Франсуа Блюш - Ришелье

«Месье герцог Орлеанский имел, за исключением храбрости, все, что необходимо честному человеку; но поскольку он не имел ничего из того, что могло отличить в нем великого человека, он не находил в себе самом ничего, что могло извинить, или возместить, или хотя бы поддержать его слабость. Поскольку она царила в его сердце благодаря страху, а в его уме благодаря нерешительности, она запятнала всю его жизнь».

ДЕЛО БУТВИЛЯ

Дуэль является вершиной моды.

Сложно найти надежное средство, чтобы остановить эту страсть.

Знаменитая дуэль 12 мая 1627 года является одним из символических образов министерства Ришелье. Она в некотором роде обессмертила графа Франсуа де Бутвиля, арестованного на пути в Лотарингию и казненного 22 июня. Мрачная легенда возлагает вину за случившееся на Ришелье. В «Большом Ляруссе» ясно сказано: «Кардинал потребовал его казни» — совершенно бездоказательное обвинение.

Дуэль, странное истолкование чести и долга чести, была распространена среди французского дворянства с середины XVI до середины XVII века, а пик ее пришелся приблизительно на 1598 год. За двадцать лет, с 1588 по 1608 год, более 7000 дворян пали на дуэли. Церковь приравнивала дуэль к убийству, а государство издавало санкционирующие ее указы (в 1602, 1610, 1613, 1614, 1617, 1623 годах). В феврале 1626 года официальный эдикт выразил королевскую волю о сокращении подобных сражений, слишком часто ведущих к смертельному исходу (надо сказать, что с 1621 года количество дуэлей постоянно возрастало). С момента выхода эдикта дуэль больше не являлась проступком, а стала преступлением и оскорблением Его Величества. Следовательно, драться на дуэли в 1627 году на самой красивой площади столицы являлось откровенным вызовом власти. Король не собирался больше терпеть подобное.

Месье де Бутвиль не был заштатным дворянином. Он принадлежал к дому Монморанси, то есть к самой старинной и самой славной знати, давшей Франции множество коннетаблей и маршалов (в этом роду был даже один святой — Тибо де Марли). Добавим, что Монморанси были в родстве с Капетингами. Однако это лишь усугубило вину закоренелого дуэлиста.

Франсуа де Монморанси-Бутвиль, которому было всего двадцать восемь лет, уже насчитывал в своем активе двадцать две дуэли. Это был опасный рецидивист, хотя некоторые предпочитали называть его «образом беспокойной юности» (Ж.-Ф. Сольнон). Охраняемый своим именем и блестящей репутацией, он до этого момента ни разу не арестовывался и не представал перед судом. Его последнее осуждение прошло заочно; ему пришлось бежать в Бельгию, без труда добившись покровительства инфанты Изабеллы, правительницы Нидерландов. Изабелла вымолила для него прощение у Людовика XIII, и Бутвиль надеялся получить от него также отмену судимости. Но король согласился лишь на частичное прощение: виновный мог вернуться во Францию, но ему запрещалось появляться при дворе и в городе. Пренебрегши запретом и вызвав своего соперника графа де Бёврона-Аркура на Королевскую площадь, Бутвиль превратил свой поступок в оскорбление Его Величества.

12 мая 1627 года, в день дуэли, был канун Вознесения. Этот факт еще больше рассердил такого набожного монарха, каким являлся Людовик XIII, тем более что дуэлянт уже и ранее осквернял убийствами «святые дни».

И самое главное: дуэль 12 мая была смертельной. Граф де Капель, кузен и секундант Бутвиля, с легкостью убил Бюсси д’Амбуаза, секунданта графа де Бёврона. Оставшимся в живых не оставалось ничего другого, как спасаться от королевского правосудия. Бёврон отправился в Италию (он был убит испанцами в 1628 году); Бутвиль и Капель выбрали дорогу в Лотарингию. Слишком доверяя своей невероятной фортуне, Бутвиль решил сделать остановку. Двоюродные братья были арестованы в Витриле-Франсуа и препровождены в Париж с весьма многочисленным эскортом. Луи де Понти, восхищавшийся Бутвилем, а теперь жалевший его, шепнул ему на ухо: «Месье, если можете спастись, то не бойтесь это сделать».

Делом Бутвиля была захвачена вся Франция. При дворе, в городе, среди военных, чиновников и народа многие надеялись на мягкое наказание или помилование. Но парламент был безжалостен. Капель и Бутвиль могли рассчитывать только на королевское помилование. Красноречивыми просителями о таком помиловании выступили Месье, брат Его Величества, Конде, первый принц крови, и герцог де Монморанси, знаменитый кузен осужденных.

