Виктор Бердинских - История одного лагеря (Вятлаг)
Однако высшее советское партийно-государственное руководство делало все вполне осознанно, по-своему логично и последовательно. Когда "истощились" резервы "социально чуждых элементов", принялись массовым порядком (целыми слоями и группами) "загонять" в места лишения свободы представителей "социально близких" классов – рабочих и крестьян. Уже с 1931 года ГУЛАГ стал монопольным "хозяином" огромного контингента спецпереселенцев (жертв "раскулачивания") и всесильным, в масштабах всей страны торговцем фантастически дешевой рабочей силой. Отношение к последней нельзя характеризовать иначе как совершенно варварское: от четверти до трети депортированных крестьян погибли. Нам ясно, почему это произошло: на гигантских и малых стройках "сталинских пятилеток" царил тяжкий, на измор физический труд (нередко – бессмысленный и бесцельный), свирепствовали голод и эпидемии, полностью отсутствовала даже примитивная социально-бытовая инфраструктура. Таким образом, еще в 1930-е годы физический труд в лагерях сознательно был превращен в мощное орудие сталинского террора – средство массового уничтожения людей. Ну а в послевоенное время отношение властей к заключенным как к "дармовой" и бессловесной рабочей силе, которую можно, при минимуме условий для поддержания ее в трудоспособном состоянии, эксплуатировать где и сколько угодно, приобрело уже всеобщий и системный характер. Что бы там ни говорили адвокаты "реального социализма", труд заключенных в ГУЛАГе – это рабский принудительный труд и никакие "гуманистические новации" в системе, формах и размерах его оплаты в 1950-е и последующие годы не изменили "первородной" ипостаси этого труда. Основа его – внеэкономическое принуждение. ГУЛАГ (по исходному замыслу и его реальному воплощению) – это "заповедник" рабства в СССР. Вместе с тем, лагерное "хозяйство" – еще и неотъемлемая часть всей "социалистической экономики". Рабовладение в XX веке (в советской его модели) имеет свои специфические особенности. Раскрытие (с известной степенью приближения) экономической сущности гулаговского феномена и является целью этой главы.
Если в эпоху античности раб, как правило, – человек чужой в окружающем его мире (захвачен во время войны с враждебным государством либо куплен и вывезен из другой страны), то в СССР заключенный – гражданин своей державы, как вбивала ему в голову сервильная пропаганда, – "хозяин необъятной Родины своей". Де-юре он, после окончания лагерного срока, возвращался в общество, хотя и с заметно "подрезанными" личными и гражданскими правами, но де-факто уже никогда не мог полностью "вжиться" в социум: внутренне это был уже безнадежно сломленный человек. Этот синдром внутренней личностной неполноценности, психология и философия рабства, сформированная и привитая в ГУЛАГе, концентрировалась и культивировалась там, а затем расползалась по всей стране Советов, где, по утверждению "кремлевского горца", жить "вольно дышащему" человеку становилось все "лучше и веселей"…
Конечная цель как античного, так и советского рабовладения однозначна – в оптимально короткий срок (15-20 лет) "выжать" из человека все его жизненные соки, после чего – выбросить, как негодную ветошь. В Древней Греции раб считался вещью – "говорящим орудием", но уже в Древнем Риме за рабами признали право именоваться людьми. В Советском же Союзе зеков-рабов вновь превратили в простейшее "орудие" для того, что лицемерно преподносилось как "построение социализма", а если абстрагироваться от трескучих пропагандистских "наворотов", – в безотказное материальное средство для решения хозяйственных задач, конечной целью которых являлось не удовлетворение насущных и разумных человеческих потребностей, повышение благосостояния народа, а обслуживание безумных геополитических и кастовых, "шкурнических" интересов военно-феодального государства в лице его партийно-бюрократической номенклатуры. В результате ГУЛАГ стал едва ли не самым изощренным по разработанности плановых показателей ведомством страны. При этом утопизм и прожектерство сюрреалистически сочетались с маниакальным пристрастием к статистике, потрясающим прагматизмом и деловитостью.
В отчете Вятлага за 1939 год (косноязычно по стилю, но по смыслу очень точно) сказано: "Годовой итог хозяйственной деятельности лагеря совершенно неудовлетворителен и основной причиной невыполнения вполне реального плана и больших потерь объясняются тем, что система хозяйственного руководства сверху донизу не была поставлена на основы хозяйственного роста, что естественно привело к невыполнению плана, убыточной работе и чудовищной распущенности большинства хозяйственных работников в деле рационального использования рабочей силы, создания культурно-бытовых условий для рабочих, когда с их стороны не проявляется ни малейшей инициативы по введению простейшей механизации".
