Как Петербург научился себя изучать - Эмили Д. Джонсон
На первом организационном совещании в квартире Горького, еще до того, как был установлен контакт с новыми властями, Бенуа в качестве одной из возможных долгосрочных целей выдвинул идею создания Министерства изящных искусств. Как только начались переговоры с Временным правительством и Петроградским советом, члены «Комиссии Горького» начали серьезно обсуждать предложение Бенуа. В Институте истории искусств 7 марта 1917 года состоялось специальное совещание, на котором рассматривался вопрос о том, как может быть организовано Министерство изящных искусств и каковы должны быть его обязанности. На нем присутствовали многие члены «Комиссии Горького», в том числе Бенуа. Отчасти благодаря их влиянию план, возникший на встрече, во многом отразил приоритеты и взгляды петербургского движения за сохранение наследия старины и группы «Мир искусства». Было объявлено, что министерство возьмет на себя руководство национальными театрами, консерваториями и Академией художеств. Оно будет охранять существующие произведения искусства и поощрять появление новых, создавать как музеи, так и передвижные выставки, разрабатывать образовательные программы для широких масс, организовывать фестивали и работать над улучшением внешнего вида зданий, улиц и площадей. Возможно, самое важное, министерство освободит художников и культурные учреждения от их финансовой зависимости от богатых покровителей. Предположительно, оно каждый год будет получать бюджетные ассигнования из казны и сможет использовать эти средства для финансирования полезных начинаний.
Собравшиеся на встрече 7 марта попросили Бенуа возглавить комиссию, которая проработает детали проекта. Она собралась 10 марта и, в надежде быстро продвинуться вперед, создала семь специализированных подкомитетов, каждый из которых был укомплектован экспертами в определенной области искусства или культуры. Как и следовало ожидать, сторонники «Мира искусства» доминировали во многих подкомитетах, особенно в тех, которые занимались живописью, графикой и скульптурой, архитектурой, театром и сохранением наследия старины [Лапшин 1983: 88]. Когда ближе к концу заседания комиссия обсуждала возможных кандидатов на пост министра изящных искусств, сразу же было названо имя Дягилева, редактора старого журнала «Мир искусства».
Члены «Комиссии Горького» в начале марта были настолько поглощены своими планами и проектами, что, похоже, не заметили возражений и протестов многих членов художественного сообщества. Оппоненты были против того, что люди, которых они считали принадлежавшими к одной узкой художественной группе, добровольно предложили свои услуги властям. Они обвинили «Комиссию Горького» в попытке, по сути, «захватить заведование искусства в свои руки»[83]. Эстетические взгляды таких людей, как Бенуа, Фомин, Лукомский и Добужинский, отнюдь не считались бесспорными в революционном Петрограде. Многие авангардисты, в частности, находили стилистическую наигранность группы «Мир искусства» совершенно ужасающей. Ностальгические наброски Бенуа о Людовике XIV в Версале, картины Сомова, изображавшие придворные маскарады и похотливых кавалеров, вся концепция неоклассической архитектуры в 1917 году воспринимались многими как крайне реакционные, как проявление странного почтения к самодержавной тирании и эксцессам старой аристократии. Не пора ли было двигаться дальше? Вместо того чтобы фетишизировать прошлое и организовывать очередную кампанию по сохранению наследия старины, не должны ли художники Петрограда обратить свое внимание на новые революционные формы деятельности? Вместо того чтобы подчиняться правительственному министерству, не должны ли они, по крайней мере, некоторое время наслаждаться своей автономией, своей внезапной свободой от царской цензуры и жестких имперских институтов?
Менее чем через неделю после создания «Комиссии Горького», 9 марта, консорциум петроградских художественных учреждений, обществ и групп выступил с заявлением, в котором призвал провести общегородское собрание всех, кто занимается искусством. Собрание состоялось три дня спустя в Михайловском театре и привлекло неожиданно большое количество участников. Для обсуждения текущей ситуации на культурном фронте и принятия решения о соответствующем направлении действий собралось 1400 человек. В начале встречи Горький выступил с докладом о деятельности своей комиссии, в котором он с огромной гордостью описал первые успешные проекты организации по сохранению мемориальных объектов и ее контакты с новыми властями. К его удивлению и к шоку других членов комиссии, присутствовавших в зале, эта краткая речь вызвала бурю критики. И. М. Зданевич, В. В. Маяковский и В. Э. Мейерхольд позже выступили на собрании против программы «Комиссии Горького», обвинив ее членов в «узурпации власти» и поставив под сомнение целесообразность их кампании по сохранению архитектурных реликвий империализма. Многие в аудитории, казалось, были склонны согласиться с ними. В конце заседания собравшиеся приняли резолюцию, в которой официально отмечалось, что «Комиссия Горького» не выступает от имени художественного сообщества в целом. Они призвали к немедленному созданию альтернативного представительного органа – Союза деятелей искусства, который более точно отражал бы интересы российского художественного мира. Они надеялись, что эта новая организация со временем даст «ответы на все вопросы искусства, выдвигаемые жизнью, – ответы, являющиеся основанием для решения всех мероприятий правительства в области искусства»[84].
В результате встречи в Михайловском театре был создан организационный комитет из 12 человек – основа для создания Союза художников. Весной 1917 года эта организация подала во Временное правительство гору петиций против «Комиссии Горького», также она регулярно критиковала своего соперника в прессе. «Комиссия Горького», однако, сумела отразить большинство нападок и оставалась активной в марте и апреле, внося свой вклад, в частности, в усилия по сохранению наследия прошлого в Петрограде[85]. Комиссия направила группу экспертов, в том числе Бенуа, Лансере и Лукомского, в Петергоф и Ораниенбаум для осмотра дворцов. Обнаружив незначительные повреждения и доказательства кражи, они приняли меры по охране помещений. В надежде предотвратить подобные проблемы в будущем комиссия приступила к разработке плана инвентаризации всех дворцов в Петрограде. Она подготовила обращения к милиции с просьбой охранять местные памятники архитектуры и проголосовала за то, чтобы на некоторые наиболее уязвимые сооружения повесить плакаты с текстом: «Это здание принадлежит народу. Оберегайте его»[86]. Такие лозунги были направлены на то, чтобы привить низшим классам чувство гордости. Они побуждали рабочих и крестьян считать себя хозяевами страны и, следовательно, придать определенную ценность ее архитектурным памятникам, которые, как отмечает Ричард Стайтс, многие, по-видимому, были склонны рассматривать лишь как артефакты чуждого образа жизни, наглядные изображения неравенства, принуждения и нетерпимости старой системы [Stites 1989: 64].
Музеи Северной столицы также выиграли от работы «Комиссии Горького». Ее участники нашли новое помещение для Музея Старого Петербурга, который недавно вынужденно покинул дом Сюзора. Они выступали за сохранение камнерезных мастерских и картинных галерей города, предпринимали шаги по увеличению объема выставочных площадей в Музее Александра III (Русском музее) и меры по спасению музея Общества поощрения художеств[87]. Они подготовили предложения правительству о выкупе наиболее значимых частных коллекций страны или, по крайней мере, перемещении их во временные хранилища, где они будут должным образом защищены до тех пор, пока политическая ситуация в России не стабилизируется. Все эти
