История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3 - Луи Адольф Тьер
Чтобы от подобного совета была польза, следовало, приняв посредничество Австрии как единственно допустимое, пойти и дальше и осмелиться обсудить, на каких условиях придется принять услуги венского двора, откровенно эти условия изложить и согласиться с ними, ибо, как мы вскоре увидим, они были приемлемы. Если же услуг Вены не хотели, следовало показать, что нужно весьма осторожно вести себя, чтобы уклониться от ее вмешательства, уменьшить, а не увеличить ее роль, и главное, задержать ее решения и успеть победить страны коалиции, прежде чем она вступит в дело.
Но Наполеон не хотел заходить так далеко и, ослепленный желаниями, слишком поздно заметил ошибку, которую собирался теперь совершить. Он хорошо понял только то, что в настоящую минуту имеется единственное средство открыть переговоры – воспользоваться услугами венского двора. Но ему не хотелось отдавать себе отчет в том, чего это будет стоить, и он убеждал себя, что, получив прежде обещанную ей в возмещение за Галицию Иллирию и получив ее теперь даром, Австрия сочтет себя достаточно вознагражденной. Это было роковое заблуждение, которому предстояло стать почти столь же гибельным, как экспедиция в Россию. Вдобавок, желая для успокоения общественного мнения объявить о начале переговоров, Наполеон находил достойным и уместным предоставить ведение переговоров тестю, по видимости не вмешиваясь в них лично.
По обыкновению таких политических советов, редких и торжественных, Наполеон просто поблагодарил, не объяснившись, членов собрания, хоть и склонился, казалось, к мнению, получившему перевес. Он убедился в необходимости начинать мирные переговоры и вести их через посредство Австрии; приступить в то же время к огромному развертыванию сил; представить сенатус-консульт о призыве 350 тысяч человек; отложить на время созыв Законодательного корпуса, который в настоящую минуту мог слишком ярко отразить волнения общества.
Такой линии поведения незамедлительно и последовали, но с ошибками, происходящими от характера Наполеона и ничуть не смягчаемыми характером Маре. Выслушав Бубну, Наполеон написал императору Францу в таких выражениях, которые ни по содержанию, ни по форме не были способны завоевать расположение последнего. Наполеон рассказал ему о кампании 1812 года, которую, по его словам, весьма исказили в Вене недоброжелательными пересказами, добавил, что русские ни разу его не победили, что они повсюду оказывались разбиты, что на Березине, в частности, были просто раздавлены; что они никогда не захватывали пленных и пушки на поле боя, а подбирали вынужденно брошенное французами из-за гибели лошадей артиллерийское снаряжение; что кавалерия, оставшись без лошадей, не могла защищать солдат, удалявшихся в поисках продовольствия, что так он терял пушки и людей, и холод, только холод стал причиной того, что следует называть просчетом, а не катастрофой.
Затем Наполеон распространялся о своих вооружениях, угрожавших не только его врагам, но и тем из союзников, кто захочет его оставить, что адресовалось непосредственно Пруссии и косвенно Австрии. В заключение Наполеон заявлял, что желает мира, несмотря на уверенность в том, что по весне отбросит русских на Вислу и Неман, и предложил бы его, если бы кампания закончилась на неприятельской территории; но не считает достойным предлагать мир при настоящем положении вещей и потому принимает вмешательство Австрии и соглашается на отправку полномочных австрийских представителей к воюющим дворам. Не уточняя условий мира, он добавлял, что может указать их основу немедленно, ибо не намерен допускать иной.
Никогда, сказал Наполеон, он не согласится отделить от Империи то, что было присоединено к ее территории сенатус-консультами. Рим, Пьемонт, Тоскана, Голландия и ганзейские департаменты нерушимы и неотделимы от Империи. Рим и Гамбург, что бы ни случилось, должны иметь французских префектов! Наполеон не объяснялся по поводу герцогства Варшавского и не говорил, что намерен с ним сделать. Он не исключал возможности некоторого увеличения Пруссии (главнейший предмет для тех, кто стремился к восстановлению Германии), но заявлял, что не согласится ни на какое территориальное увеличение России и готов только освободить ее от обязательств Тильзитского договора, то есть от пут континентальной блокады.
Что до Англии, Наполеон ограничился письмом, написанным лорду Каслри перед отбытием в Россию, где он выдвигал в качестве основы переговоров принцип uti possidetis. Согласно этому принципу Испания, которой он тогда обладал, отходила Жозефу, Португалия, которой он не обладал, – дому Браганса, завоеванный им Неаполь – Мюрату, так и не завоеванная им Сицилия – неаполитанским Бурбонам, что было весьма плачевным результатом, ибо мы теряли все колонии, попавшие в руки Англии, получая на континенте совершенно не нужные нам территории.
Невозможно было вообразить более неосмотрительного заявления. Показывая свою гордость Европе, дабы она не злоупотребила нашим унынием, не следовало выдвигать условий, которые делали невозможными какие бы то ни было переговоры и, отнимая у Австрии всякую надежду привести Францию к миротворческому плану, вынуждали венский двор тотчас принять решение и толкали к измене альянсу, каковую следовало, даже предвидя ее и покорившись ей, как можно дольше оттягивать.
Важно было в ту минуту угадать желания Австрии и удовлетворить их в той мере, какая могла привязать ее к нам. А она желала освобождения Германии от французского ига, поистине нестерпимого, ибо, помимо Рейнского союза под открытым протекторатом Франции, французских префектов в Гамбурге и в Любеке и французского короля в Касселе, мы почти обратили в прах Пруссию. Конечно, Австрия не питала любви к Пруссии; но оставить эту державу столь ослабленной значило отказаться от одной из главных сил германской конфедерации. Австрия не хотела возвращать себе императорскую корону (бремя более тягостное, нежели славное), но хотела вновь обрести независимость в независимой Германии и играть главную роль в Германии восстановленной; для себя она хотела возвращения Иллирии, исправления границы по Инну и избавления от Великого герцогства Варшавского, ибо совсем не верила в восстановление Польши и в любом случае не намеревалась платить за него Галицией. Австрия до сих пор не выражала ни одного из этих пожеланий, но довольно было и знакомства с ее положением, чтобы их предвидеть. Нужно было полностью утратить здравое представление о вещах, чтобы отнимать у нее даже надежду на исполнение этих пожеланий, в особенности при таких конкурентах как Россия и Англия, которые могли ей предложить, помимо полной перемены в Германии, возвращение всего, что она пожелает, в Италии, Баварии, Швабии и Тироле, всего, что составляло некогда ее славу и могущество и при мысли о чем она продолжала испытывать боль и сожаления.
К роковому письму, которое Наполеон написал тестю, министр Маре присоединил письмо, предназначенное Меттерниху: в нем он в три-четыре раза длиннее и горделивее говорил
