Пирс Брендон - Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997
Никто не был более атавистичным, чем Руперт Мердок, чья бульварная газета «Сан» отмахивалась от мирных предложений заголовками вроде «Засунь это себе в хунту». Она также радовалась затоплению аргентинского крейсера «Хенераль Бельграно», выразив эту радость печально известным заголовком, написанным с ошибкой: «По делом».
Сатирический журнал «Прайват ай» насмехался над жалким кривляньем «Сан» и предлагал устроить соревнование: «Убей аргентинца и выиграй метрополию». Биограф Мердока признавал: люди, входившие в экспедиционный корпус, были оскорблены тривиальным и омерзительным ура-патриотизмом газеты[3551]. Однако их собственные старшие офицеры считали, что победа должна принадлежать «породе бульдогов»[3552]. Командующий адмирал Сэнди Вудворд выразил презрение к «работе латино-американцев, которые летают на старых "Канберрах"». А после того, как морские пехотинцы заново взяли Южную Георгию, он предсказывал легкую победу[3553]. По словам лейтенанта Дэвида Тинкера, который погиб во время кампании, «на флоте чувствовали, что мы — британцы, а противники — люди с темной кожей. Это и будет решающим различием»[3554]. Что касается специальных подразделений армии, то их иногда считали суперменами. Командующий Джереми Мур подозревал: «Глупые и бессмысленные ожидания того, чего спецназ может добиться, происходят из жадного прочтения приключенческих романов и комиксов для мальчиков, а также просмотра " Беано"»[3555].
На самом-то деле самоуверенность Британии получила несколько сильных ударов за несколько недель войны. Разведка оказалась не отвечающей требованиям и неполноценной. Лейтенант Тинкер сказал: она состояла из офицера по воспитательной работе, «который знал, где находятся Фолклендские острова, поскольку у него имелся атлас и справочник «Боевые корабли», чтобы сообщать нам, какие суда включает военно-морской флот Аргентины»[3556].
Происходили смехотворные случаи неправильного опознавания. Суды сбрасывали глубинные бомбы на китов, а войска обстреливали из пулеметов гигантских тюленей. Несмотря на тяжелые потери, аргентинские ВВС сражались смело и умело. Они летали на современных «Миражах» и «Супер-Этандарах» со скользящими по поверхности моря ракетами «Экзосет».
Авиация нанесла тяжелые поражения британскому флоту. В целом пятнадцать судов получили повреждения, а семь были затоплены, включая транспортный корабль «Атлантик Конвейор» с жизненно важным грузом вертолетов «Чинук» и судно обеспечения «Сэр Галахад», с которого очень медленно выгружались солдаты (в результате погибли сорок восемь человек). Адмиралу Вуд-ворду пришлось держать свои авианосцы так далеко к востоку от Фолклендских островов, что его прозвали «южноафриканцем»[3557]. Это означало, что реактивные самолеты «Харриер», оснащенные смертоносными американскими ракетами «Сайдуиндер», могли проводить над островами всего по несколько минут. Поэтому основные амфибийные операции в Сан-Карлосе 21 мая 1982 г. проводились без обещанного прикрытия с воздуха. Британцам повезло с погодой и отсутствием сопротивления. Но они вскоре обнаружили, что их собственные ракеты («Си Дарт», «Си Вулф», «Рапьер» и «Блоупайп») не обеспечивают должного щита против атак с воздуха на малых высотах.
Атаки оказались бы гораздо более ужасающими и разрушительными, если бы взорвались все аргентинские бомбы. Но многие не сработали. Аргентинским пилотам мешало и устаревшее вооружение. Легкие ручные пулеметы «Брен» и пушки «Бофорс», а также стрелковое оружие не подходили для этой операции. Как сказал один свидетель, «все это годилось разве что для ковбоев»[3558].
Политическое давление вынудило провести дорогостоящую атаку на Гус-Грин. Об этом просочилась предварительная информация — предположительно, в результате инструктажа, проводившегося самим Джоном Ноттом. Ситуация стала самым серьезным нарушением секретности за время войны. Нотт утверждал, что «Бельграно» наступал и очень сильно приблизился[3559] к оперативному соединению, когда был торпедирован. Однако на самом деле он уходил прочь.
