оставить. Прежние цари награждали церковь деревнями и прочим, ныне же не только наградить не желают, но все разграбили… Таких насилий нет и у турок И турки свои мечети награждают, а у нас ныне, как Содом и Гоморра…

Такие речи не могли остаться без внимания, и скоро последовал донос, что бывший митрополит говорит, будто «государыня наша не природная и не надлежало ей российского престола принять».

В Петербурге завели следственное дело. Арсения признали виновным, как теперь бы сказали, в антигосударственной пропаганде. Его велено было расстричь и, по лишении монашества, одеть в мужицкую одежду, потом, назвав Андреем Вралём, сослать на вечное поселение в ревельский каземат под караул иноземцев. Бумаги, бересты и чернил не давать и не допускать к нему «ни под каким видом не только для разговоров, но и для посмотрения никого, и так его содержать, чтобы и караульные не только о состоянии его, но ниже и о гнусном имени не знали».

Прозвище Враля придумала сама импераратрица. В проекте указа о вине Арсения князь Вяземский предложил назвать его Андреем Бродягиным. Но Враль Екатерине понравился больше.

А народная молва о святом митрополите росла и росла. Слух и легенды о нём поддерживались духовенством.

В начале 1772 года страдания Арсения кончились. Он умер в каземате, и только надпись, начертанная его рукой на сырой стене, говорила об уединённых размышлениях: «Благо, яко смирил мя еси, Господи».

Он был первым в русской истории, вставшим за свою церковь против государственной власти. А уж прав ли был, не прав – что нам теперь судить?

Салтычиха

Сколько прошло времени, а имя Салтычихи сохранилось тоже в истории. Это удивительно. Видно, пример женской жестокости вызывает неиссякаемое любопытство во всех поколениях.

В школьных учебниках Салтычиху подавали как пример безнравственности помещиков, пример их отношения к своим крепостным. Это неверно. Ибо, как видится сегодня, Дарья Николаевна Салтыкова, скорее всего, была не совсем нормальной.

Следствие по её делу шло целых шесть лет и установило, что Салтыкова за десятилетие погубила более ста человек, преимущественно женщин. Впадала она в ярость только по одной причине – за плохое мытьё одежды или полов. Сама Салтыкова била девок скалкою, палками, вальком, а гайдуки лупили розгами, кнутом, плетьми. Наказания кончались смертью.

Иногда Салтыкова доходила до того, что у одной крепостной подожгла волосы на голове, другую облила кипятком и брала раскалёнными щипцами за уши. Девку велела загнать в октябре кнутом в воду по горло и там держать.

Всё это происходило или в московском доме, или в подмосковном селе Троицком. В Москве её дом стоял на углу Кузнецкого моста и Лубянки.

Когда священник не соглашался хоронить убитых, Салтыкова погребала их в лесу близ своего имения, а управляющий подавал сведения, будто они в бегах.

Жалоб на жестокую помещицу всегда шло много и при Елизавете, и при Петре III, но все дела о жестокостях оказывались решёнными в её пользу. Доносчиков наказывали кнутом, ссылали в Сибирь. Видимо, она не скупилась на подарки, а с другой стороны, фамилия-то была уважаемая. За вдовой гвардии ротмистра числилось более 600 душ в разных губерниях.

Было ей в ту пору 38 лет. Она влюбилась в инженера Тютчева, но тот предпочёл девицу Панютину. Салтыкова решила сжечь дом Панютиной и дала своим людям серы, пороха и пакли. Но люди испугались. Когда Тютчев и Панютина уже поженились и ехали в свою орловскую вотчину, Салтыкова приказала своим крестьянам убить их. Но Тютчев узнал об этом.