Советское рабовладение по-сатрапски сверхжестоко в отношении к заключенному, фактическая ценность жизни которого была сведена к ничтожно малым величинам. И это вполне объяснимо: "резервуар" рабсилы постоянно пополнялся, а неистощимый источник всегда находился под рукой – им являлся собственный народ. КПД зековского труда крайне низок, но зато (во всяком случае – на первый взгляд) – этот труд соблазнительно дешев, потому-то лагеря и стали ведущей осью советского "хозмеханизма". Требование перевести ИТЛ "на хозрасчет", как мы помним, выдвигалось еще в предвоенные годы и в значительной мере было реализовано, хотя запутанная система расчетных показателей в свирепо административной и жестко плановой советской экономике делает "социалистический хозрасчет" явлением уникальным в мировой практике, "виртуальным" по своей сути, существовавшим лишь в хорошо подкармливавшемся "воображении" горе-теоретиков от "политэкономии социализма" да в "лукавой" цифири официальных бухгалтерских отчетов.
Планирование осуществлялось по всем направлениям лагерной деятельности: от состава и содержания заключенных и персонала до расходов на канцелярские принадлежности. Но стержнем, которому все подчинено в этой жесткой системе директивных показателей, оставалось одно – количество выпущенной продукции: лагерь прежде всего обязан выполнять "производственную программу", то есть – "давать план по валу". Сама структура показателей в лагерных отчетах имеет сугубо хозяйственную направленность: хорошо или плохо "сработали" лесной ИТЛ и (соответственно) его руководство, определялось в верхах НКВД-МВД и ГУЛАГа сообразно единственному и непреложному критерию: выполнил этот лагерь план (декады, месяца, квартала, полугодия, года) по заготовке, вывозке, разделке, отгрузке древесины, а также по производству пиломатериалов или нет. Разумеется, и количество заключенных, пригодных к тяжелому физическому труду, и уровень их заболеваемости и смертности, качество питания, число отказов от работы, правонарушений и побегов и т.п. – все это (в той или иной мере) напрямую влияло на производственные дела, а потому за все эти вещи тоже (и довольно жестко) "спрашивали". Но приоритетом оставалось выполнение "плана по валу": все остальное могли "понять и простить", невыполнение годовой "производственной программы" – никому и никогда. При этом планирование на последующие годы осуществлялось от "достигнутого" и, как правило, с увеличением заданий, порою – довольно резким.
В довоенных бухгалтерских отчетах Вятлага мы видим постоянную экономию по основным нормативам расходных статей: на содержание заключенных, зарплату вольнонаемному персоналу, интендантское обеспечение и т.д.
Однако в кривом зеркале гулаговской статистики "рентабельность" лагеря отнюдь не обязательно означала его "самоокупаемость", хотя формально-показушное "стремление" к этому прослеживается. В акте приема-передачи Вятского ИТЛ от 23 июля 1941 года в завершении раздела о его финансовом состоянии не без чиновничьего бахвальства констатируется: "Рентабельность работы лагеря за первое полугодие (1941 года – В.Б.) дала возможность перевести в УЛЛП (Управление лагерей лесной промышленности ГУЛАГа – В.Б.), отказавшись от государственной дотации, 1.000.000 рублей, имея систематически в остатке расчетного счета лагеря от 2.000.000 до 2.500.000 рублей".
Все основные статьи сметы по содержанию заключенных за обозначенный период также "имеют экономию": не берегли тогда лишь лишь пот и кровь "контингента".
Но рассмотрим эти статьи расходов Вятлага более "подробно".
Документ N 21.
Выполнение сметы по содержанию заключенных Вятлага за первое полугодие 1941 года
Наименование По На По На Экономия, Пере смете, ч/день, отчету, ч/день, т.руб. расход, т.руб. руб. т.руб. руб. т.руб.
Административноуправленческие расходы л/п 970 – 758 – 212 – в т.ч. зарплата в/н персонала – - – - 209 –
ВОХР (охрана) 3.482 – 2.873 – 609 – в т.ч. зарплата – - – - 207 –
