Вольдемар Балязин - Последний император
По распоряжению Николая II Балмашева судил военный трибунал, а это означало, что его ждет смерть, ибо гражданские суды к смерти приговаривать не могли: потому-то Карпович и отделался каторгой.
Балмашева приговорили к повешению, и 3 мая в Шлиссельбурге он был казнен. Это была первая политическая казнь в царствование Николая II.
На место Сипягина уже через два дня после его смерти был назначен статс-секретарь по делам Финляндии, сторонник крутых мер в борьбе с терроризмом Вячеслав Константинович Плеве – сын калужского аптекаря, выучившийся на медные деньги в университете и в душе глубоко презиравший аристократию.
Плеве поставил перед собой задачу централизовать государственный аппарат, отождествляя степень централизации с мощью государства. Своими главными противниками он считал революционеров и земства, а затем и самого С. Ю. Витте, после того как в августе 1903 года Сергей Юльевич стал председателем Совета министров.
Созданной эсерами Боевой организацией, чьим прототипом был Исполнительный комитет «Народной воли», с самого начала руководил Гершуни, полный самых смелых планов. После убийства Сипягина Гершуни стал готовить покушение на Плеве, параллельно прорабатывая и покушение на уфимского губернатора Н. М. Богдановича, виновного в расстреле рабочих-стачечников в Златоусте 13 марта 1903 года, и уже 6 мая, когда Богданович прогуливался в одной из укромных аллей Соборного сада, к нему подошли два молодых человека и, вручив ему приговор Боевой организации, расстреляли его из браунингов и скрылись. Поиски их оказались безрезультатными.
А вот Гершуни не повезло: по дороге из Уфы в Киев он был арестован, немедленно препровожден в Петербург и отдан под трибунал, который и приговорил его к смерти, однако по кассации смерть заменили ему вечной каторгой, после чего он повторил то, что сделал до него Карпович, – осенью 1906 года он бежал из Акатуйской тюрьмы и через Китай и США добрался до Европы. Правда, жить ему оставалось недолго – в 1908 году он умер в Цюрихе.
Главным же во всей истории с Гершуни было то, что на его месте во главе Боевой организации эсеров оказался Евно Азеф.
Когда он «принял дела», – а главным из них была подготовка убийства Плеве, – Россия переживала и негодовала из-за недавно произошедших в Кишиневе кровавых и широкомасштабных еврейских погромов, главным виновником и даже организатором которых называли Плеве. И, таким образом, убийство Плеве становилось не просто очередной задачей, но актуальной политической необходимостью. К тому же не следует забывать, что Азеф был евреем.
После долгой и тщательной подготовки покушение было назначено на 31 марта 1903 года, но потом перенесено на 14 апреля, а в ночь перед этим самым днем на собственной бомбе подорвался один из террористов – Покотилов. И, наконец, только 15 июля Плеве был убит.
Два года пожаров и крови: революция на подъеме
Террористическими эксцессами сотрясалась Россия в годы, предшествовавшие русско-японской войне. Но гораздо более серьезными, хотя и не столь романтическими, были дела другой радикальной партии – РСДРП, которая в эти же годы расшатывала Россию не индивидуальным террором, а планомерной организационной и пропагандистской работой, по далеко идущей программе, ставящей целью свержение самодержавия и установление своей собственной диктатуры, которую из конспиративных соображений вожди и теоретики этой партии называли «диктатурой пролетариата».
