Футбол. Война. Холокост. Документы, свидетельства, фотографии - А. И. Альтман
В момент напряженного военного положения под Москвой Старостины Николай и Андрей, распространяя среди своего окружения пораженческие настроения, готовились остаться в Москве, рассчитывая в случае занятия города немцами занять руководящее положение в «русском спорте».
По одной из версий, это была месть «Спартаку» наркома внутренних дел и главного покровителя общества «Динамо» Лаврентия Берии (см. главу 6). И хотя в апреле 1943 года, когда решался вопрос о сопернике сталинградцев, следствие еще продолжалось (обвинительный приговор братьям Старостиным будет вынесен Военной коллегией Верховного суда СССР 20 октября 1943 года; все они будут впоследствии реабилитированы), исход дела был предельно ясен.
Судя по всему, высшие инстанции (и не только спортивные) руководствовались принципом «сын за отца не отвечает». Возможно, брался в расчет и тот факт, что именно «Спартак» был более всего известен за рубежом: до войны играл товарищеские матчи во Франции, Голландии, Болгарии, победил басков.
Играть «Спартаку» предстояло со сталинградским «Динамо» – наспех собранным коллективом из сотрудников НКВД и остававшихся в городе игроков сталинградского «Трактора» – команды, сыгравшей самый последний матч (он состоялся в Донецке 24 июня 1941 года) в прерванном из‑за войны первенстве страны. Большинство его игроков во главе с капитаном команды Николаем Покровским (первым мастером спорта по футболу в Сталинграде, значок и удостоверение которому вручал в 1941 году Николай Старостин)[69] были эвакуированы в 1942 году с тракторным заводом в Челябинск.
Была еще одна ниточка, связывающая обе команды. Играющим тренером сталинградцев, у которых было всего две недели для тренировок, стал Сергей Плонский. В период учебы в Центральном институте физкультуры он провел в составе «Спартака» две игры в первенстве СССР 1937 года, но затем покинул команду.
В пригородной Бекетовке (ныне – часть Волгограда) буквально за одну неделю подготовили поле стадиона «Азот». Жители города привели арену в порядок, выровняв поле, засыпав воронки и убрав осколки, а саперы исследовали поле с миноискателями.
О подготовке к игре вспоминал капитан «Трактора» Константин Беликов:
Игроки искали друг друга по всему городу. Савва Пеликьян, он военным шофером был, исколесил его вдоль и поперек. Собрались, одним словом. А где взять форму? У меня, например, бутсы сгорели, вместе с домом. Такие бутсы были! Я их так берег – как влитые сидели на ноге. Однако форму все-таки отыскали.
Начали тренироваться. Отвыкли, понятно, от этого дела, а сроки поджимают. Две недели всего занимались, но каждый день.
На усиленное питание нас посадили: пшенная каша, селедка. Тяжеловато, конечно, входили в форму. Но услышишь, как мяч звенит, – сердце прыгает. Футбол ведь![70]
Спартаковцы привезли подарки, в том числе футбольную форму, мячи, волейбольные сетки. Но хозяева поля это «не оценили», победив со счетом 1:0. Возможно, на игру спартаковцев, громивших соперников на первенстве Москвы, повлияла бессонная ночь: запланированный на 1 мая вылет из Москвы отменили из‑за угрозы налета немецкой авиации, и команда прилетела в Сталинград только в день матча.
Очевидцы отмечали, что москвичи владели инициативой, широко и размашисто атаковали, красиво комбинировали, но по воротам почти не били, предпочитая комбинировать даже в штрафной соперника. Да и направленный в верхний угол победный мяч после удара нападающего хозяев Александра Моисеева «вратарь Республики», по его же позднейшим воспоминаниям, должен был отразить, но запоздал с прыжком.
Судя по тому, как неохотно вспоминали и спустя несколько десятилетий об этой игре спартаковские ветераны, не исключено, что в Москве им была дана установка «не портить людям праздник».
Впрочем, сталинградцы играли достойно, а их вратарь Василий Ермасов, которому прямо перед началом матча вручили медаль «За отвагу», мастерски отражал немногочисленные удары спартаковцев.
Отметим и отнюдь не стандартный стимул для победы над грозным противником, который придумали власти города (помимо усиленного пайка со знаменитой волжской селедкой). Они разрешили оформить вызов эвакуированным семьям игроков. Это и была главная награда победителям.
Василий Ермасов
А сама игра стала настоящим праздником для десяти тысяч зрителей, пробившихся на трибуны стадиона «Азот» (названный в афишах «Динамо»), который до войны вмещал втрое меньше болельщиков. Солдаты и офицеры составляли большинство зрителей, так как реэвакуация мирных жителей еще не началась.
Эта игра проходила в казавшемся стертым с лица земли в ходе бомбардировок и уличных боев городе.
Именно таким его увидела спустя два года жена премьер-министра Великобритании, руководитель Фонда помощи Советской России баронесса Клементина Спенсер-Черчилль (1885–1977). В книге «Моя поездка в Россию», которая вышла в Лондоне на английском и русском языках в 1945 году, она писала:
Ужасная картина разрушения развернулась перед нашими глазами… В таком городе, как Сталинград, мысль о потрясающих страданиях и человеческих жертвах, понесенных вследствие фашистского нашествия, приводит в полное оцепенение. Человеческое воображение просто отказывается представить себе бедствие такого масштаба. Но надо сказать, что, как только последние немцы были выбиты из города, русские использовали его как трамплин для атаки[71].
Конечно же, супруга Уинстона Черчилля имела в виду не атаки на футбольном поле, а перелом в войне. Но она не могла не знать об игре – и не только от встречавших ее жителей Сталинграда. Ведь в отличие от советской центральной прессы, уделившей этой игре всего несколько протокольных строк, именно в Британии, где в годы Второй мировой войны матчи Премьер-лиги не проводились, информация о футбольной встрече в «городе руин» произвела настоящий фурор.
«The Times», посвятившая матчу целую полосу, подчеркивала: «Если русские в Сталинграде играют в футбол, значит, они уверены, что все будет в порядке». Известный спортивный обозреватель «Evening Standard» Брюс Харрис в статье, специально продиктованной им по телеграфу для газеты «Красный спорт» (ранее скромно сообщавшей о ходе и итоге матча в заметке «Спартаковцы проиграли сталинградцам»), с восхищением констатировал:
Мы узнали из наших газет о матче московского «Спартака» со сталинградской командой… Мы в Англии переживали волнующую радость. Сталинград – это имя стало сейчас символом невиданной стойкости, храбрости, победы. Можно ли было подумать, что Сталинград после таких переживаний, какие не выпадали ни одному городу, сумеет выставить на футбольное поле команду? Не есть ли это одно из проявлений того сталинградского духа, который свойствен русским воинам, и такого несокрушимого, который ничто не может сломить![72]
Статьи в прессе стали мощным стимулом для сбора средств в Великобритании не только для жителей Сталинграда, но всего Советского Союза. В мае 1943 года был основан фонд «Сталинградская больница» с целью собрать деньги для строительства новой больницы. В газете «The Times» было опубликовано обращение, в котором говорилось: «Созданная на собранные нами средства больница будет выражать благодарность британского народа защитникам Сталинграда, внесшим огромный вклад в достижение окончательной победы Объединенных Наций». В статье указывалось, что стоимость одной медицинской койки составляет 150 фунтов стерлингов.