На следствии Салтыкова всё отвергала. Даже духовник ничего от неё не добился. Об упорстве Салтыковой доложили Екатерине и попросили дозволения на пытку. Но императрица не согласилась. Несмотря на упорство Салтыковой, её признали виновной, лишили дворянского звания. Сначала над ней произвели гражданскую казнь: приковали к столбу на площади, повесив на шею доску со словами: «мучительница и душегубица». Потом её следовало, «заключа в железы, отвести в один из женских монастырей, находящихся в Белом или Земляном городе, и там посадить в подземную тюрьму, в которой по смерть её содержать, таким образом, чтоб она ниоткуда в ней свету не имела; пищу ей обыкновенную старческую подавать туда со свечою, которую опять у ней гасить, как скоро она наестся…»

На полях этого указа рукой Екатерины возле слова «она» поставлено «он». Императрица хотела сказать, что Салтыкова недостойна называться женщиной.

Итак, помещицу заключили в московский Ивановский женский монастырь. Просидела она там 33 года, сначала в склепе под соборной церковью, потом в застенке. Совершенно точно известно, что в заключении она родила от караульного.

По словам историка, «Салтыкова, когда бывало соберутся любопытные у окошечка за железною решёткою её застенка, ругалась, плевалась и совала лапку сквозь открытое в летнюю пору окошечко, обнаруживая тем самым закоренелое зверство, которого не погасили в ней ни раскаяние в злодействах, ни истома долговременного заключения в мрачном склепе». Умерла Салтыкова в 1800 году и похоронена в Донском монастыре, где погребалась вся её родня.

К сечению кнутом, вырыванию ноздрей и вечной ссылке в Сибирь.

Тайная экспедиция ведала также делами о самозванцах. Вёлся розыск по следующим делам: Елизаветы Таракановой, выдававшей себя за дочь Елизаветы Петровны (1775), в 1765 году беглого рекрута Евдокимова, украинца Колченко, беглого солдата Кремнева, капитана Кретова, солдатов Чернышёва и Сенюшина, в 1797 году – московского купца Петерикова, выдававших себя за Петра III. Кроме того, в 1784 году сына пономаря Зайцева, выдававшего себя за великого князя Павла Петровича, и купца Тимофея Курдюмова, выдававшего себя за принца Иоанна. Большинство самозванцев, дела которых рассматривались в Тайной экспедиции, были подвергнуты смертной казни, или наказанию кнутом, вырыванию ноздрей и ссылке в каторжные работы.

В 1772 году в конце войны против польских конфедератов вёлся розыск по делу полкового старшины запорожского войска Максима Высоцкого. Было установлено, что Высоцкий вступил в тайные сношения с конфедератами, дал им обещание склонить на их сторону запорожских казаков. Высоцкого лишили старшинского звания и сослали в Сибирь. В 1776 году в Тайной экспедиции проводился розыск по делу раскольника осташковского купца Исакова, отказавшегося по своим религиозным убеждениям дать «клятвенное обещание в верности императрице» после избрания его выборным для производства «соляного сбора». В отношении Исакова экспедиция не применяла своего метода «допроса с пристрастием». Вместо этого она широко использовала синодальных чиновников для его «увещевания», с тем, чтобы купец вернулся «в лоно истинной веры». Другим крупным делом, которым Тайная экспедиция занималась в связи с обвинением в государственной измене, было дело кригсцальмейстера Овцына, арестованного в Бердичеве в 1798 году за то, что собирался бежать из России.

А. Н.Овцын был одним из передовых людей своего времени, знаком с литературой просветителей XVIII века и занимался распространением запрещённой литературы. При аресте в его бумагах нашли значительное количество рукописных сочинений «вольных мыслей». Овцын, находясь в заключении, в ответ на политику Павла I и «строгостей», которые были им введены (запрещение собраний и съездов в частных домах, правила пользования экипажами, особенно порядков, введённых в судах и армии: «Здесь сего дня генерал, а завтра безмундирная бродяга»), дал интересный обзор современного ему положения в Польше, о состоянии денежного курса в России, указал на причины недовольства разных социальных групп общества: дворян, солдат, офицеров, купцов.