Олег Гончаренко - Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции. 1920—1970 гг.
Часть штаба во главе с генералом Шатиловым и его помощником генерал-лейтенантом Архангельским была направлена Врангелем в Сербию, в местечко Сремски Карловцы. Вскоре Шатилов выехал в Париж, где вместе с военным представителем барона Врангеля Евгением Карловичем Миллером они посетили бывшего посла Временного правительства М.Н. Гирса, члена Русского политического совещания и главу союза послов российского дипломатического корпуса. Будучи масоном высокого градуса посвящения, Гире не спешил оказать содействие армии Врангеля, так как позиция европейского масонства по этому вопросу была чётко сформирована и не ориентирована на поддержку русских вооруженных формирований в Европе. Армия должна была прекратить своё существование — в этом было умилительное единство московских большевиков и парижских масонов. По ходу беседы генералы поняли, что финансовой помощи ждать не приходится. Михаил Николаевич Гире в очередной раз повторил им давно известные истины, что трудоустройство чинов армии возможно лишь после полной ликвидации военной организации, сдачи оружия, ссылаясь на мнение французского правительства и других европейских союзников. Собеседник Гирса вспоминал: «В разговорах с ним чувствовалось желание ликвидации военной организации, что, прежде всего, по его понятию, должно было бы облегчить наше расселение»{59}.
После Гирса генералы нанесли визит бывшему русскому посланнику во Франции В.А. Маклакову, также не принесший результатов, а затем отправились в штаб французского маршала Фоша. Во время описываемых событий Фошу еще были подчинены все войска, остававшиеся после Великой войны вне территории Франции. Фош отказался официально принять русских военных и перепоручил встречу человеку с весьма странным для подобной функции статусом «директора центра военных исследований» генералу Максиму Вейгану. «Результат от этого визита все же сказался, и вопрос о сохранении пайка и ликвидации довольствия в лагерях фактически не осуществился», — вспоминал один из участников{60}.
После двух последующих встреч в Париже с бывшими министрами А.В. Кривошеиным и А.И. Гучковым, возлагавшими надежды на возможный успех дальневосточных правителей братьев Меркуловых, Шатилов вернулся на Балканы для решения накопившихся вопросов по перевозу и размещению чинов армии. Один из важных вопросов, который необходимо было решить, состоял в сохранении принципа единоначалия, позволявшего эффективно управлять уменьшившимися и разрозненными частями бывшей армии в Юго-Восточной Европе. Британские и французские союзники через своих посланников при дворах балканских монархов старались повлиять на их правительства, побуждая тех к дальнейшему распылению рассредоточенных в их государствах русских военных кадров. Никакой опасности для союзников эти воинские подразделения не представляли, и это было продолжением давней борьбы британской дипломатии против усиления русского присутствия в Юго-Восточной Европе. Мемуарист подтверждал: «… англичане же, вероятно по установившейся традиции, не допускали расширения русского влияния на Балканах»{61}. Таким образом, в 1921—1922 годах вывоз остатков Русской армии из Галлиполи периодически осложнялся разными бюрократическими рогатками, возникавшими попеременно то в Югославии, то в Болгарии. Болгарское правительство, исправно получающее финансовые взносы or штаба Врангеля в оплату переезда и проживания войск, неожиданно выдвинуло требования о приеме только тех русских частей, «которые имеют полную воинскую организацию и за дисциплинированность которых ручается Главное командование». Собственно говоря, все части Русской армии полностью подпадали под это определите, но требование болгар, прозвучавшее столь категорично, заставило штаб армии заняться бумажной работой, готовя документы по подтверждению благонадежности войск и организационной структуры частей. Сербия, напротив, не выдвигала «странных» требований, так как первая пария врангелевцев была направлена решать назревшие вопросы по расчистке полей после боев 1914—1918 годов, и сбору брошенного имущества и вооружения. Сербы старались, чтобы приехавшие русские исправно исполняли все, что поручалось им властями, и старались не раздражать их по пустякам. Так, они не препятствовали и ношению русскими военной формы, а устав сербской пограничной стражи не подразумевал особо строгих требований к служившим в ней русским, чья задача помимо несения службы состояла в подготовке сербских пограничников. Русские входили в состав стражи своими ротами (четами. — Примеч. авт.) и иногда более крупными соединениями. В довершение всего, сербские власти разрешили русским офицерам ношение личного оружия. Деньги за пребывание русских военных в Королевстве СХС платились исправно, а вскоре из Парижа генерал Миллер уже доносил Врангелю об ассигновании российским дипломатическим сообществом дополнительно 200 тыс. долларов САСШ и 11/2 млн. франков на обустройство быта русских военных изгнанников.
