Валерий Шамбаров - Иван Грозный против «Пятой колонны». Иуды Русского царства
Да, царь стал Грозным. Хотя масштабы репрессий были чрезвычайно преувеличены зарубежной пропагандой и последующими либеральными историками. При введении опричнины было казнено пять человек. Хронический участник всех прошлых заговоров Александр Горбатый-Шуйский, его сын Петр, Головин, Сухой-Кашин, Шевырев. Вина – связь с Курбским, подготовка переворота и убийства царской семьи. Двоих бояр постригли, четверых заставили принести повторную присягу и освободили под поручительство с денежным залогом. Такой ценой был выкорчеван заговор, который подтолкнул царя к экстраординарным мерам.
А одним из тех, кто порождал и раздувал мифы о массовом терроре, стал Курбский. У неприятеля он занял очень высокое положение, вошел в королевский совет. Огромные владения обеспечили ему богатство. Он продолжал плодотворно трудиться на пропагандистском поприще, множил труды против царя. Особенно активно расплескалось его творчество в 1572–1573 и 1574–1576 гг. Умер Сигизмунд, Польша и Литва дважды выбирали своего короля (дважды, поскольку первый преемник, французский принц Генрих Валуа, вскоре сбежал). Среди шляхты сформировалась многочисленная партия, желавшая пригласить на престол Ивана Грозного или его сына. Спрашивается, неужели они захотели бы посадить себе на шею тирана и убийцу? Конечно нет. Но поляки и литовцы постоянно общались с русскими, знали истинное положение. Они высоко оценили, как царь окоротил своих бояр. Мечтали, чтобы у них сделал то же самое, прижал распоясавшихся магнатов, захвативших власть, подмявших и разорявших мелких дворян.
Но Курбскому, по понятным причинам, никак не хотелось, чтобы Иван Васильевич стал вдруг королем. Он примкнул к противоположной партии, антироссийской и католической. Именно в рамках избирательных кампаний рождались его произведения, изображавшие царя кровожадным монстром. Между прочим, еще в начале XIX в. видный историк Н.С. Арцыбашев подробно разобрал и доказал крайнюю недостоверность работ Курбского. Другие исследователи также выявляли в них многочисленные нестыковки. Люди, названные среди казненных, значительно позже оказывались живыми. В перечнях репрессированных фигурируют и лица, умершие своей смертью. Судя по всему, автор собирал любые слухи, щедро дополняя их собственными фантазиями, абы погуще полить грязью Ивана Васильевича и всю Россию. А заодно и православную церковь – мы уже упоминали, что Курбский примыкал к «жидовствующим», восхвалял «старцев» Вассиана Косого, Артемия Пустынника, новгородского архиепископа Пимена.
Но польская и литовская знать князя очень не любила. Его считали склочником, подлецом, доносителем. Да и кому приятно общаться с предателем? Круги высшей аристократии сторонились его, соседи-магнаты не желали с ним знаться. Он доживал век в атмосфере отчуждения. После его смерти наследники решили возвеличить отца, доказать его великие заслуги перед королевством. Представили в Сенат те самые письма, которые свидетельствовали, как Курбский, еще находясь на царской службе, вовсю предавал собственную родину. Но власти с такими заслугами не посчитались. Под разными предлогами почти все обширные владения были конфискованы. Наследники обнищали, жили в долгах, род Курбских захирел и затерялся.
Узел восьмой
Владимир Старицкий и новгородская измена
В 1563 г. умер брат Ивана Грозного, Юрий. Он был недееспособным, но его смерть приблизила к трону двоюродного брата, Владимира Старицкого. А вслед за ним преставился святитель Макарий, и в дополнение к боярским заговорам закрутились интриги вокруг престола митрополита. Оказалось, что к борьбе за этот пост уже изготовился архиепископ новгородский Пимен. Его престол считался вторым по рангу после московского. Причем выяснилось, что Пимена поддерживает Старицкий. Но в отношении этого иерарха царь имел какие-то основания для недоверия. Он провел в митрополиты своего духовника, старца Чудова монастыря Афанасия.
А в 1565 г. в России произошли большие перемены, была введена опричнина. Иван Васильевич выдвигал новых людей, которые были бы верными ему. Перенес свою резиденцию в Александровскую слободу. Ключевые посты заняли Басмановы, Вяземский, Плещеевы, Колычевы, Бутурлины. Формировалось особое опричное войско из тысячи дворян. Это была давняя идея Грозного о царской гвардии, «лучшей тысяче». В свое время Избранная рада провалила ее, «не найдя» земли. Теперь созвали «детей боярских» из Вязьмы, Суздаля, Можайска. Они проходили тщательную проверку. Принимали лишь безупречно «чистых», не замеченных ни в чем предосудительном, не имеющих связей с участниками прошлых измен.
