Григорий Чухрай - Моя война
Один из вариантов сценария мы прочли в мастерской Ромма. Мастерская его осудила. Вечером того же дня мне позвонил Ромм.
- Гриша, вы мужественный человек. Я думаю, вам нужно отказаться от сценария. Он не получился.
Я любил Ромма, как любил бы своего отца. Его мнение было для меня непререкаемым. Но на сей раз я его не послушал. Вместе с Ежовым мы стали думать, что у нас не получилось. Мы задумали сделать фильм о войне без войны, и именно это не получилось. Получилось просто "без войны". Решили начать сценарий военным эпизодом. Я вспомнил своего однополчанина, который отличился в бою. Когда я спросил его, как это произошло, он признался: "Я очень испугался". Мы стали обрабатывать эту ситуацию и придумали эпизод с танками. И, к нашему удивлению, теперь, когда мы показали войну, у нас получилось то, к чему мы стремились: война без войны. Но все равно в сценарии чего-то еще не хватало. Но чего именно?
Однажды ночью мне в голову пришла мысль: сын погиб, а мать, как тысячи матерей, все еще выходит на дорогу и ждет: авось произойдет чудо и ее сын возвратится. Я позвонил Ежову. Мой звонок разбудил его.
- Ты что звонишь среди ночи? Совсем одурел!
- Кажется, я придумал начало фильма! - И рассказал ему суть эпизода.
Он выслушал и сказал.
- Ладно. Давай спать!..
А утром он уже сам звонил мне.
- Хороший эпизод! Теперь все стало на место!
Ромм, прочитав новый вариант сценария, обрадовался нашим находкам, как своим собственным, одобрил сценарий и предложил назвать его "Баллада о солдате".
Меня пригласил на беседу начальник главка по производству фильмов Александр Сергеевич Федоров. Сам он и его редакторы уже прочитали наш сценарий. Им не понравилось, и Федоров пытался объяснить, что ставить его мне не стоит. Ему казалось, что после успеха "Сорок первого" я не должен снимать такой посредственный, с его точки зрения, фильм. Я с ним не соглашался.
- Поймите,- убеждал меня он,- я это говорю не как начальник, а как друг, заинтересованный в вашем успехе. Пойдемте в буфет и поговорим как люди.
Мы спустились в буфет, и беседа продолжалась там.
- Вы сняли прекрасный фильм,- говорил он.- Не верится, что это дебют. Зрители ждут от вас чего-то масштабного, значительного. Я ознакомился с вашей биографией. Славная биография. Сталинград. Десантные войска. Война в тылу врага. Все это очень интересно! А в этом сценарии все мелко: мальчик, девочка, мама, которой надо починить крышу... Мелко! Понимаете, мелко!
Я возражал ему. Я старался убедить его, что это не мелко, что это о людях и о том, сколько теряет мир от гибели одного хорошего человека.
- Хорошо,- согласился, наконец, Александр Сергеевич.- Вам это дорого, и я не буду вам мешать. Я обещаю, что не выступлю против вашего сценария, не поддержу ваших противников и всегда буду желать вам успеха.
Прошло почти полвека, а я до сих пор помню этот душевный разговор и голос Александра Сергеевича. К сожалению, такие люди и в те времена не задерживались в чиновничьих креслах.
На роль главного героя я выбрал своего любимого актера Олега Стриженова, на роль героини - Лилю Олешникову. Мы сделали им хороший грим: Олегу Стриженову подтянули нос, сделали его курносым. Лицо его неузнаваемо преобразилось, стало простым, с юморком. В это время в Москве часто бывал Джузеппе Де Сантис. Я показал ему фотографию Олега в гриме. Де Сантис пришел в восторг. Лиля ему тоже понравилась. Худсовет согласился с этой парой, их пробы были занимательными. Мы приступили к съемкам.
Для тех, кто не знаком с кинопроизводством, поясню, что съемки в кино проходят не в том порядке, в каком зритель потом увидит фильм. Они следуют в порядке, диктуемом производственной необходимостью. Мы начали с эпизода, когда Алеша едет на машине в отпуск, а навстречу ему, к фронту, движутся колонны автомашин с солдатами. Оператор Эра Савельева расположилась на капоте с камерой, я сел на капот слева, свесив ноги.
Во время съемки встречный грузовик столкнулся с игровой машиной и бортом сбил меня на землю под колеса. Я успел сгруппироваться. Но с переломом ключицы и голеностопного сустава попал в военный госпиталь.
Перелом костей всегда связан с болью. Особенно мучил меня раздавленный и переломанный голеностопный сустав. Но еще больше меня мучило другое ощущение - чувство, что я в чем-то ошибся. Но в чем? Я мысленно просматривал фильм с начала и до конца, но не мог обнаружить ошибки, а тревожное ощущение не покидало меня. И однажды ночью меня осенила мысль: не те актеры! Надо менять актеров!
