Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах - Евгений Юрьевич Спицын
Надо сказать, что ряд осведомленных мемуаристов (Н. Н. Месяцев[156]) не без резона полагают, что М. А. Суслов вовсе не случайно принимал активное участие во всех этих «кадровых» событиях. Именно он, а также «будь здоров какой костолом» А. П. Кириленко по поручению Л. И. Брежнева «постепенно и вытащили из-под Шелепина все властные структуры».
Очередной, на сей раз самый ощутимый и болезненный «удар колокола» по всей «комсомольской группировке» прозвучал 26 сентября 1967 года, когда на очередном Пленуме ЦК, где обсуждались три доклада — Л. И. Брежнева, главы Госплана СССР Н. К. Байбакова и министра финансов СССР В. Ф. Гарбузова («О мерах по дальнейшему повышению благосостояния советского народа», «О проектах Государственного плана развития народного хозяйства СССР на 1968 г. и планов развития народного хозяйства СССР на 1969–1970 гг.» и «О проекте Государственного бюджета СССР на 1968 год»), — А. Н. Шелепин был выведен из состава Секретариата ЦК[157]. Между тем, как свидетельствует П. Е. Шелест[158], даже после этого Л. И. Брежнев продолжал с очень большим опасением относиться к А. Н. Шелепину и ко всем его контактам, особенно с В. Е. Семичастным, у которого при упоминании имени генсека «по всему его телу проходил ток высокого напряжения». Гораздо позднее о том же говорил и Л. М. Замятин, который вспоминал, что вскоре после своего назначения Гендиректором ТАСС у него состоялся приватный разговор с Л. И. Брежневым, в ходе которого тот «объяснил ему», что «всех идеологов, которые окружали Шелепина, мы отослали за рубеж или в другие места, но сейчас он ищет новых людей на идеологическом фронте, формирует новую команду. Он не бросил своих идей, мне это не нравится, и мы с этим покончим»[159].
Кстати, по иронии судьбы буквально за два дня до самого Пленума ЦК, решившего судьбу «сталиниста» А. Н. Шелепина, в интеллигентской тусовке получил довольно широкое хождение очередной антисталинский фолиант «От оставшихся в живых детей коммунистов, необоснованно репрессированных Сталиным», под которым стояли подписи 40 чад «жертв политических репрессий», в том числе П. И. Якира, А. В. Антонова-Овсеенко, Ю. Н. Ларина-Бухарина, З. Л. Серебряковой, А. Г. Бокия и С. К. Радека. Помимо традиционной псевдоисторической лабуды, в сем послании абсолютно лживо утверждалось, что якобы «в настоящее время с трибун, в печати, по радио и телевидению всячески пропагандируются «заслуги» И. В. Сталина», что де-факто «является политическим пересмотром решений XX и XXII съездов КПСС», и именно это обстоятельство «мешает нашему движению вперед, ослабляет наши ряды, подрывает наши силы, делает невозможным достижение коммунизма»[160].
Но, как верно подметил профессор Д. О. Чураков[161], то, насколько эти чада бывших большевистских вождей были реально озабочены «нашим движением вперед», более чем наглядно показали годы горбачевской перестройки, где эти персонажи в качестве яковлевских церберов на все лады поливали и саму советскую историю, и все наследие классиков марксизма-ленинизма.
