Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространённых преимущественно во Франции и в Англии - Марк Блок
Допустим на мгновение, что родоначальником прославленного обряда, историю которого мы пытаемся написать, был Роберт II, и посмотрим, как это могло произойти. Дружинники Роберта были убеждены, что он способен исцелять больных; мы знаем об этом от его биографа. Возможно, конечно, что они рассматривали этот дар как личное достояние их повелителя. Однако после смерти Роберта его потомки и преемники стали претендовать среди прочего и на эту часть родительского наследства. Нам неизвестно, надолго ли Хельгот пережил своего героя; возможно, биограф Роберта не знал об этих притязаниях его потомков, а может быть, зная о них, он по той или иной причине предпочел на эту тему не распространяться. Как бы там ни было, мы-то знаем совершенно точно, из текста абсолютно достоверного, что родной внук Роберта вскоре после его смерти демонстрировал те же способности. Поэтому нет ничего более естественного, чем предположить, что два столь близких хронологически поколения связаны одним чудесным преданием, можно даже сказать: одним обрядом; в обоих случаях, идет ли речь о Роберте или о Людовике VI (насчет Филиппа I подробности неизвестны), тексты сообщают о сходных исцеляющих жестах — сначала возложение рук, а за ним — крестное знамение. Хельгот, судя по всему, не считал «величайший дар», каким Господь наградил его короля, унаследованным от предков. Из этого можно с известной долей уверенности заключить, что Роберт II был первым из королей-чудотворцев, начальным звеном славной цепи, но, не входя в противоречие с фактами, никак нельзя заключить, что ни один король после Роберта не занимался врачеванием.
Другая сложность: Филипп I исцелял посредством возложения рук больных золотухой, меж тем Хельгот, повествующий о Роберте II Благочестивом, не говорит о золотухе ни слова. Он упоминает о целительном даре короля в связи с его отношением к прокаженным; впрочем, дар Роберта распространялся, насколько можно понять, отнюдь не только на больных проказой; король этот, если верить его поклонникам, умел излечивать не какой-то определенный недуг, проказу или золотуху, но все болезни вообще. «Следует заметить, — пишет г-н Делаборд, — что в этом житии, которое считается первым текстом, рассказывающим об особенном даре наших королей, золотуха не упомянута вовсе; речь здесь идет всего лишь о способности излечивать все болезни, присущей всем святым»[89]. Совершенно верно. Однако можем ли мы быть уверены, что королевский дар с самого начала считался столь «особенным»? Мы слишком привыкли к тому, что чудесные способности французских государей заключаются в умении исцелять исключительно золотуху, поэтому нас не удивляет, что сфера применения этих способностей столь узка. Однако доказать, что так обстояло дело с самого начала, невозможно. Прибегнем к сравнению. У большинства по-настоящему популярных святых также имеются особые таланты: к одному обращаются те, у кого болят глаза, к другому — те, кто мается животом, и так далее. Однако, судя по всему, подобная специализация возникает далеко не сразу; лучшее доказательство этому — тот факт, что порой святому случается ее сменить. Всякий святой слывет среди народа врачевателем; постепенно, вследствие туманной ассоциации идей, порою просто вследствие каламбура, верующие привыкают приписывать своему святому способность излечивать в первую очередь какой-нибудь один недуг; время идет, и по прошествии определенного числа лет несчастные страждущие проникаются абсолютной верой в то, что их святой обладает именно этим даром. Позже мы обратимся к примеру одного из величайших святых, глубоко чтимого паломниками, святого Маркуля из Корбени; подобно французским королям, он исцелял больных золотухой и приобрел благодаря этому большую известность, однако далеко не сразу; в течение долгих веков он считался самым обычным святым и его молили от избавлении от любых болезней. Со святым Маркулем, историю которого мы знаем довольно хорошо, произошло, по-видимому, через несколько сотен лет то же самое, что и с королями Франции, история которых нам известна куда хуже; вероятно, они, как и святой из Корбени, вначале лечили целый ряд болезней и лишь потом «специализировались» на золотухе. Эволюцию коллективных представлений, плодом которых явилась убежденность в целительной мощи королей, трудно исследовать во всех подробностях; однако нельзя сказать, что эта эволюция нам совершенно непонятна, и я постараюсь ее обрисовать; она связана с целым кругом верований в сакральный характер королевской власти, о которых мы знаем уже немало; одно можно сказать наверняка: полагать, будто в один прекрасный день все французы разом и вдруг решили, что их государи способны излечивать не всех больных без исключения, но лишь больных золотухой, абсурдно.
Предположим, напротив, что с королями все происходило так же, как и со святым Маркулем. Первые Капетинги, начиная, например, с Роберта Благочестивого, «возлагают руки» на всех бедных людей, которые, страдая самыми разнообразными болезнями и прослышав о чудотворных способностях королей, стекаются к ним отовсюду; прикоснувшись к больным, короли осеняют их крестным знамением; в толпе страждущих наверняка встречаются и больные золотухой, ибо в ту пору в Европе золотуха была болезнью очень распространенной и считалась чрезвычайно опасной. На самом же деле ничего особо опасного в золотухе нет, но она очень сильно обезображивает тех, кто ею заболел, а главное, часто на время ослабевает, рождая у бального иллюзию выздоровления[90]. Среди тех золотушных, кого коснулась священная рука короля, некоторые выздоровеют, многим другим покажется, что они выздоровели: помогла природа, подумаем мы; помог королевский дар, думали люди XI века. Если некоторые случаи такого рода произошли по той или иной причине в обстоятельствах, особенно пригодных для того, чтобы потрясти чье-то воображение, — если больных, излечившихся от золотухи, толпа сравнила с другими людьми, которые страдали другими болезнями и которым прикосновение королевской руки не помогло, — этого было достаточно, чтобы признать государя из династии Капетингов «специалистом» по лечению золотухи. Разумеется, реконструированная нами последовательность событий во многом гипотетична. Процесс превращения целителя «широкого профиля» в целителя, специализирующегося на той или иной болезни, вообще трудно изучить во всех подробностях, ибо он всегда является результатом множества мелких и разноприродных фактов, которые действуют лишь все совокупно; каждый из них сам по себе слишком незначителен, чтобы получить отражение в документах; это и есть то, что историки называют «случаем»; однако история поклонения святым доказывает более чем убедительно, что такое течение этого процесса