Я стал торопить врачей с выпиской. И наконец, с костылем и в гипсе, появился на Мосфильме. Когда я сказал, что у меня неправильно выбраны актеры и я хочу их заменить, разразился скандал. Меня упрекали в легкомыслии, говорили, что мое требование беспрецедентно, что даже великий Эйзенштейн не менял актеров, что актеры не согласятся на замену и будут правы. На все это я отвечал, что актеры не те и их надо менять - и рылся в альбомах актерского отдела, подыскивая фотографии своих будущих героев. Я даже, к неудовольствию части своей группы, сделал кинопробу Володи Ивашова, студента второго курса актерской мастерской Ромма во ВГИКе. Начальству надоело мое упрямство, и мне сказали:
- Пожалуйста, заменяйте, если актеры согласятся уступить свои роли другим.
Расчет был на то, что актеры не согласятся. Делать нечего - пригласил на беседу Стриженова. Показал ему его пробы, спросил:
- Как по-твоему?
- По-моему, хорошо.
- И по-моему хорошо. Но на сколько лет ты выглядишь?
- А что? Года на двадцать три тяну.
- Вот это меня и волнует,- сказал я.- Если мальчишка семнадцати лет говорит "хочу к маме, крышу починить" - это понятно. Но если кобел в двадцать три года говорит эти слова - это, согласись, не так симпатично. Мы с тобой друзья. Ты прекрасно сыграл в "Сорок первом". Я не хочу тебя и себя подводить,- говорил я.- Откажись от роли. Я хочу, чтоб мы с тобой остались друзьями.
И Стриженов согласился.
Труднее было с Олешниковой. Я показал ей ее пробы, показал Володю Ивашова. Володя ей понравился.
- А как вы смотритесь вдвоем?
- А что такое?
- А то, что ты молодая красивая женщина, а он - мальчишка. Оказавшись с тобой наедине, не ты, а он через пять минут закричит "мама".
С большим трудом, но я уговорил и Олешникову.
Фотографию Жанны Прохоренко я нашел в одном из альбомов актерского отдела. Ее пробовали на массовку. Я захотел познакомиться с ней лично. Девочка мне понравилась. Ее фотография и фотография Ивашова убеждали меня: это они. Теперь надо было договориться с училищем МХАТа, на первом курсе которого училась Жанна.
Ректор МХАТа Родомысленский принял меня недружелюбно. Я слыхал о нем как о человеке любезном и интеллигентном. И, верно, он был со мной корректен, но непреклонен:
- Мы отпускаем наших студентов сниматься в кино только с четвертого курса. С первого - это исключено.
Я пробовал его уговорить.
- Вы портите наших студентов,- настаивал он.
- Я обещаю вам ее не испортить.
- Сколько я слышал таких обещаний, они никогда не оправдывались.
- А если она захочет все же сниматься?
- В тот же момент она будет исключена из училища и изгнана из общежития.
Получив полный отказ, я вышел из кабинета. На лестнице меня дожидалась Жанна. Я рассказал ей об отказе Родомысленского и о его угрозе исключить ее из училища и выгнать из общежития. Она была возбуждена и полна решимости.
- Я согласна! - сказала она.
- Попробую перевести тебя во ВГИК.
- Я согласна! - повторила она, не раздумывая.
- Не торопись. Дай мне телефон своих родителей.
- Зачем?
- Мне нужно посоветоваться с ними.
Оказалось, что отец Жанны погиб на войне, что ее воспитала мать и живет она в Ленинграде. В тот же вечер я позвонил ее маме и, объяснив ситуацию, спросил:
- Согласны ли вы, чтобы я перевел девочку из училища МХАТ во ВГИК?
- А что это значит для девочки?
- МХАТ лучшее театральное училище нашей страны, может быть, мира,сказал я,- но у Жанны небольшой рост. Играть героинь она не будет. Даже если она окончит училище МХАТ с отличием, она несколько лет будет использоваться на выходах со словами "кушать подано". А мы ей даем сразу главную роль в фильме.
- Но справится ли она с главной ролью? - спросила взволнованно женщина.- У нее нет школы.
- Я переведу ее в институт кинематографии, там она приобретет все знания, необходимые актрисе кино.
Получив согласие матери, я отправился во ВГИК и попросил Сергея Аполлинариевича Герасимова взять Жанну на первый курс.
- Хорошо,- сказал он.- Но у нас был большой конкурс. Многие достойные не попали. Я не могу принять студентку по рекомендации. Мы устроим ей открытый экзамен. Если мастерская согласится, я приму ее.
Жанна успешно выдержала открытый экзамен и была принята во ВГИК. Теперь я был спокоен, что не испортил жизнь девушке.
Но возникли новые неприятности: взбунтовалась большая часть нашей группы.