Штаб Главнокомандующего, состоявший в переписке со своими военными представителями в европейских странах — генералами фон Лампе и Леонтьевым, требовал продолжать изыскивать возможности для дальнейшего приёма остающихся военнослужащих. Вскоре стало известно о решении Чехословакии принять 1000 человек и Венгрии еще 200. Заботу о больных и раненых чинах армии, по рекомендации посла Гирса в Париже, Врангель передал Международному Красному Кресту. Это позволило открыть его отделения и в тех Балканских странах, где находились на излечении раненые солдаты и офицеры Русской армии.
В августе 1921 года Королевство СХС официально уведомило Врангеля о решении принять у себя 3000 человек для проведения «общественных работ» по строительству новых железнодорожных линий. Следом за тем и Болгария подтвердила въездную квоту в 7000 человек. 6000 русских военных прибыли в страну прямо из галлиполийских лагерей, а за ними последовала 1000 казаков с острова Лемнос. С ними прибыл штаб генерала Витковского и штаб Донского корпуса, во главе которого находился генерал-лейтенант Сергей Федорович Абрамов. Кавалерийская дивизия, возглавляемая Иваном Гавриловичем Барбовичем, по прибытии в Югославию в полном составе поступила на службу в пограничную стражу Королевства. Постепенно, к концу сентября 1921 года, согласно плану Врангеля большая часть Русской армии со своими штабами покинула неласковые турецкие берега.
После того как большая часть Русской армии была перевезена в Юго-Восточную Европу и страны Восточной и Центральной Европы, Врангель задумался о выборе страны собственного пребывания. Необходимо было найти наиболее удобную географическую точку, откуда управление рассеянными по Балканским странам частями армии было бы наиболее эффективным и не требовало существенной реорганизации работы штаба. Окончательный выбор был сделан с учетом всех обстоятельств того времени. Мемуарист писал: «Местом своего постоянного пребывания генерал Врангель наметил Королевство СХС, предполагая выезжать в Болгарию только для посещения войск»{62}. Узнав про то, что Главнокомандующий будет жить в Югославии, правительство этой страны поспешило успокоить советского посла. Председатель Скупщины Пашич заявил: «Генерал Врангель будет нашим высоким гостем, но признать его Главнокомандующим мы не можем!»
В ноябре 1921 года по поручению Главнокомандующего, продолжавшего изыскивать средства на армию, генерал Шатилов писал послу Гирсу в Париж, что к концу 1921 года в Болгарии будет сосредоточено 17300 чинов русской армии, а в Королевстве СХС — 9700 человек, к которым добавится еще 2500 с начала нового 1922 года. Увеличение численного состава русских военных на Балканах потребует соответствующих расходов. Кроме того, писал Шатилов, необходимо принять в расчет и то, что вместе с армией в Королевство СХС были перевезены три кадетских корпуса и два женских института, которые удалось устроить на государственную дотацию Королевства. Часть войск, не получившая возможности поступить на государственную службу в странах пребывания, продолжала содержаться штабом Врангеля на средства, некогда ассигнованные из Вашингтона послом Бахметевым, однако и эти деньги оказались почти на исходе. В ответ на это Гире, ссылаясь на постоянную нехватку средств, предлагал решать вопросы снабжения армии за счет трудоустройства военных на различные работы, что и было впоследствии предложено Главнокомандующим всем чинам армии трудоспособного возраста. Современник писал: «Армия ушла из лагерей с чувством наступающего избавления от моральных невзгод и материальных лишений. Будущее давало надежду на лучшие материальные условия, и состоявшиеся перевозки вносили моральное удовлетворение одержанного успеха в борьбе за свое сохранение. С прибытием в славянские страны части армии, закаленные суровыми испытаниями, вступили в новую фазу жизни и борьбы за свое существование»{63}.
