Советская ведомственность - Коллектив авторов
В этой связи административный аппарат, навязывавший разговор о государстве, пронизывал фактически все отношения власти в советском обществе и формировал тотальное дискурсивное поле, которое воспроизводило типы паллиативов для административных проблем и конфликтов. Следовательно, интерпретация дискурсивных текстов является ключом к пониманию гувернаментальностей в СССР. Публичное дискурсивное производство осуществляли представители административного аппарата, в первую очередь функционеры и партийцы разного уровня и из различных сфер советской общественно-политической жизни. Они делали государство именуемым и осуществляли его прозопопею[269]. Это могли быть не только политики, чиновники, наркомы, министры, начальники управлений и трестов, но и активисты, служащие, рабочие, инженеры, интеллигенция, деятели искусства, литераторы, корреспонденты и редакторы газет. Применяя определение Фуко, их можно назвать советским «гражданским обществом» или «гувернаментализирующим обществом» (governmentalized society), которое организовывало социалистическое государство[270].
Как эта фукианская гувернаментальная концептуализация помогает проанализировать феномен ведомственности в истории СССР? В советском публичном дискурсе артикуляция ведомственности всегда была частью административной рациональности. Осмысление, осуждение или критика этого явления в различных дискурсах выступали таким паллиативом, временным решением или полумерой в урегулировании самых разнообразных конфликтов в практиках (у)правления. При этом, как и указывал Фуко, в советском контексте практики (у)правления и процесс администрирования были фактически неразделимы. Административный аппарат проникал во все сферы общества. Ведомственность рационализировалась во множественных формах отношений власти внутри многообразных сфер и институтов: советских органов, партии, наркоматов, трестов и главков, заводов и предприятий, колхозов и совхозов, санаториев и курортов, статистик и переписей, образования, литературы, прессы, театра, кино. Поэтому трудно уловить дискурсивные пространства социальности, где практики (у)правления были независимы от советского и партийного администрирования.
В этой главе выдвигается тезис, что обсуждение и определение ведомственности было важнейшим сегментом гувернаментализации Советского государства. Дискурсивный анализ показывает, что Фуко был прав в том, что большевики рассуждали о практиках (у)правления преимущественно в рамках проблематизации государственности. В советском публичном дискурсе ведомственность как понятие практически всегда противопоставлялась государству. С начала 1920‑х годов рефлексия о ведомственности сопутствовала интенции, ведущей к познанию государственности и государственных интересов в СССР. Этот тип рационализации был изначально интегрирован в государственные институты, особенно в органы контроля, но к предвоенному времени эта «ведомственная» форма гувернаментализации Советского государства была усилена. Таким образом, если одни отношения власти подчинялись дискурсивной норме, то есть соответствовали государственным интересам, то другие, нарушавшие ее, определялись как ведомственность. Ведомственность – это такой же тип рациональности практик (у)правления и одновременно административного аппарата, как государство и государственные интересы, но только оцениваемый как их антипод.
Соответственно, понятие «ведомственность» использовалось в процессе дискурсивной рационализации административных/(у)правленческих практик конфликтного взаимодействия между работниками и служащими в различных учреждениях, институтах, предприятиях и организациях, между работниками этих организаций и обычным населением, а также в сфере междуорганизационных и междуинституциональных связей. Определяя ведомственность, советские администраторы рационализировали процессы бюрократизации и гувернаментализировали советское государство. Я не утверждаю, что ведомственность была практикой (у)правления, а указываю, что существовали такие проблемные практики (у)правления, или, если угодно, отношения власти, спаянные с администрированием, которые пронизывали все публичное советское общество и которые в советском дискурсе назывались ведомственностью.
Таким образом, данная глава посвящена не просто истории артикуляции ведомственности как рационализации административного аппарата и практик (у)правления, но и истории гувернаментализации Советского государства. Эволюция этих двух – административного (бюрократического) и государственного – типов рациональности реконструируется посредством анализа обширного корпуса публичных текстов. Насыщенное описание гувернаментальности подразумевает выяснение того, как о ведомственности говорили современники, как осмысляли ее и как опознавали. Моя интерпретация основана на герменевтике текстов центральных советских газет «Правды» и «Известий», материалов партийных съездов, пленумов ЦК и заседаний Верховного Совета. Я не стремлюсь охватить все случаи говорения о ведомственности, но пытаюсь показать, как о ней высказывалось советское гувернаментализирующее общество, то есть те публичные граждане, которые формировали и наполняли советский дискурс. В каждом конкретном случае эти акторы дискурсивной рационализации определяли, какая практика администрирования/(у)правления являлась ведомственностью, а какая ею не была.
Ведомственное
Что в контексте советского публичного дискурса обозначало «ведомственное»? Базовые варианты использования этого предиката получили распространение в центральных газетах с установления советской власти. При любой прагматике означаемое этого прилагательного всегда оставалось устойчивым – принадлежность к ведомству как административному органу. В раннесоветскую эпоху таким административным органом, чьи явления, элементы или агенты наименовались ведомственными, могло быть любое учреждение – Советы, партия, наркоматы, предприятия, газеты и т. д. То есть вне языкового и дискурсивного поля у понятия встречались самые разнообразные референты. Тем не менее «ведомственное», оставаясь устойчивым означаемым, обладало близкими, но все же разными социальными контекстуальными смыслами. Их можно выделить три.
С началом советской власти авторы самых различных текстов на страницах центральных газет использовали «ведомственное» в качестве предиката, указывающего на административную подчиненность и связанность с каким-то ведомством. Десятки тысяч отделов, учреждений и лиц были «подведомственными» тем или иным вышестоящим управленческим структурам и начальникам. Чаще всего этим прилагательным наделялись различные аппараты, учреждения и организации и их внутренние отделы, канцелярии, институты, советы, союзы и комитеты. Иногда они противопоставлялись «общественным» организациям. Некоторые создававшиеся органы, как правило комиссии и совещания, которые занимались особо важными вопросами, могли быть не только ведомственными, но и междуведомственными. Когда появлялась необходимость сделать акцент на делопроизводственной деятельности, свойственной учреждению, ведомственными становились контроль, отчетность, учет, перепись, расчеты, акты, распоряжения, задания, бумаги, работа. В большинстве случаев такой контекст «ведомственных» определений был нейтральным.
Однако в тех моментах, когда газетчики описывали не просто административное дело, но примеры чиновничьего произвола, «ведомственное» переставало быть безобидным предикатом. В решении самых разнообразных экономических и организационных задач тысячи служащих и партийцев, руководителей и обычных граждан сталкивались с ведомственными рутиной и бюрократизмом, преодолевали ведомственные трения и претензии, запутывались в ведомственных взаимоотношениях. Одной из самых страшных бед становилась ведомственная волокита. Утверждение бюджетов или выработка других решений осуществлялись по «ведомственной линии» и в «ведомственном порядке», то есть без какого-либо широкого общественного контроля, внешнего участия, инициативы или взаимодействия. «Ведомственная волокита» и «близорукость некоторых руководителей» иногда становились «возмутительной ведомственностью», когда бесконечная переписка вела к гибели начатых дел в народном хозяйстве[271]. Прагматика такого употребления всегда отсылала к самым всевозможным проявлениям бюрократизма и «канцелярщины». В таких случаях нейтральный смысл часто сменялся неодобрительным и негативным.
Вместе с тем уже тогда этот предикат оформлялся в яркое обозначение доминирования интересов органов, учреждений или иных управленческих структур над государственными интересами. В этом контексте административная лексема «ведомственное» обретала
