Джеффри Хоскинг - История Советского Союза. 1917-1991
Имея такое правительство, Украина в 1920-х гг. пережила действительно невиданный расцвет культуры, языка и образования. Но этот расцвет не мог не быть хрупким, так как система жесткого подчинения Москве осталась неизменной.
Нечто похожее произошло и в Белоруссии, где достаточно небрежно были проведены выборы сразу двух рад — в Минске и в Вильнюсе. На время они объединились и под защитой германского оружия провозгласили независимость (после подписания Брест-Литовского мирного договора). После ухода германских войск в ноябре 1918 г. Белорусское государство прекратило свое существование, а его территория была по Рижскому мирному договору поделена между Польшей и Советской Россией. Как и в случае с Украиной, краткий период непрочной независимости лег в основу националистических мифов.
Народы Закавказья отделились от России не столько по желанию, сколько благодаря стечению обстоятельств, отторгнувших их от империи. Три наиболее крупных народа этого региона — грузины, армяне и азербайджанцы — имели между собой мало общего. Азербайджанцы — мусульмане, остальные — христиане. Но если грузины были оседлым народом, состоявшим из крестьян и аристократии (5% населения были дворянами), то среди армян имелось значительное число изворотливых и преуспевающих купцов, которые в большинстве жили за пределами собственно Армении; их недолюбливали, как это обычно случается с удачливыми иностранными предпринимателями. В большинстве крупных городов Закавказья имелось значительное русское меньшинство — администраторы, специалисты с высшим образованием и рабочие.
Все три закавказских народа имели друг к другу территориальные претензии. В особенности армяне и азербайджанцы — их отношения можно охарактеризовать как взаимные жестокость и насилие. Многочисленные местные националистические и социалистические партии желали ослабления жесткой российской власти, но никто, за исключением исламистских движений, не искал отделения от России. Все три народа боялись и ненавидели друг друга, а армяне вообще жаждали защиты России как гарантии от повторения чудовищных массовых убийств армянского крестьянства, учиненных турками в 1890-х гг. и в 1915 г.
Если принять во внимание все, сказанное выше, то едва ли покажется удивительным провал всех попыток создания Закавказской федерации в 1917–18 гг. Всё три народа пошли каждый своей дорогой, и все они искали вооруженной поддержки извне. Грузины обратились сначала к немцам, потом к англичанам; азербайджанцы просили того же у своих мусульманских друзей-турок; армяне прибегли к помощи белых под командованием Деникина, который, будучи глух к национальным чувствам, сам в конце концов искал поддержки у ненавидимой армянами Турции.
Немцы, турки и Деникин в конце концов сами оказались побежденными; англичане ушли, и три республики стали открытыми для проникновения Советской России. Армения и Азербайджан были ослаблены внутренними конфликтами и территориальными претензиями друг к другу и в 1920 г. были вновь присоединены к России. Для этого большевики использовали метод, опробованный ими в Финляндии и Прибалтике: военное вторжение сочеталось с восстанием местных красных. Азербайджан был особенно уязвим, поскольку там существовала большая колония русских рабочих на бакинских нефтепромыслах. Армения же была ослаблена нападением Турции.
Грузинская республика была в некоторых отношениях более серьезным противником. Это единственное закавказское государство имело стабильное правительство под руководством меньшевика Ноя Жордания. Правительство провело земельную реформу и благодаря этому получило широкую поддержку крестьянства. Тем не менее Красной Армии после вторжения в Грузию в феврале 1921 г. потребовалось чуть больше месяца, чтобы подавить упорное сопротивление. У Ленина были сомнения относительно выбора времени вторжения, к тому же он требовал проведения более мягкой оккупационной политики в Армении и Азербайджане. В это время сама Россия находилась в преддверии Новой экономической политики, и Ленин понимал, что грубые коммунистические методы должны вызвать повсеместное возмущение. Он призывал проводить особую политику по отношению к “грузинской интеллигенции и мелким торговцам” и даже говорил о возможности компромисса с меньшевиками Жордания. Из этого ничего не вышло, но не только из-за ошибок Ленина. Сталин жаждал установить у себя на родине жесткий режим, что, как мы увидим впоследствии, привело к прямому конфликту с Лениным.
Взаимоотношения большевизма с исламом были противоречивыми. Разумеется, атеизм марксистов несовместим со строгим монотеизмом ислама в принципе. Тем не менее многие политически активные мусульмане примкнули к тем или иным социалистическим течениям за последние десять лет перед революцией. Отчасти это объяснялось сугубо прагматическими соображениями: после событий 1905 г. мусульмане увидели в социализме политическое течение, способное организовать подпольную партию, мобилизовать массы и создать реальную угрозу правительству их угнетателей. Привлекала их и возможность получения международной помощи. Но было и еще одно соображение основополагающего значения, сделавшее возможным принятие социалистических идей мусульманской интеллектуальной элитой: социалистическая теория обещала им братство и равенство всех народов и солидарность в борьбе с западным империализмом. Представитель радикальной интеллигенции татар Поволжья Ханафи Музаффар предсказывал, что коммунизм объединит все мусульманские народы: “Как и коммунизм, ислам отвергает узкий национализм”!
Но особенно примечательно, что он так продолжил свою мысль: ислам интернационален и признает братское единение всех народов только под знаменем ислама. Из этих слов Музаффара становится понятным, что привлекало мусульман в коммунизме, и то, что должно их отталкивать. Идеал, которым была умма, всемирная община мусульман, очень сильно отличался от “пролетарского интернационализма”. Ленин никогда не смог бы примириться с ним, тем более если он соединялся, как это часто случалось, с идеей образования “пантюркского” государства — федерации тюркских по происхождению и языку народов как в России, так и за ее пределами.
Но в последние месяцы 1917 г. у большевиков и мусульман было еще много точек соприкосновения. Мусульман приводили в ярость колебания Временного правительства, отклонившего требование Всероссийского Съезда мусульман о создании их собственных системы образования, религиозных и военных институтов. Как бы в противоположность деятельности Временного правительства, большевики начали свою восточную политику декларацией “Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока” от 20 ноября 1917 г. Декларация провозглашала полный разрыв с отвратительной царской политикой религиозного и национального угнетения и обещала свободное и ненасильственное развитие верований, обычаев, национальных и культурных институтов. Отныне права мусульман, как и всех народов России, были защищены “всей мощью революции и ее органов, советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов”. Очень скоро выяснилось, что все эти посулы были ложными, но в течение первых двух или трех месяцев большевики просто не имели возможности предотвратить создание мусульманских правительств. В тех регионах у советской власти не было твердых позиций. В результате советы и мусульманские органы власти часто существовали бок о бок. Вскоре стало ясно, что их разделяют и религия, и национальные интересы. Советы, как правило, состояли из русских, которые нередко относились к мусульманским комитетам с подозрительностью и враждебностью. Это прежде всего относится к Средней Азии, где еще была жива память о массовых убийствах 1916 г. То, что в мусульманских регионах в советах и на ответственных партийных постах не было местных жителей, имеет и чисто идеологическое объяснение. По словам Колесова, председателя Ташкентского Съезда советов, мусульман нельзя было вводить в состав высшего партийного руководства потому, что у них не было никакой пролетарской организации. Действительно, рабочий класс ташкентских железнодорожных мастерских и текстильных предприятий был по преимуществу русским. Ташкентский совет на все сто процентов состоял из русских, и местное население относилось к нему как к хорошо знакомому, но лишь сменившему вывеску органу русского колониального угнетения. Советы стремились экспроприировать вакафные земли (религиозные пожалования), закрывали мечети, коранические школы и суды шариата (свод мусульманских законов), что служило очевидным доказательством угнетения. Между прочим, царское правительство никогда не заходило так далеко в своей политике религиозной дискриминации.
Напряженность в отношениях между двумя общинами вылилась в открытое столкновение в феврале 1918 г., когда войска Ташкентского совета взяли и разрушили Коканд, где Совет мусульманских народов провозгласил автономию Туркестана. Нечто похожее произошло и в столице волжских татар Казани, где совет объявил военное положение, арестовал лидеров Харби Шуро, татарского военного совета, и штурмом овладел предместьем, где скрывались оставшиеся в живых его члены.
