Джон Норвич - История Англии и шекспировские короли
Однако для Ричарда эти приветствия несли в себе скрытую угрозу. Король недолюбливал кузена и не доверял ему: если бы он победил, то стал бы самым популярным человеком в Англии. С другой стороны, поскольку согласно традиции исходы таких поединков предопределены свыше, то победа герцога Норфолка для многих означала бы, что его обвинения справедливы. Следовательно, не должен был выиграть схватку ни один из них. Надо ли вообще Ричарду, не обладающему ни физическими данными, ни темпераментом даже для метания копья, устраивать эту демонстрацию мужской силы и отваги? И когда противники уже приготовились к бою, неожиданно для всех король бросает жезл — подает знак, что поединок не состоится. Не будет никакой манифестации мужской доблести, ни один из соперников не получит Божественного благословения. Ричард провозглашает:
Пусть шлемы с копьями они отложатИ на свои места вернутся оба…Чтоб землю Англии не запятналаКровь, ею вскормленная, дорогая;Затем, что нестерпим нам вид ужасныйГражданских ран, мечом соседей взрытых;Затем, что гордостью орлинокрылойНебостяжательное честолюбьеС ревнивой завистью вас подстрекаетМир разбудить, что спит в стране, как в люльке,Младенчески и сладостно дыша…Чтоб отвратить все это, вас обоихМы изгоняем из владений наших.
Болингброк изгонялся на десять лет, Моубри — пожизненно.
Все присутствующие, наверное, испытали немалое эмоциональное потрясение, а король еще раз навредил своей репутации. Возможно, Ричард принял единственно верное, с его точки зрения, решение. Что касается разных сроков ссылки, то, конечно, он предпочел бы навсегда избавиться от обоих дуэлянтов, но Болингброк был слишком популярен и влиятелен. Видимо, король не захотел и чрезмерно огорчать Джона Гонта, которому был многим обязан. Уместно напомнить, что через полгода, когда Гонт уже покоился в гробу, Ричард снова приговорил его сына к изгнанию — на этот раз пожизненно.
Можно сказать, что на поле под Ковентри Ричард проявил определенное благоразумие, от которого и следа не осталось в наступившем 1399 году. В разъездах по стране теперь его постоянно сопровождали четыреста чеширских лучников, а в отдельных местах к ним присоединялись отряды рыцарей и сквайров. Пристрастие короля к броской роскоши стало еще более необузданным, как и расточительные траты на строительство, дорогие одеяния, мебель и украшения. Такие средства, которые он расходовал, могла дать только захватническая война. Англия уже длительное время жила в мире, добывать деньги можно было лишь одним путем — выжимать все соки из страны. И Ричард придумал, как это делать: потребовал от всех, кто каким-либо образом впутался в события десятилетней давности, просить у него помилования — за определенную мзду. Он обязал 17 графств, в том числе и Лондон — в них тогда проживало больше половины населения Англии, — заплатить по 1000 фунтов стерлингов в обмен на королевское благоволение. Это был настоящий шантаж, если не рэкетирство. Ричард ужесточил и практику принудительных займов, вымогая их не только у общин, но и у отдельных лиц. Ко времени отбытия во вторую экспедицию в Ирландию в мае 1399 года он задолжал 6570 фунтов лондонцам, 5550 фунтов — семьдесят одной городской общине, 3180 фунтов — церкви, и 1220 фунтов — тридцати шести индивидуальным кредиторам. Теперь его ненавидела не узкая группа обозленных пэров и их приближенных, а вся страна.
3 февраля 1399 года Джон Гонт умер во дворце епископа Илийского в Холборне на шестидесятом году жизни. Он так и не опротестовал ни убийство своего брата Глостера — на это обращает внимание и Шекспир (сцена вторая первого акта), — ни изгнание сына. Конечно же, не имеется исторических свидетельств трогательного прощания Гонта с Болингброком, происходящего после оглашения приговора и описанного Шекспиром (сцена третья): как мы уже отмечали, его не было на ристалище. Не похож шекспировский Гонт, почтенный и премудрый старик, отец нации, чья предсмертная речь о судьбе Англии (второй акт, первая сцена) еще полвека назад включалась во все школьные антологии, на того человека, которого представил нам Холиншед. Для хрониста он был еще одним надоедливым и амбициозным бузотером, может быть, несколько более влиятельным, поскольку приходился королю старшим дядей, но таким же несносным, как и другие сварливые дворяне. В качестве альтернативных источников шекспировского образа назывались, например, Фруассар и анонимная пьеса «Вудсток» — о Томасе Вудстоке, герцоге Глостере. Но эти предположения не кажутся достаточно убедительными. Скорее всего образ идеального, премудрого Гонта выведен самим драматургом в противовес никчемному и пустому королю.