Ложь повторила миссис Тэтчер, что привело к появлению теорий о заговоре. В подходе к связям с общественностью Министерство обороны напоминало Кремль. Оно назначило «мозговую полицию»[3560], которая проводила странную цензуру репортеров. Ее собственный представитель, гражданский служащий по имени Айан Макдональд, выступавший с заявлениями подобно «говорящим весам, которые объявляют ваш вес», стал национальным посмешищем. У аргентинских снайперов были лучшие винтовки и приборы ночного видения, чем у британских войск. Некоторые их подразделения оказали яростное сопротивление. Но многие состояли из неопытных призывников, которыми плохо командовали, плохо кормили и плохо одели. Эти вскоре капитулировали.
Генерал Менендес, который малочто делал, кроме сидения за установленными оборонительными сооружениями, капитулировал 14 июня 1982 г. Журналист Макс Гастингс, который сопровождал отряд освободителей в Порт-Стэнли, написал: «Это напоминало освобождение пригородного английского гольф-клуба»[3561]. Однако у некоторых освободителей остались лишь последние комплекты боеприпасов. Борьба шла почти на равных. Сэнди Вудворд сказал: «Если бы аргентинцы могли только дыхнуть на нас, мы бы упали!»[3562]
Большинство сомнений, возражений и неодобрений исчезли в эйфории победы. «Мы выиграли, — написал Нотт премьер-министру. — Этого достаточно для подавляющего числа британцев». Имел значение героизм военнослужащих, которые сражались при ужасающе малых шансах. Они превзошли себя, фашистская агрессия получила заслуженное. Национальная гордость, которая получила сокрушительный удар в Суэце, была восстановлена чудесным образом. Цена оказалась явно чрезмерной — 253 британца погибли, свыше 750 получили ранения. Пришлось потратить почти 2 миллиарда фунтов стерлингов на освободительную экспедицию, а еще больше — на защиту Фолклендских островов от будущих атак. Но лишь немногие были готовы сказать, что кровь пролита зря.
А когда главный секретарь Министерства финансов, еврей Леон Бриттон, попытался выжать плату за кампанию из существующего оборонительного бюджета, Нотт обвинил его в том, что он ведет себя, словно «пакистанский бухгалтер»[3563]. Кабинет министров опасался, что его будет критиковать комиссия под руководством лорда Фрэнкса, созданная для оценки того, насколько хорошо правительства с 1965 г. решали вопрос Фолклендских островов. Но, как и многих других подобных председателей, Фрэнкса выбрали потому, что он являлся столпом ортодоксальности и важным членом правящих кругов. Экономист Рой Харрод злобно назвал его «достойным порицания распространителем прошлогодних банальностей со лживым лицом»[3564]. Самое худшее, что утверждалось в его отчете, — это объявление о том, что отступление «Эндьюранс» было нецелесообразно[3565]. Во всем остальном Фрэнке выдал классическое обеление, в котором — все несут ответственность, а виновных нет.
Миссис Тэтчер не требовалось никакого подобного официального подтверждения и защиты. В тот момент она опять оказалась в фаворе у общественности на волне националистических чувств. В состоянии личного возвеличивания и возбуждения, граничащего с опьянением, Железная Леди много сделала, чтобы развить триумфальное настроение. Она играла роль Боадикки, несгибаемой правительницы времен борьбы с Римом, на параде победы в лондонском Сити. Туда не был приглашен никто из королевской семьи. Премьер лично принимала салют. Она объявила, что славная новая глава вписана в историю свободы, призвала «дух Южной Атлантики — истинный дух Британии».
Тэтчер объявила, что война развеяла тайные страхи ее соотечественников, будто британцы больше не являются нацией, которая построила империю и правила четвертью мира[3566].
Отклик получился радостным. Иллюзия пережила реальность, а прошлое управляло настоящим. Империя исчезла, но связанные с ней эмоции выжили, словно фантомные боли после ампутации. Это оказалось плохо для будущего Британии, поскольку последующим лидерам придется столкнуться с искушением эксплуатировать имперские желания и умонастроения. Они готовы поддерживать всеобщую ностальгию и одновременно выборочную амнезию, чтобы оправдать интервенцию за рубежом.
Конечно, Великобритания могла участвовать в существенных конфликтах в качестве младшего партнера США. Но, как выразилась историк Линда Колли, имелась «склонность навязывать свои имперские порядки, бесцеремонно цепляясь за голову американского орла»[3567]. Министры вроде Дугласа Хёрда пытались завуалировать подчиненную роль Британии, заявляя: «Она изо всех сил наносит удары во всем мире, показывая свой вес»[3568].