Конечно, решение сентябрьского Пленума ЦК по факту знаменовало собой окончательное поражение А. Н. Шелепина и его «птенцов», или, по образному выражению С. Н. Семанова, «комсомольских младотурок», в борьбе за власть, что до сей поры крайне неоднозначно трактуется в исторической и мемуарной литературе, а также в публицистике. Известные представители либерального лагеря (Г. А. Арбатов, Р. А. Медведев, Ф. М. Бурлацкий, Р. Г. Пихоя, А. Н. Яковлев, А. С. Черняев[162]) традиционно твердят, что поражение «комсомольцев» в борьбе за власть было настоящим благом для страны, поскольку они были откровенными сталинистами, приверженцами еще более консервативного и контрреформаторского курса, чем брежневская команда, и что в случае их прихода к власти страну неизбежно ждали новые репрессии и чуть ли не новый ужас сталинских концлагерей. Однако эта сугубо доктринерская и откровенно политизированная оценка вполне справедливо критикуется даже целым рядом представителей этого же политического лагеря, в частности Л. М. Млечиным и К. Н. Брутенцом[163]. Они полагают, что «была группа влиятельных людей, которая хотела поставить во главе страны Алексея Николаевича Косыгина», с которым связывали прогрессивные экономические реформы и возможность проведения более здравой линии». По их мнению, к этой группе относились сам А. Н. Шелепин, В. С. Тикунов, Н. Г. Егорычев, Н. Н. Месяцев и иные фигуры их круга, «которые, в отличие от Л. И. Брежнева, с интересом и сочувствием относились к реформаторским идеям А. Н. Косыгина». Кроме того, в личном плане А. Н. Шелепин, не в пример другим членам Политбюро, был довольно щепетильным человеком, отличался особым аскетизмом и не страдал столь ненавистным ему комчванством. Причем все эти личные качества «Железного Шурика» отмечали не только его соратники и сослуживцы, но даже многие недоброжелатели.
Что касается историков патриотического лагеря, то здесь существуют целый ряд абсолютно полярных мнений. Ряд авторов (С. Г. Кара-Мурза, Д. О. Чураков, А. И. Вдовин[164]) считают, что поражение А. Н. Шелепина и его команды — так называемой «русской партии внутри КПСС»— имело как минимум два серьезных последствия для будущего страны: во-первых, оно означало фактический отказ брежневского руководства от продолжения «национально-большевистской политики первых послевоенных лет» и переход на невнятные позиции «центризма», абсолютно не готового к откровенному формированию собственного политического курса; и, во-вторых, разгром «комсомольцев» означал политическое истребление относительно молодых, но уже довольно опытных руководителей, готовых эффективно «подменить» у руля высшей власти «старших товарищей», в результате чего в политическое небытие ушло целое поколение крупных и перспективных государственных деятелей страны. Хотя следует признать, что далеко не все историки патриотического лагеря склонны рассматривать команду «шелепинцев» в таком традиционном ракурсе. Например, С. Н. Семанов считает, что А. Н. Шелепин, будучи чистым аппаратчиком, а не политиком, не только не создал «своей политической или даже идейной линии», но «даже и мысли не допускал опереться» на партию «русистов», которая сформировалась вокруг Первого секретаря ЦК ВЛКСМ С. П. Павлова[165]. А профессор А. В. Пыжиков в своей нашумевшей работе «Славянский разлом»[166] совершенно неожиданно назвал А. Н. Шелепина и его «птенцов» «полуукраинцами», открыто намекая на то, что они мало чем отличались от представителей «днепропетровско-молдавского» брежневского клана и по своим «барским» замашкам, и по своему отношению к работе.
Более того, как очень метко подметили ряд авторитетных авторов (Ю. В. Емельянов, Д. О. Чураков[167]) руководителям, пришедшим к власти в результате «Малой октябрьской революции», «сподручней и привычней было жить без глубокого теоретического осмысления» собственного политического курса. «Научный анализ они подменяли пустой пропагандистской трескотней, продолжая движение по инерции и твердя дежурные фразы о верности идеям марксизма-ленинизма. Переполненные спесивой самоуспокоенностью, они даже не задумывались над тем, как сильно в годы правления Н. С. Хрущева оказались дискредитированы все основные лозунги и программные установки партии. К числу принципиальнейших ошибок, порожденных самим стилем «“консервативного реформирования” в области идеологии», прежде всего относятся невнятные попытки новых руководителей страны «выкрутиться из того нелепого положения, в которое загнал всю
