Игорь Сдвижков - Тайна гибели генерала Лизюкова
«В районе Землянск группа аэрокобр вела воздушный бой с 6 Ю-88 под прикрытием 6 Me-109. 1 Me-109 был сбит, упал в расположении наших войск. Группа бомбардировщиков расстроена…»[182].
Днём авиация 2 ВА над полем боя практически не появлялась, что опять оставило наши наземные части без всякого воздушного прикрытия.
Вечером на основании донесений из дивизий командование немецкого 7 АК стало подводить промежуточные итоги боевых действий 22 июля. Из 340 пд сообщали, что «атаки противника, проводимые немногочисленными силами, отбиты»[183]. Но обстановка в 387 пд не вызывала у командования корпуса оптимизма.
«В 21.45 командир 387-й пд доложил командиру корпуса, что положение дивизии чрезвычайно серьезнее. Пехота сильно измотана, артиллерия большей частью расстреляла снаряды. Из-за сильных грозовых дождей было подвезено мало боеприпасов»[184]. (Как видим, кризис со снарядами был не только в наших войсках, но и у немцев. Стоило пройти сильному ливню, и всё автоснабжение немецких дивизий завязло в русской грязи.)
Встревоженный таким положением дел, командир 7 АК решил придать 387-й пд 221-й инженерно-саперный батальон и единственный резервный батальон соседней 340-й пд. Кроме того, своим распоряжением он придал 387 пд 559-й истребительно-противотанковый дивизион уже в полном составе (а не одну роту, как было ещё накануне).
Через 15 минут после доклада командира 387 пд командир 7 АК доложил командующему 2 ПА о серьезном положении 387-й пехотной дивизии и опять попросил о поддержке корпуса силами 9 тд. Кроме того, генерал Хель сообщил о том, что по сообщениям перебежчиков следует ожидать возможного наступления русских на Дону в районе Новоживотинного. В 22:30, как написано в документе, «командир 9 тд был введен в курс дела относительно создавшегося положения»[185].
В 23:00 командующий 2 ПА позвонил командиру 7 АК и сообщил, что «9 тд поступает в подчинение корпуса и 23 июля планируется её переход в наступление. Относительно боевой задачи дивизии он рассматривает два возможных варианта:
1) На случай, если прорыв удался, наступление с юга.
2) Если 387 пд сможет удержать рубеж до прибытия 9 тд, провести удар с целью уничтожения вклинившегося противника из участка 340 пд развертыванием сил севернее.
Если 385 пд прибудет к тому времени, то она также должна будет поступить в подчинение корпуса и ударить с юга.
167 пд следует по возможности не уходить на север, а оставаться лицом на восток, с тем, чтобы в случае наступления противника через Дон и на этом участке оставались какие-то немецкие части. Вслед за этим командир корпуса ввел в курс дел командира 387 пд и обязал его постоянно докладывать об изменениях в обстановке, так как в зависимости от положения 387 пд планируются действия 9 тд»[186]. (Интересно отметить, что в тот день в штабе 9 тд распределяли долгожданные плацкарты отпускников, когда, грозя прервать заслуженный ими после совсем недавних боёв отдых, сюда пришёл запрос о новом боевом применении дивизии.)[187].
В 23:30 командир 9 тд, получил приказ немедленно перевести свою дивизию в район Землянска. 2-й дивизион 102-го артполка, что с западного берега Дона поддерживал огнём немецкие части на воронежском плацдарме, был возвращён в состав 9 тд. Вместо 3-го дивизиона 102-го артполка дивизии из состава армии был придан 2-й дивизион 71-го артполка. Для централизованного руководства всей имевшейся артиллерией командующий артиллерией 7 АК вернулся в штаб корпуса с воронежского плацдарма. Командир резервной дивизии армии (385 пд) получил приказание выйти 23 июля в район Новоселябное — Долгое — Ливенка — Поганец.
Как видим, командование противника как на корпусном, так и на армейском уровне стало спешно усиливать оказавшийся под угрозой участок, стягивая сюда имевшиеся резервы и перебрасывая к месту прорыва части со спокойных участков фронта, чтобы перебросить их к месту прорыва.
А как же действовало советское командование? Генерал-лейтенант Чибисов вместе с небольшой группой офицеров управлял ходом операции со своего КП в Лукино. Но полноценный штаб опергруппы всё ещё оставался на старом месте, в Слепухе. Причём помимо собственно руководства боевыми действиями офицеры штаба были заняты ещё и совсем другими вопросами. Дело в том, что одновременно с началом операции в опергруппе Брянского фронта началась реорганизация. Опергруппа преобразовывалась сначала в 4-ю армию, а потом — в 38-ю. 20 июля, накануне начала операции, управление штаба 38-й армии, расформированной перед тем на Юго-Западном фронте, прибыло на станцию Елец. 21 июля (то есть уже после начала боёв!) штаб прибывшей армии начал принимать управление соединениями «из рук опергруппы генерал-лейтенанта Чибисова»[188].
