В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю - Холланд Том
Такие рассказы отражают не только некоторую мрачность ауры, всегда сопутствовавшей вавилонским знаниям, но также претензии многих еврейских ученых на их наследие. Больше тысячи лет, с первого изгнания иудеев, они считали Месопотамию домом вдали от дома. Они так никогда и не смогли победить чувство тоски по дому: Иерусалим, столица данной им Богом земли, всегда был для них самым святым местом на земле. Тем не менее они были убеждены, что их изначальные корни находятся не на Святой земле, а на берегах Евфрата. Тому есть очень даже весомое доказательство: его можно найти в самой первой книге Танах – собрании священных еврейских текстов. Там после рассказов об Адаме и Ное записано, как Бог через десять поколений после потопа обратился к человеку по имени Аврам, жителю Ура. Относительно местоположения этого таинственного города ученые спорят до сих пор и пришли к согласию лишь в одном: он располагался где-то в Междуречье87.
Аврам не остался в том месте, где родился. Совершенно неожиданно, вскоре после его семьдесят пятого дня рождения, с ним заговорил Господь: «Пойди из земли твоей, от родства твоего, и от дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе, и Я произведу от тебя великий народ»88. Заманчивое предложение, ничего не скажешь – и Аврам не заставил себя упрашивать. Награда последовала очень быстро. Лишь только он прибыл в землю Ханаан, последовало еще одно откровение. Господь заверил его, что потомки Аврама унаследуют Ханаан в вечное владение89. Далее Всевышний сообщил Авраму, что отныне он будет зваться Авраам, поскольку станет отцом множества народов90. И Авраам действительно стал отцом многих народов, и самым выдающимся из них были евреи. Славная родословная. Именно Авраам передал евреям чувство, что они – богоизбранный народ, но завещал им и кое-что другое: правовой титул на то, что раньше было Ханааном, а теперь стало их Землей обетованной.
Подобный дар от Всевышнего мог быть только навсегда. Для полумиллиона – или около того – евреев, осевших между двумя реками, это стало весьма лестной гарантией. Работая на полях, граничивших с великими каналами к северу от Ктесифона, сидя за своими рыночными прилавками или погоняя ослов, навьюченных товарами, по узким извилистым городским улицам, евреи точно знали, что они отличаются от всех народов, живущих в Месопотамии: эта земля дарована им Богом. Это, в общем, не значило, что они действительно хотели идти и жить на Земле обетованной. Но, конечно, любой еврей, которому приснится ячмень, так сказали мудрецы, должен немедленно отправляться туда (во всяком случае, таким было свидетельство равви (раввина) Зеры (Зейры), чей сон про ячмень стал причиной его немедленной эмиграции). Но большинству, пожалуй, больше нравилась сама идея о переезде, а не реальность. В действительности в течение многих веков ничего не мешало иудеям покончить с изгнанием, за исключением разве что пристрастия к жизни на земле столь плодородной, многонациональной и процветающей, как Месопотамия. Конечно, Вавилонское пленение не продлилось долго. Спустя четыре десятилетия после разграбления Иерусалима Вавилон начал путь к своему падению. В 539 г. до н. э. его захватил не кто иной, как персидский царь Кир, яркий представитель глобальной монархии.
Иудеи восторженно приветствовали его достижение, поскольку Кир не только унизил ненавистный Вавилон, но и даровал им разрешение вернуться в Иерусалим и отстроить разрушенный храм. Многие с благодарностью приняли предложение персидского царя, но многие и нет. Вместо этого они и их наследники остались там, где жили, и пустили такие глубокие корни в жирной плодородной почве Месопотамии, что даже яростные ветры силовой политики, дувшие на Ближнем Востоке в течение тысячелетия и даже больше, не смогли сорвать их с места. Взамен именно на потомков иудеев, которые вернулись на Святую землю, неоднократно обрушивалось разорение, и в начале III в. н. э., когда Ардашир и персидская армия впервые подошли к Ктесифону, не Иерусалим и его окрестности стали настоящим домом для евреев, а берега Тигра и Евфрата.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Такое развитие событий в сложившихся обстоятельствах граничило с чудом. Иммигранты в Месопотамию редко имели обыкновение сохранять память о своих истоках в течение более длительного срока, чем два-три поколения. Регион с давних пор стал «плавильным котлом» для самых разных народов: богатое плодородие почвы оказалось не единственным источником его богатства. Находясь на полпути между Средиземным морем и Индийским океаном, между степями Центральной Азии и пустынями Аравии, он был удачно расположен, чтобы стать мировой расчетной палатой. Все, что есть в мире, привозится сюда, хвастались персы, и служит для нашего удовольствия: еда, снадобья, духи91. Последствия этого проявились в Ктесифоне повсюду: на богатейших рынках, просторных улицах, которые вмещали телеги и скот, и на узких аллеях, по которым ходили только пешеходы. Под солнцем не было такого языка, который не звучал бы в гигантском городе. Желтокожие люди с раскосыми глазами и белокожие – со светлыми, словно солома, волосами, чернокожие – с плоскими носами, их голоса – высокие и низкие, громкие и тихие – наполняли насыщенный отнюдь не приятными ароматами городской воздух. Со временем город переваривал все: дома, животных, людей, давая место для нового. Память, словно грязевые кирпичи, редко продолжала существовать долго. Казалось, только евреи, словно некая достопримечательность, созданная из гранита и неподвластная времени, не участвуют в этом процессе.
Но как? Хотя их привязанность к далекой родине, обещанной им Богом, безусловно, оставалась сильной, этого, вероятно, было недостаточно, чтобы не позволить им перевариться в ненасытной утробе Месопотамии. К счастью, задолго до этого, жалуя Ханаан Аврааму, Всевышний предвидел риск: «Сей есть завет Мой, который вы должны соблюдать между Мной и между вами, и между потомками твоими после тебя: да будет у вас обрезан весь мужеский пол»92. Он также определил другие знаки исключительного статуса детей Авраама: они должны никогда не есть свинину или любое другое мясо, пока оно не лишено крови, не делать себе кумира «и никакого изображения»93 и не нарушать целый ряд других указаний, запретов и предписаний, а также менять и дополнять их. Именно этот свод законов – Тора – выделял евреев среди множества народов, оказавшихся в Вавилоне, давая им чувство, что их законы идут не от смертного короля или мудреца, а непосредственно от Бога. Это, больше чем что-либо другое, позволило им на протяжении долгих веков своего пребывания в Месопотамии сохранить самобытность, не слиться с общей массой. В отличие от других, менее привилегированных, народов Бог позволил им понять суть – что значит быть человеком: вовсе не в стремлении к имперскому господству, свободе или славе. Все намного проще, эта суть – в подчинении законам.
В этом не сомневались и евреи Ираншехра. В конце концов, Сасаниды не одобряли подстрекательства к мятежу. Факт, что большинство персидских царей были готовы терпеть исключительность своих иудейских подданных, хотя она и причиняла беспокойство, отражал их понимание того, что она не угрожает их власти, а как раз наоборот. Отличительная особенность евреев в таком перенаселенном и неуправляемом городе, как Ктесифон, облегчала работу имперской бюрократии: людьми было легче управлять и проще их обирать. Чтобы эти странные чужаки не роптали и исправно платили налоги, следовало всего лишь сделать одного из них своей марионеткой – экзилархом. Такой была установившаяся политика Сасанидов со времен Шапура I, и она работала так хорошо, что отношение некоторых царей к еврейским подданным даже доходило до вялого фаворитизма. Один шахиншах зашел так далеко, что женился на дочери экзиларха и посадил рядом с собой, сделав царицей. Неудивительно, что евреи относились к Сасанидам лучше, чем к другим язычникам. Даже известное нежелание персов «мочиться на людях»94, считавшееся всеми остальными достойной насмешки слабостью, одобрялось еврейскими моралистами. Такие люди горячо поддерживали послушание: «В конце концов, они нас защищают»95.