Холодная война. Военная история - Джереми Блэк
В США и Западной Европе попытки повлиять на общественное мнение и повлиять на внутренние события были менее активными, чем в Советском Союзе, но тоже были настойчивыми. Эти попытки отражали обеспокоенность общественным мнением в контексте политики незащищенности, а также претензии как антикоммунистов, так и коммунистов на то, чтобы представлять и продвигать универсальные ценности. Как для коммунистов, так и для антикоммунистов последовательные успехи коммунизма создавали перспективу того, что за ними последуют новые, и что все, что казалось стабильным, вероятно, созрело для революции. В выпуске журнала Time от 1 апреля 1946 года, ведущего американского новостного журнала,
R. М. Чапин составил карту под названием "Коммунистическая зараза", которая
драматизировали силу и угрозу Советского Союза. Они были усилены сферическим представлением Европы и Азии, что сделало Советский Союз более мощным из-за разрыва в центре карты. Коммунистическая экспансия подчеркивалась на карте путем представления Советского Союза в ярко-красном цвете, цвете опасности, и путем классификации соседних государств по степени риска заражения, используя язык болезни: государства назывались карантинными, инфицированными или подверженными заражению. Такие карты были одним из аспектов визуализации международных отношений, визуализации, которая позволяла оценивать их с точки зрения соперничества, если не конфликта. Действительно, холодная война была конфликтом, который разыгрывался в популярной культуре. Люди узнавали, понимали (или не понимали), вступали в дискуссии и обсуждали холодную войну через карты, фильмы и радиопередачи, а также через листовки, флаеры и информационные фильмы, которые требовали от граждан участвовать в подготовке к чрезвычайным ситуациям или просили их быть бдительными. Общественность оказалась вовлеченной в борьбу за глобальную судьбу - процесс, значительно облегченный массовой мобилизацией и непрекращающейся пропагандой, которая была частью опыта Второй мировой войны.
В США антикоммунизму придали энергию и направленность победа коммунистов в гражданской войне в Китае (1946-9 гг.) и разработка советской атомной бомбы (1949 г.). Либеральных демократов критиковали за мягкость по отношению к коммунизму, и началась охота на предателей и шпионов, которая во многом была связана с разоблачениями советского шпионажа в США, начиная с 1947 года. Ряд арестов и судебных процессов, а также сопутствующие отчеты и спекуляции поддерживали напряженную атмосферу. Алджера Хисса судили дважды, в 1949-50 годах за лжесвидетельство, по делу, основанному на передаче им информации Советскому Союзу во время работы в Государственном департаменте. Это дело создало Ричарду Никсону репутацию "красного поджигателя войны" или антикоммуниста. Клаус Фух, немецкий эмигрант, работавший в Великобритании и занимавшийся в США атомным оружием, в 1950 году признался в шпионаже в пользу Советского Союза, а Этель и Юлиус Розенберги, работавшие в американской атомной программе, были казнены в 1950 году за шпионаж.
Этот процесс достиг своего впечатляющего апогея в заявлениях о влиянии коммунистов, сделанных сенатором Джозефом Маккарти, который везде и всюду искал коммунистов в правительстве. В феврале 1950 года Маккарти, до этого незначительная республиканская политическая фигура, в своей речи объявил, что у него есть список "коммунистов с карточками" в Государственном департаменте. Следственная комиссия отвергла это утверждение, но его заявления набрали обороты и получили широкую огласку. На Республиканском съезде 1952 года Маккарти заявил о "двадцати годах предательства" Демократической партии. Он дал свое имя процессу публичной законодательной инквизиции, известному как маккартизм, который в значительной степени был феноменом Корейской войны и использовал потенциал телевидения. Будучи председателем Постоянного подкомитета по расследованиям сенатского Комитета по правительственным операциям с 1953 по 1955 год, Маккарти начал многочисленные расследования, которые способствовали возникновению ощущения кризиса. Маккарти перестарался, критикуя с 1954 года армию - средоточие патриотических ценностей, и был дискредитирован на слушаниях в армии своими методами и экстремизмом. Президенту Эйзенхауэру и другим сенаторам в конце концов надоело. Однако, хотя Маккарти сильно преувеличивал масштабы этого явления, советское проникновение и коммунистическое влияние в США действительно существовали. Более того, американские коммунисты оказали влияние на организацию Филиппинской коммунистической партии, которая стала доминировать в восстании Хук на Филиппинах. Последствия маккартизма для американской политической культуры остаются малоизученными. В некоторых представлениях о "новых пограничниках" Джона Ф. Кеннеди прослеживается довольно неприятное маккартистское наследие. Роль Роберта Кеннеди в штабе Маккарти в начале 1950-х годов можно рассматривать в сочетании с его последующей активностью в руководстве антикастровскими операциями Джона Кеннеди. Кроме того, их объединял католицизм.
Наряду с демагогией маккартизма, антикоммунизм в США был широкомасштабным и настойчивым. Закон Маккаррена о внутренней безопасности, принятый в 1950 году после вето Трумэна, учредил Совет по контролю за подрывной деятельностью и потребовал регистрации всех коммунистических организаций и отдельных лиц, запретил нанимать коммунистов на оборонные работы и запретил въезд в США всем, кто состоял в коммунистической или фашистской организации. Закон Маккаррена-Уолтера (1952 г.), вновь принятый после вето Трумэна, наделил генерального прокурора полномочиями отказывать во въезде любому "подрывнику" и депортировать любого члена "коммунистической или фронтовой коммунистической организации" даже после того, как они стали гражданами. Подобная деятельность дублировалась на региональном и институциональном уровнях. В университетах действовали запреты на выступления и клятвы верности.
Антикоммунизм способствовал формированию консервативной этики 1950-х годов, которая нашла свое отражение в республиканском президентстве Эйзенхауэра в 1953-61 годах, а также в администрации Мензиса в Австралии (1949-66) и правительстве консервативных партий в Великобритании (1951-64), Японии (с момента окончания оккупации в 1952 году и на протяжении всей холодной войны) и Западной Германии (1949-69). Президентство Эйзенхауэра не просто опиралось на эту этику. Кроме того, велась внутренняя пропаганда, направленная на обеспечение общественной поддержки того, что представлялось как американские ценности, и на ограничение развития установок, которые могли бы способствовать коммунистической пропаганде. Чувство уязвимости было важно как для правительства, так и для общественности Америки, и помогало придать силу и приверженность американской политике. Если такое чувство было характерно для всех американских кризисов, это не делает менее заметным беспокойство, которое развивалось и поощрялось с конца 1940-х годов. Эта озабоченность должна была проявиться в результате Корейской войны (1950-3 гг.), в которой американская армия показала не самые лучшие результаты и была сорвана китайским вмешательством. Стратегическая ситуация в 1950-х годах была неблагоприятной для США из-за китайско-советского альянса, который последовал за победой коммунистов в гражданской войне в Китае. Евразийская территория в подавляющем большинстве случаев находилась под властью враждебной другой стороны. Как только Советский Союз и Китай публично раскололись в 1960-х годах, тогда
