Семь смертных грехов Германского Рейха в Первой мировой войне - Себастьян Хаффнер
Вместо этого "ноябрьская революция" облегчила процесс, который был запущен уже прежде и который создал последнюю и самую скверную точку в истории поражения Германии: безмолвное исчезновение ответственных и заглаживание ответственности. Германия и немецкое поражение на протяжении времени с 29 сентября до 11 ноября постоянно сменяли, так сказать, хозяина, поражение спихивалось от одного к другому. Никто не хотел ничего с этим делать. Кайзеровская Германия и её руководители вели себя как преследуемый вор, который при убегании практикует засовывание украденного в карман прохожему.
Когда Людендорф 29 сентября сообщил государственному секретарю фон Хинтце, призванному для этой цели в штаб-квартиру, что он сможет гарантировать удержание фронта ещё только 48 часов и в течение этого срока нуждается в подаче просьбы о перемирии, то хотя Хинтце и был "ошеломлён", однако не преминул посоветовать: просьба о перемирии, сказал он, должна будет в этом случае исходить от парламентского правительства, которое следует образовать для этой цели и для которого он уже подготовил планы. Никакой речи о том, что, например, он сам (или даже Людендорф) должен был бы замарать руки. Таким же образом было дело несколько позже с рейхсканцлером графом Хертлингом: он ни сопротивлялся наглым требованиям Людендорфа, ни был готов принять на себя ответственность за это. Он "попросил и получил свою отставку". Так вот просто.
Вместо этого теперь под началом принца Макса Баденского – либерального критика предшествующей военной политики – было образовано правительство из социал-демократов, левых либералов и левых католиков, то есть исключительно из людей, которых во время войны не подпускали к ответственности. Однако ответственность за поражение и капитуляцию они должны были теперь принять на себя. При этом новому правительству было ещё строго-настрого приказано полностью держать в стороне верховное командование армии: никто не должен был узнать, что просьба о перемирии последовала по их запросу. Бравые социал-демократические и левые буржуазные политики приняли в этом участие, простодушные, лояльные, патриотичные, искренние и готовые "прыгнуть в пролом", пожалуй, ещё несколько польщённые тем, что их неожиданно допустили к управлению! Мысль, что они попадают в ловушку, не пришла никому в голову.
Спустя пять недель, в последний момент перед жёстким столкновением с булыжной мостовой, исчезли также беззвучно и бесследно кайзер, князья земель, новый рейхсканцлер и буржуазные министры. В одиночестве остались социал-демократы, "враги рейха" до 1914 года, "пораженцы" после 1914 года. Теперь им в руках было оставлено только поражение, и они могли видеть, как они с этим покончат. Однако и это не было ещё самым последним пунктом. Уже спустя год те самые, кто в октябре и ноябре 1918 года столь подло увернулись от ответственности, были снова тут – в качестве обвинителей. Теперь социал-демократы, которым они тогда сунули в руки поражение, стали "ноябрьскими предателями", которые "победоносному фронту воткнули в спину кинжал" и осознанно привели к поражению. И большая часть народа, грубой рукой вырванная из многолетних мечтаний о мировом господстве и иллюзий о победе, сбитая с толку и растерянная неожиданностью падения, не зная, как оно произошло, жадно всосала яд.
Это яд, который удерживается до сего дня и продолжает действовать. Военные поражения могут быть пережиты и преодолены. Часто они даже становятся источником силы через осознание и понимание. Что не может быть преодолено, это самоотравление народа посредством политической лжи. Это то, что произошло с немцами после 1918 года и что определило их дальнейшую историю. То, что от них тогда скрывалась целительная правда; то, что они никогда не научились смотреть в лицо фактам Первой мировой войны; то, что виновные в войне и поражении после того, как они уклонились от своей собственной ответственности, теперь же ещё разделили немецкий народ и обратили его против себя самого: это было подлостью, из которой могло произойти только беспредельное несчастье, что и случилось. Это и был подлинный удар кинжалом в спину.
Послесловие 1964 года
Федеративная Республика – это не Германский Рейх, а холодная война – не Первая мировая война. Детальные сравнения между тогда и сегодня недалеко заведут, поскольку история никогда не играет дважды одну и ту же пьесу точно по нотам. Однако история любит одну и ту же тему многократно варьировать. Да, она немного похожа на грубого старорежимного учителя, который бьёт ученика по ушам тетрадкой с неправильно решённой задачей со словами "всё ещё раз повторить с начала" до тех пор, пока бедный ученик, наконец, не замечает, что именно он сделал неверно, и не находит правильное решение.
Немцы вынуждены были ещё раз в измененном виде проработать трагедию Первой мировой войны, которую они не захотели постичь: при Гитлере и во Второй мировой войне. Вторая мировая война ни в коем случае не была точным повторением и копией Первой (а гитлеровский рейх не был копией кайзеровского рейха): гораздо более верили в то, что на этот раз они сделают "это" по-другому и лучше. Гитлер по-своему вполне изучил Первую мировую войну и извлёк определённые уроки из её несчастливого хода. Однако это были неверные уроки, и Германия при Гитлере совершила "это", как известно, ещё более скверно, чем в первый раз, и в конце оказалась в ещё более несчастном положении.
Федеративная Республика, несколько иная модель германской государственности, хочет опять сделать "это" по-другому и лучше. Однако можно снова видеть, что расчёт и в этот раз не сходится, и третье поражение, на этот раз, слава богу, пока бескровное, уже отчётливо вырисовывается на горизонте. В действительности Федеративная Республика также не извлекла правильные уроки из трагедий своих предшественников. И она также удовлетворилась тем, что хочет "это" сделать иначе и лучше. К мысли о том, чтобы "это" однажды совсем оставить и вместо этого делать нечто совершенно другое – а именно политику мира, она не пришла. По отношению к смертным грехам Германского Рейха 1914 года она в своём роде осталась не менее верной, чем Гитлер. То, что она не преувеличила их умышленно, как Гитлер, можно признать ей в пользу. Политика Гитлера была невыносимым огрубением неверной политики кайзеровского рейха; политика Аденауэра, скорее, её совершенствованием. Тем не менее в основе она
