История Израиля. Том 1 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1807-1951 - Говард Морли Сакер
Много лет спустя Вейцман вспоминал, какие тревожные чувства владели делегатами от России уже на первых Сионистских конгрессах. Прежде всего, “восточникам” были не по душе “элегантность и претензия на светскость”, которыми отличались руководители движения, выходцы из Центральной Европы. Это составляло резкий контраст с демократизмом представителей черты оседлости. Кроме того, “Герцль в погоне за великими людьми, монархами и правителями, которые должны были “дать” нам Палестину, устремлялся за миражами… Мы же совершенно не верили в благосклонность сильных мира сего…” (сам Вейцман через несколько лет изменил взгляды на этот счет). Однако особенно тревожило “восточников”, многие из которых с энтузиазмом поддерживали Ахад га-Ама, бросающееся в глаза отсутствие “иудейского духа” в деятельности Герцля и ближайших его соратников. Стремясь выразить свою неудовлетворенность, Вейцман, Лео Моцкин и группа молодых делегатов из России создали в 1901 г. Демократическую фракцию.
Фракция имела известное влияние. На Пятом Сионистском конгрессе она поставила на обсуждение резолюцию (Герцль решил ее принять), в которой утверждалось, что “воспитание еврейского народа в национальном духе составляет существенную часть сионистской программы”. В той же резолюции предлагалось избрать комиссию по культуре, в которую должны были войти Вейцман и Ахад га-Ам. Кроме того, впоследствии в Восточной Европе была претворена в жизнь программа фракции относительно сионистской школьной системы. С другой стороны, одна из самых дорогих Вейцману идей, идея основания Еврейского университета[118], оказалась преждевременной. Вокруг фракции сплотились те, кто был предан целям “духовного и культурного” сионизма. Это было очень важно. Ведь, в сущности, именно благодаря иудейскому культурному наследию Палестина занимала главное место в сердцах и умах русских евреев. Хотя Ахад га-Ам, подобно Герцлю, осуждал постепенное заселение Эрец-Исраэль как метод возрождения еврейского народа, его ученики — Вейцман, Моцкин и большинство восточноевропейских евреев — по-прежнему предпочитали методичную колонизацию почитаемой всеми Святой земли тому параличу бездействия, в котором надлежало ожидать, пока Герцль добьется “чартера” дипломатическим путем. Задолго до Шестого Сионистского конгресса (август 1903 г.) стало ясно, что план относительно Эль-Ариша зашел в тупик. Эта очередная неудача лишь укрепила фракцию во мнении, что теперь следует обратить усилия на нелегкую, скучную, но жизненно необходимую консолидацию ишува — насущно важного еврейского плацдарма в Сионе.
Последнее дипломатическое усилие и “Угандийский кризис”
Вернувшись после встречи с Кромером из Египта, Герцль в апреле 1903 г. остановился в Лондоне, чтобы встретиться с Чемберленом. Лидер сионистов сохранял оптимизм и надеялся, что план относительно Эль-Ариша принесет ощутимые результаты. Чемберлен, со своей стороны, тоже не отказался от мысли использовать евреев для укрепления имперской политики Великобритании. Именно с этой целью министр колоний неожиданно сделал Герцлю новое предложение. “Во время моих поездок, — сказал Чемберлен, — я подыскал для вас подходящую страну — Уганду (название “Уганда” было использовано не совсем точно — речь шла о территории, именовавшейся тогда “Британская Восточная Африка”, а затем вошедшей в состав Кении. — Прим, автора). На побережье жарко, но дальше от берега отличный климат, пригодный для европейцев. Вы сможете разводить там хлопок и сахарный тростник. Я сразу подумал: вот и страна для д-ра Герцля. Но ведь ему нужна только Палестина, и он согласится только на близлежащую область (то есть Эль-Ариш)”. “Да, — ответил Герцль. — База должна находиться в Палестине или вблизи от нее”.
Однако стремительное развитие событий в России изменило точку зрения Герцля. В мае в результате страшного погрома в Кишиневе погибло 45 евреев и было ранено еще 86; было разрушено полторы тысячи еврейских домов и лавок. Герцль был потрясен известиями об этой расправе, показавшей, какая участь уготована русскому еврейству. Поэтому, когда Чемберлен вскоре снова упомянул о Восточной Африке, на этот раз в разговоре с Леопольдом Гринбергом, Герцль написал в Лондон: “Посмотрим, что они нам предложат. Даже если под давлением экстренных обстоятельств мы и примем такое предложение, от Синая все равно не откажемся”. Он сообщил Чемберлену, что вскоре в Британскую Восточную Африку будет послана специальная сионистская комиссия. В то же время он попросил Гринберга подготовить “чартер” на еврейскую автономию в Африке. Гринберг с этой целью обратился в юридическую фирму “Ллойд Джордж[119], Робертс и компания”.
Когда Герцль 2 июля 1903 г. сообщил Нордау о предложении Чемберлена, старый друг не проявил энтузиазма, и Герцлю пришлось убеждать его, что Восточная Африка будет вовсе не заменой Палестины, а лишь плацдармом для будущего. Этот план можно будет использовать и в переговорах с султаном. “Мы должны ответить на события в Кишиневе, — подчеркивал Герцль, — и это наша единственная возможность…” Далее он писал: “Если мы с благодарностью примем предложение Чемберлена… мы укрепим свои позиции и его симпатии к нам, мы поставим его в положение, когда он должен будет что-то для нас сделать, если наша комиссия… вернется с отрицательными выводами. В отношениях с этой гигантской державой (Англией. — Прим. автора) мы уже получили признание в качестве силы, нацеленной на создание государства…” Эти рассуждения не могли не произвести впечатления, и Герцлю удалось убедить Нордау. Между тем английское министерство иностранных дел, ответственное за британский протекторат в Восточной Африке, уведомило Гринберга о том, что проблема потребует тщательного изучения после того, как сионистская комиссия закончит работу. “Затем, если будет избран район, устраивающий обе стороны, лорд Лансдаун будет рад рассмотреть предложения о создании еврейской колонии в благоприятном духе…” Итак, начало было обнадеживающее.
Пока шли эти переговоры, Герцль поспешно готовился к поездке в Петербург. Ему стало известно, что министр внутренних дел фон Плеве[120] распорядился о введении новых ограничительных мер для сионистских организаций России. Полиция стала запрещать сионистские собрания, продажу акций Еврейского колониального банка и сбор пожертвований для Еврейского национального фонда. Некоторые сионистские лидеры были арестованы и находились в тюрьмах. Стало ясно, что под угрозой оказывается база русского сионизма. 7 августа 1903 г. Герцль был уже в Петербурге и добился немедленного приема у Плеве. Министр внутренних дел (“архиантисемит, пантера в наморднике”, как охарактеризовал его Герцль) любезно беседовал со своим посетителем по-французски. Он обнаружил весьма глубокую осведомленность в делах сионистского движения и подчеркнул заинтересованность правительства в том, чтобы Россию покинули “не поддающиеся ассимиляции” евреи. В последнее время, заметил Плеве, группа сторонников Ахад га-Ама призывает к укреплению еврейского национализма, а не к эмиграции, что противоречит стремлению России.
В ответ Герцль разъяснил, что в таком случае