По приказу командующего полевое управление штарма переехало в Слепуху, где начало организацию КП на месте КП расформированной 5 ТА. Так что вновь прибывшему штабу (то есть мозгу армии!) приходилось без всякого ознакомления с совершенно новым театром военных, действий и вошедшими в состав армии войсками вникать в ход операции, когда боевые действия уже шли полным ходом. Менялся и начальник штаба. Руководство штабом из рук полковника Калганова переходило к полковнику Пилипенко.
Он впоследствии отмечал: «Одной из причин неуспеха является несработанность штабов дивизий со штабом армии, приехавшим в момент уже разгоравшихся событий, не разрабатывавшим операции, не принимавшим участия в организации взаимодействия и недостаточно обеспеченным средствами управления»[189]. Таким образом, штаб армии становился не управляющим органом, а, скорее, передаточным звеном между командующим опергруппой и штабом Брянского фронта. В этом смысле, словно по злой иронии судьбы, опять повторялась история с операцией 5 ТА.
Утром 22 июля генерал Чибисов решил ввести в бой резерв опергруппы — свежую 237 сд. К этому времени дивизия полностью сосредоточилась в районе Посельское, Крещенка, Дон. Казалось бы, в складывающейся обстановке было бы логичным усилить те части опергруппы, которые смогли продвинуться вперёд и уже захватили плацдарм на реке Большая Верейка. Фронт обороны противника здесь дугой выгнулся на юг и, образно говоря, трещал по швам. Именно здесь наступали танковые корпуса, прорыв которых на оперативный простор и мог обеспечить общий успех операции. Наконец, ввод 237 сд в бой на этом направлении означал, что дивизия выдвинется на исходные позиции — около 10 километров по прямой — по кратчайшему маршруту. С учётом хронически запаздывающих приказов это было немаловажным фактором в своевременности их выполнения. Но по неким необъясненным причинам, о которых за неимением мемуаров и документальных отчётов Чибисова сейчас можно только догадываться, командующий опергруппой решил перегруппировать резервную дивизию на правый фланг своих войск. Судя по оперсводке, 237 сд была поставлена задача наступать в направлении Высочкино и овладеть Чибисовкой, Павловкой, то есть продвинуться всего на 3–4 километра на второстепенном и практически ничего не значащем для наступления танковых корпусов участке[190].
В 14:30 22 июля командир 237 сд полковник Тертышный получил через офицера связи пакет от генерала Чибисова. Вскрыв пакет, Тертышный прочитал, что его дивизия должна была выступить из занимаемого района в 11:30 (то есть 3 часа назад!) и сосредоточиться в районе Ломово[191]. Выполняя приказ, 237 сд во второй половине дня 22 июля начала марш на запад и стала всё более удаляться от района решающих боёв операции, где, возможно, как раз и не хватало того самого «последнего батальона», который решает исход сражения. В бой 237 сд 22 июля так и не вступила[192] и никак не помогла войскам ни на решающем направлении, ни на каком-либо другом.
К вечеру, когда всё более очевидным становился неуспех и второго дня наступления, Чибисов, до того подгонявший бригады Лизюкова «через его голову», приказал вызвать его на свой КП. Этот вызов застал командира 2 ТК в Большой Верейке, где он отдавал последние распоряжения перед выступлением. Из объяснений командира 27 тбр капитана Лучникова следует, что вызов на КП опергруппы Лизюков получил в 21:00[193]. До Лукино, где располагался КП Чибисова, от Большой Верейки чуть больше 12 километров по прямой и около 18 км по просёлку. Отправившись на КВ (очевидно, из-за раскисших после дождя дорог), Лизюков и Ассоров прибыли на КП Чибисова около 10 часов вечера. Назад, в Большую Верейку, они вернулись только в 7 часов утра[194]. Следовательно, на КП Чибисова они пробыли всю ночь и раннее утро, то есть около 8 часов.
О чём они там говорили? Что обсуждали с Чибисовым? Каким был этот последний в жизни разговор Лизюкова и Ассорова с начальством? Увы, мы не знаем этого точно, в документах этот разговор не отражён, участвовавшие в разговоре и присутствовавшие при нём лица мемуаров не написали. Но, зная накалённую обстановку тех дней, формулировки распоряжений Чибисова Лизюкову и прошлый печальный опыт их взаимоотношений, можно с большой долей вероятности предположить, что на фоне общего неуспеха наступления этот разговор был, мягко говоря, не из приятных.