Сдерживающим началом в рабочем движении были лишь наиболее откровенные оппортунисты правого толка – легальные марксисты, экономисты и только что появившиеся на исторической сцене меньшевики, но их было мало, и на положение дел на заводах и фабриках они почти не влияли. Гораздо более эффективным средством борьбы с революцией были так называемые «зубатовские организации, получившие название по фамилии их основателя – жандармского полковника Сергея Васильевича Зубатова, начальника Московского охранного отделения. Эти организации ориентировали рабочих на мирный диалог с предпринимателями и властями, отказываясь от забастовок и тем более политических требований, ставя во главу улучшение экономического состояния рабочих: повышение заработной платы, сокращение рабочего дня, улучшение условий труда, страхование и т. п. Из-за всего этого сущность зубатовских организаций левые радикалы называли „полицейским социализмом“. Но для царского правительства даже и они были неприемлемы, ибо временами и их члены оказывались вовлеченными в стачки и забастовки и вместе с другими подрывали устои государства. Расшатыванию политической ситуации в России способствовали и меры либерализации режима, предпринятые Святополк-Мирским. Он добился от Николая II частичной амнистии, ослабил цензуру, разрешил проведение земских съездов. В ноябре 1904 года министр выступил с проектом реформ о включении в Государственный совет выборных представителей от земств и городских дум, вернувшись к тому, чего почти четверть века назад добился от Александра II М. Л. Лорис-Меликов. 12 декабря 1904 года Николай II издал указ, обещавший ряд реформ. Радикальные элементы России воспринимали все это как очевидное доказательство слабости самодержавия и усиливали натиск на него на всех фронтах, в результате чего в стране создалась нестабильная, взрывоопасная обстановка.
И наиболее угрожающей оказалась она в столице империи – Санкт-Петербурге, где достаточно было одной искры, чтобы вспыхнул пожар революции. И она была высечена в цехах военного Путиловского завода в конце декабря 1904 года, когда там уволили четырех рабочих, состоявших в зубатовской организации, называвшейся «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», организации, возглавляемой кандидатом богословия, священником Петербургской пересыльной тюрьмы Георгием Гапоном. Отец Георгий пытался договориться с администрацией завода об их восстановлении на работе, с чиновниками военных ведомств, ибо завод работал на войну, но его старания не увенчались успехом. Тогда Гапон призвал путиловцев к забастовке протеста, и 3 января огромный завод остановился. К путиловцам присоединились рабочие и других петербургских заводов и фабрик, и стачка стала всеобщей.
Все происходящее в Петербурге разворачивалось на фоне других событий: 2 января пал Порт-Артур, 5-го в Баку стачечники столкнулись с войсками, тогда же в Риге произошла мощная демонстрация, и в тот же день в Екатеринославе было совершено покушение на полицмейстера. 7 января произошла демонстрация в польском городе Люблине, а стачечники Баку снова столкнулись с войсками – на этот раз с казаками. И, наконец, 8 января еще две политические демонстрации случились в Польше – в Ченстохове и Седлеце.
8 января Гапон отправил министру внутренних дел Святополк-Мирскому письмо, извещавшее, что 9 января в 2 часа дня на Дворцовую площадь явится мирная манифестация рабочих для вручения царю петиции. Текст петиции прилагался к письму. Свои чувства и просьбы завтрашние манифестанты изложили в самых миролюбивых и почтительных тонах, назвав свое обращение к царю «великим прошением». «Государь, – писали уполномоченные ими Гапон и рабочий Вассимов, – мы, рабочие и жители города Санкт-Петербурга разных сословий, наши жены, дети и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, Государь, искать правды и защиты…»
Главной просьбой рабочих был созыв Учредительного собрания, в котором были бы представители всех классов, сословий и профессий. А кроме того, они просили провести всеобщую амнистию для политических заключенных, прекратить войну, передать землю народу, снизить кредитные ставки, ввести 8-часовой рабочий день, установить нормальную заработную плату и государственное страхование рабочих. А заканчивалась петиция так:
«Вот, Государь, наши главные нужды, с которыми мы пришли к тебе. Лишь при удовлетворении их возможно освобождение нашей родины от рабства и нищеты, возможно ее процветание, возможно рабочим организоваться для защиты своих интересов от эксплуатации капиталистов и грабящего и душащего народ чиновничьего правительства.
Повели и поклянись исполнить их, и ты сделаешь Россию и счастливой, и славной, а имя твое запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена. А не повелишь, не отзовешься на нашу мольбу – мы умрем здесь, на этой площади, перед твоим дворцом. Нам некуда дальше идти и незачем. У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу. Пусть наша жизнь будет жертвой для исстрадавшейся России. Нам не жаль этой жертвы, мы охотно приносим ее».
Последние слова «великого прошения» оказались великим пророчеством: царь не отозвался на их просьбу, ответив ружейным огнем, и многие из них умерли здесь, на этой площади, перед его дворцом, и их жизни стали жертвой для исстрадавшейся России…