Для самого же Ричарда смерть Гонта предвещала скорый конец. Несмотря на разногласия, герцог Ланкастер помогал сохранять и единство нации, и престиж короны. С его уходом из жизни многое изменилось, ситуация окончательно поляризовалась, четче обозначилось противостояние между королем и Генрихом Болингброком. Отзови король Генриха из ссылки, разреши ему присутствовать на похоронах отца и наследовать все его огромные владения, возможно, тогда Англия избежала бы и войны, и второго менее чем за столетие низложения монарха. Увы, он ничего этого не сделал. Мало того, временное изгнание Болингброка Ричард заменил пожизненным и, позволив исполнить некоторые малозначительные распоряжения в завещании Гонта, основные земли и поместья, по закону принадлежавшие кузену, поделил между своими ближайшими сподвижниками — герцогами Эксетером, Албемарлом и Сурреем. Каждому землевладельцу стало ясно: самый главный закон Англии — о наследовании — больше не действует.
Пора было засомневаться и в его здравом уме. Он окружил себя всякого рода прорицателями и шарлатанами, бесстыдно лгавшими и предсказывавшими необыкновенные достижения. По церковным праздникам Ричард часами, сообщают нам хронисты, сидел на высоком троне, следя за всеми, кто проходил мимо, и заставлял припадать к его ногам. Выезжал он из дворца только в сопровождении чеширских лучников, оберегавших его от толпы. И примерно в это время из Ирландии пришли дурные вести. Девять месяцев назад там убили королевского наместника графа Марча, а теперь поступило сообщение о том, что, презрев клятвы, принесенные в 1394 году, подняли восстание два короля — О’Нил и Макмаррох. Надо было принимать срочные меры. Для похода требовались большие деньги, но все затраты могли многократно окупиться за счет продажи движимого имущества Джона Гонта — золота, драгоценностей, произведений искусства, не говоря уже о меблировке его дворцов и замков.
Колебания Ричарда не терзали. Он прекрасно помнил триумф первой экспедиции. Почему же не должен привести к успеху и второй поход? Советники его отговаривали, объясняя, что покинуть Англию сейчас — значит, отдать ее врагам, тому же Болингброку, но их мнение короля не интересовало. На место убитого Марча он назначил Суррея и тут же отправил его в Ирландию. Хранителем королевства Ричард вновь определил совершенно некомпетентного Эдмунда, герцога Йорка, которого должны были поддерживать три государственных министра — канцлер Эдмунд Стаффорд, епископ Эксетерский, казначей граф Уилтшир и Ричард Клиффорд, хранитель большой печати, епископ Вустера. Беречь королевство поручалось еще трем видным деятелям — сэру Джону Буши, сэру Уильяму Баготу и сэру Генри Грину. На исходе мая король нанес визит в Кентербери и провел последнюю торжественную церемонию ордена Подвязки в Виндзорском замке. Затем в сопровождении герцогов Эксетера и Албемарла, графов Вустера и Солсбери, захватив с собой на всякий случай сыновей Болингброка и убитого Глостера, отплыл в Ирландию.
Он, конечно, не знал, что совершал самую большую ошибку в своей жизни.
Генрих Болингброк, теперь герцог Ланкастер, уже девять месяцев жил в Париже, где к нему присоединились юный граф Арундел, все еще опечаленный казнью отца, и его дядя — архиепископ. Все трое были очень хорошо осведомлены о событиях, происходивших за проливом. Утверждение Фруассара, будто архиепископ Арундел был тайным эмиссаром, присланным оппозицией, абсолютно неверно — он уже два года находился в изгнании, — но его племянника вполне могли информировать о том, что Болингброку надо поторапливаться. А герцог и не нуждался в подстегивании: после того как Ричард лишил его наследства и помешал женитьбе на кузине французского короля, он решительно настроился на то, чтобы свергнуть двоюродного брата. Ланкастер знал и то, что у него в Англии не будет недостатка в союзниках. И на исходе июня герцог, граф и архиепископ в полной уверенности, что Ричард пребывает в Ирландии, вышли в море из Булони на трех небольших кораблях: по свидетельству Адама из Уска, с ними было не более трехсот соратников. Задержавшись ненадолго в Певенси, они отправились на север и высадились в Рейвенскаре, между Уитби и Скарборо. Здесь, в вотчине Ланкастеров, герцог уже мог рассчитывать на действительно теплый прием, и когда он в воскресенье, 13 июля, пришел в Донкастер, к нему присоединились Генри Перси, граф Нортумберленд, его сын Гарри Хотспер, их родственник и соперник на шотландских границах Ральф Невилл, граф Уэстморленд, каждый привел внушительные отряды сторонников. С этого момента герцог Ланкастер уже не был заурядным дворянином-бунтовщиком, он стал лидером восстания. Правда, если верить информации, распространенной позднее семейством Перси и никем более не подтвержденной, герцог якобы поклялся, что пришел за наследством, а не за троном, который должен принадлежать Ричарду до конца жизни.
