Айан Гейтли - Дива Никотина. История о том, как табак соблазнил мир
В противовес теории упадка, которую косвенным образом поддерживала католическая церковь, напоминая о грядущем конце света, философы эпохи Просвещения выдвинули идею о том, что человечество способно совершенствоваться и более того — самосовершенствоваться. Для того чтобы прийти к этому заключению, они исследовали небеса с помощью философских приемов и взглянули на землю своими собственными глазами, полагаясь на методы дедукции и наблюдения, а не на религиозные вероучения. Начали они с того, что присвоили себе привилегию, до тех пор принадлежащую Богу, и переименовали животных, птиц и растения. В 1735 году Карл Линней — шведский табакофил и ученый — создал научную систематику, позволяющую указать определенное место любому живому существу. Линней присвоил двум видам табачных растений новые названия, окрестив их Nicotiana rustica и Nicotiana tabacum в честь Жана Нико, придворного врача Екатерины Медичи.
Желание вмешаться в порядок создания и покончить с суевериями было очевидным не только в областях, связанных с животным и растительным миром. Естественный порядок правления, во главе которого стоял король, в эпоху Просвещения был подвергнут сомнению, равно как и прочие аспекты социальной организации. Даже история, начиная с язычников, была эксгумирована и анатомирована. Эдуард Гиббон — великий английский историк того времени и типичная фигура Просвещения, был убежден в пользе табака для вдохновения, в том, что общаться с музой следует посредством носа. И хотя другим странностям Гиббона (вроде того, что одежду надо носить до тех пор, пока она не обветшает) в Англии не подражали, его страсть нюхать табак нашла своих последователей в «крепости курения».
Стремительному подъему нюханья табака в Великобритании не нашлось ни практического, ни рационального объяснения. Нюханье табака проникло сюда как мода. Нюханье, как и Просвещение, было французской выдумкой. В середине XVIII века считалось, что французы — самый остроумный и элегантный народ в Европе. Их философии, литературе и манерам, а также забавной привычке нюхать табак вместо того, чтобы курить его, подражали во всем мире. Пока нюханье табака распространялось от Анд до шотландских горных долин, французы превратили его в моду. Со времен Жана Нико нюханье стало придворной традицией. Вскоре оно распространилось от королевской спальни до зала аудиенции и буквально ворвалось во французское общество в целом. Театральный дебют нюханья табака произошел в 1665 году в первой сцене первого акта мольеровского «Дон Жуана». Пьеса начинается с появления Сганареля с табакеркой в руке, поющего хвалу табаку: «Что бы ни говорил Аристотель, да и вся философия с ним заодно, ничто в мире не сравнится с табаком: табак — страсть всех порядочных людей, а кто живет без табака, тот∙ право, жить недостоин. Табак не только дает отраду человеческим мозгам и прочищает их, он наставляет души на путь добродетели и приучает к порядочности»[3]. К 1748 году, когда знаменитый венецианский авантюрист и соблазнитель Джакомо Казанова посетил Париж, появление нового модного сорта нюхательного табака, как он сообщает в своих мемуарах, свело парижан с ума. На вопрос Казановы, почему перед лавкой собралась толпа, его собеседник объяснил, что эти люди хотят купить нюхательный табак. Мы присоединяемся к вопросам Казановы:
— Разве табак продают в одной этой лавке?
— Продают его повсюду: но вот уже три недели, как все желают наполнить табакерки единственно табаком от Циветты.
— Разве он лучше других?
— Вовсе нет: быть может, и хуже: но госпожа герцогиня Шартрская ввела его в моду, и теперь все только его и хотят.[4]
Собеседник Казановы высказывает соображение о французском обществе XVIII века, которое вполне приложимо и к английскому.