Они стали охраной царя и первой в России спецслужбой. Число их со временем увеличилось до 6 тыс., была введена черная форма. Знаками отличия являлись метла и изображение собачьей головы – быть верными, как псы, охранять страну и выметать ее от нечисти. Любой человек, желающий сообщить об изменах, злоупотреблениях, неправдах, мог прийти в Александровскую слободу и на заставе объявить, что у него государево «слово и дело». Его доставляли в канцелярию, записывали показания. В 1565 г. крупный заговор был раскрыт в Дерпте. Часть горожан сговаривалась с Литвой сдать город. Ливонских изменников царь казнить не стал, просто переселил по разным русским городам. В 1566 г. очаг оппозиции обнаружился в Костроме, где проживало много родственников Адашевых. Казнили двоих, многих сослали.
Но режим опричнины означал не столько репрессивные, сколько профилактические меры. Основной базой оппозиции служили обширные вотчины бояр, где они были полновластными хозяевами. Обросли слугами, помощниками. Окрестные дворяне привыкли считать их своими лидерами, переплелись родством, и сложились группировки, вместе выходившие на службу, но выступавшие и политической силой, готовые поддержать предводителя. Грозный взялся разрушать такие анклавы. Он систематически, шаг за шагом, развернул переселения князей и бояр, так или иначе связанных с оппозицией.
На новых местах им давали уже не наследственные вотчины, а поместья – за службу. Расселяли по разным уездам и дворян, «детей боярских», входивших в княжеские группировки. За четыре года переселили 12 тыс. семей, и задача была в основном решена. Брату Владимиру Андреевичу царь сохранил самостоятельный удел, но «выменял» его города. Прежние владения Старицу, Верею, Алексин взял себе, а взамен дал Дмитров, Боровск и Звенигород. В материальном плане брат государя выиграл, получил города значительно больше и богаче. Но и его оторвали от тех мест, где население признавало его господином, где дворяне привыкли служить лично ему. Чрезвычайное положение не отменяло российских законов. Сохранялся суд Боярской думы – но царь определял, кого предавать ему, а кому вынести приговор самостоятельно. Сохранялись и права заступничества. Но государь оставлял за собой решение, удовлетворить просьбу или нет.
Так, по ходатайству митрополита он простил опального боярина Яковлева. А конюший Федоров-Челяднин организовал поручительство за Михаила Воротынского, талантливого полководца, но замешанного в изменах Ивана Бельского. Кстати, Курбский расписал, как царь в 1565 г. собственноручно замучил его пытками. На самом же деле он находился в ссылке на Белоозере, получал от казны очень солидное содержание. В 1566 г. Федоров-Челяднин собрал 111 поручителей, Иван Васильевич вызвал Воротынского, пригласил обедать за своим столом и решил, что его можно простить. С князя взяли дополнительную присягу не сноситься с врагами России, не переходить в Литву, к папе, императору, султану и Владимиру Старицкому (да, в тексте он упомянут наряду с чужеземными властителями). После этого вернули прежние владения и назначили на высокую должность казанского наместника.
И все-таки оппозиция не исчезла. Она лишь притихла. А новая опора, которую создал себе царь, оказалась далеко не такой надежной, как он рассчитывал. Большинство опричников были честными служаками, искренне восприняли возложенную на них великую ответственность. Но даже в ближайшем окружении Грозного снова нашлись люди, связанные с крамольниками. Алексей Басманов, его сын Федор и Афанасий Вяземский. Конечно же, это было не случайно. Ведь после падения Сильвестра и Адашева оппозиция силилась продвигать к царю новых ставленников или обрабатывала его любимцев. А Басмановы и Вяземский вошли в большую силу. Государь полностью доверял им, внимательно относился к их советам. Они руководили следствиями по жалобам и доносам. Они ведали кадрами опричников. Принимали в их ряды вовсе не безупречных – например, соучастника прошлых заговоров князя Темкина-Ростовского.
Между тем снова всколыхнулись духовные проблемы. Митрополит Афанасий был стар, не выдерживал атмосферы склок и подсиживаний. В 1566 г. он тяжело заболел и ушел в монастырь. А в церкви уже сформировалась мощная партия, проталкивавшая новгородского Пимена. С ним сомкнулись епископы Филофей Рязанский, Пафнутий Суздальский. Но царь во второй раз не допустил его избрания. Выдвинул архиепископа казанского Германа. Он был постриженником Иосифо-Волоколамского монастыря, вместе со своим отцом, старцем Филофеем, вел в 1553–1554 гг. следствие над «жидовствующими». Герман полностью поддерживал необходимость оздоровить государство, его родственники служили в опричнине. Казалось бы, самая подходящая фигура.