Ришелье был в этом деле консультантом. Как обычно, он составил точную, ясную и логичную докладную записку, перечислив аргументы за помилование и аргументы против него. Будучи священником, он обязан был осуждать дуэль, но его отец некогда участвовал в дуэли, за что был на некоторое время отправлен в ссылку. Как дворянин, Ришелье старался прощать слишком неосторожных, но бравых дуэлянтов; тем не менее его старший брат в 1619 году погиб от неосторожного удара шпаги. Как политик, он знал о связи между Монморанси, графом де Бутвилем и Месье и партией испанофилов. Исходя из всего этого, он, похоже, склонялся в сторону сурового приговора. Следствием чего явилось его жесткое заключение: «Речь идет либо о прекращении дуэлей, либо об отмене эдиктов Его Величества». Его Величество сделал свой выбор.

Понти, случайно и косвенно вмешавшийся в это дело, Понти, в чьих «Мемуарах» кардинал-министр изображен не самым положительным образом, был бы счастлив изобличить этого прелата. Однако в данном случае он указывает на другого виновного. По его мнению, именно король и только король приговорил осужденного к смертной казни. Забывая — и в этом его недочет — первостепенный факт об оскорблении Его Величества, мемуарист, таким образом, резюмирует наказание Бутвиля: «Король пожелал сделать из него пример, особенно из-за святых дней, которые тот осквернил столь кровавыми поединками. Не смягченный мольбами первых лиц королевства, он с помощью проявленной в данном деле суровости показал всей знати, что ей следует сохранять свою храбрость и гордость для служения ему и интересам его государства»[74].

Отказ в помиловании потряс двор и армию. Через год после заговора Шале и казни д’Орнано это было расценено как предостережение, адресованное знати. Нельзя сказать, что после этого число дуэлей сильно сократилось. В 1631, 1632 и 1633 годах число смертельных исходов на дуэлях даже возросло. В марте 1634 года последовал новый эдикт о запрещении дуэлей, столь же бесполезный, как и эдикт 1626 года. Королевская суровость помогла мало, однако провокаций в духе бедняги Бутвиля старались избегать. Дрались повсюду, даже в рвах Лувра. В 1643 году мадам де Мотвиль описала дуэль, состоявшуюся на Королевской площади между Морисом де Колиньи и Генрихом Лотарингским, герцогом де Гизом, и спокойно прибавила: «Этот бой принес много славы герцогу де Гизу».

ХОЗЯИН МОРЕЙ

Когда кардинал взял на себя ответственность за море, торговля была почти полностью разрушена, а у короля не было ни одного корабля.

Сила армии не только в том, что король силен на суше, но также в том, что он силен на море.

В октябре 1626 года Людовик XIII создает, благоволя своему главному министру, абсолютно новую должность: «гроссмейстера, начальника и сюринтенданта морского и торгового флота Франции», хотя тремя месяцами ранее другим королевским приказом он упразднил престижную должность адмирала Франции. Это было не просто переименование титула, тешащего тщеславие (адмирал числился среди важнейших придворных должностей), но настоящая революция, сравнимая с открытием Коперника. Ранее адмирал мог ничего не знать о морских делах: таков случай Колиньи († 1572), к тому же он не имел власти над побережьем от Соммы до Леринских островов и по-настоящему не занимался ни управлением, ни политикой, ни стратегией. В случае с Ришелье совсем другое дело: если он получил от своего господина подобные полномочия, то исключительно потому, что сумел доказать ему «важность власти на море и, следовательно, необходимость морского флота» (Этьен Тайлемит). Страны с гораздо меньшим населением, чем Франция, — Голландия, Англия, — имели многочисленные эскадры. Испания с помощью своих галер господствовала на Средиземном море, ее галионы с легкостью пересекали Атлантику, вывозя драгоценные металлы из Америки. Даже Дания и Швеция насчитывали в своем военном флоте больше кораблей, чем Франция. В 1625 году Монморанси не смог одержать верх над гугенотским флотом Ла-Рошели без помощи кораблей, закупленных в Голландии. Как защищать бесконечные морские границы королевства без флота, военных портов, береговой охраны? Король не был дураком, а кардинал, вероятно, превосходно умел убеждать. Постоянная опасность со стороны протестантов Ла-Рошели, приход к власти в Англии Карла I (1625), стремившегося к власти на море, недоверие Франции к Испании, ненадежному союз нику и вечному антагонисту, были лучшими аргументами в выступлениях кардинала. К тому же еще герцог Монморанси, адмирал, отставленный к выгоде Его Высокопреосвященства, начал понимать недостатки морской политики Франции, угрожающие ей опасностью. Ришелье будет продолжать и совершенствовать реформы, предложенные Монморанси; таковы парадоксы истории. Но в данном случае не столько парадоксально, сколько несомненно: 1) рекомендации Монморанси были внимательно выслушаны его преемником; 2) Ришелье объединил в себе два ценных качества: ум и прагматизм, редко встречающиеся вместе.