— Здесь почитают двух богов, хоть и не возводят им алтарей, — новизну и моду. Стоит человеку побежать, все. увидав его, побегут следом и не остановятся. если только не обнаружат, что он сумасшедший: но обнаружить это — труд непосильный: сколько у нас безумцев от рождения, которых и теперь еще считают мудрецами! Табак от Циветты дает лишь самое малое понятие о городской суете и столпотворениях.[5]
Мода и просвещение были не единственной связью между англичанами, французами и нюхательным табаком. Порошкообразный табак впервые попал на Британские острова в виде подарка от храброго адмирала Хопсона, после его победы в морском сражении у Виго (1702). Пятьдесят тонн великолепного испанского табака было захвачено у объединенного флота Франции и Испании, и продано в морские порты западной Англии, что внесло в усвоение этой привычки патриотизм. Нюхательный табак оказался не только трофеем победы в сражении у Виго, но и ключом к ней. В решающий момент схватки, когда Хопсон прорвался через защищавший гавань бон на своем корабле, ветер стих, и он оказался в ловушке между двумя французскими судами. Хопсон удерживал позицию «с беспримерной отвагой и принял от них несколько бортовых залпов». Затем французы атаковали его брандером, взрыв которого, казалось, положил конец надеждам англичан, «но на великое счастье случилось так, что французский корабль [брандер] был «купцом», загруженным нюхательным табаком… При взрыве табак в какой-то мере загасил огонь и спас английский военный корабль от уничтожения», лишив, таким образом, католиков надежды на победу.
Нюханье табака — любопытная привычка. Сейчас она почти исчезла, и потому ее необходимо описать, поскольку она существенно отличается от нюханья кокаина. Нюхательный табак вдыхали носом, но там он не оставался, а удалялся спровоцированным им чиханием, в невинном действии которого впоследствии стали видеть своеобразный оргазм. Любитель брал понюшку табака указательным и большим пальцами, поочередно подносил к одной и другой ноздре и резко втягивал внутрь. В другой руке у него был наготове носовой платок, а в случае отсутствия такового — рукав, в который он и чихал. Особое внимание уделялось тому чтобы при чихании не гримасничать. Безупречный нюхальщик был чисто выбрит, имел твердую руку и ухоженные ноздри. Небрежность при нюхании табака вела к очевидным неприятностям.
Превратившись в модную привычку, нюханье табака сломило сопротивление английского общества, любовь которого к правилам и ритуалам привела к разработке целого этикета нюханья табака, позволявшему установить общественное положение и умственный потенциал незнакомца. В качестве примера может послужить освященная временем хроника идиотизма журнала «Татлер»: «По письму не понятно, что он за человек, но я узнаю у Чарлза (Чарлз Лили, французский парфюмер и продавец нюхательного табака), какой формы у него табакерка и по ней определю его характер».
Хотя нюхать табак можно было бы назвать шагом в сторону упрощения (в отличие от курильщика, нюхальщику не нужен даже огонь), это не совсем так. Состав нюхательного табака постоянно менялся, особенно после того, как он стал любимцем общества. Те, кто нюхал ради моды, а не для удовольствия, заказывали самые экстраординарные смеси. Для изменения свойств табака использовались всевозможные компоненты с животными и растительными добавками. Некоторые из них, вроде амбре (масло, получаемое из кишечников кашалотов), применяли, кажется, лишь для того, чтобы нюхательный табак стал очень дорогим и неэффективным. Светское общество и его нелепые привычки вдохновили английских поэтов и драматургов на замечательные произведения. Свифт. Шеридан. Филдинг и Поуп — все употребляли табак и, невзирая на лица, высмеивали общественный слой, к которому сами же принадлежали.
Появление альтернативной формы использования табака помимо курения нашло свое отражение в литературе. Литературные герои достаточно точно характеризовались манерой употребления табака. Например, в романе Генри Филдинга «История Тома Джонса, найденыша», дающем превосходную картину английской жизни того времени, сквайр Уэстерн. сельский джентльмен, курит немыслимое количество курительных трубок, тогда как его сестра, занимающая видное место в лондонском светском обществе, нюхает табак. Оба пытаются выдать замуж героиню романа, красавицу Софию (которая не курит и не нюхает табак) сообразно своим желаниям, но вопреки ее воле.
В некоторых случаях табак оказывался для писателей не только досугом, но и средствам заработка. Создание марок табака, начатое с «Ориноко», продолжалось: табак паковали и снабжали иллюстрированными этикетками, нередко с лозунгами или стихами, восхвалявшими его достоинства. Этим занимались писатели, обосновавшиеся в Сохо и великолепно высмеянные в опере «Граб-стрит». Чтобы заработать на портвейн и нюхательный табак, поэты, драматурги и сатирики сочиняли броские фразы для торговцев табачными изделиями, особенно предназначавшимися в продажу простолюдинам. В ретроспективе их работы, по крайней мере в том. что касается свободы выражения. — это серебряный век рекламы табака. Не связанные законами о защите прав потребителей или о возмещении вреда здоровью, эти писаки постоянно прибегали к гиперболе для продвижения марок своих заказчиков:
