Легенды и были старого Кронштадта - Владимир Виленович Шигин
В 1788 году сложилась критическая ситуация. Дело в том, что в тот год началась война со Швецией, а командующий шведским флотом герцог Карл Зюдерманландский являлся, согласно масонской градации, непосредственным начальником ложи Нептуна. Поэтому кронштадтцам пришлось делать нелегкий выбор, что для них превыше — масонские таинства или честь Отечества. Позднее историк напишет: «Грейг и все масоны-моряки выказали себя верными россиянами и покрыли славой свои имена». Впрочем, в реальности все было далеко не так просто… Вскоре после победы над шведским флотом в Гогландском сражении и блокаде шведов в Карлскруне командующий Балтийским флотом мастер ложи Нептуна Самуил Грейг внезапно заболевает и скоропостижно умирает. Официально адмирал умер от простуды. На самом деле тайна смерти командующего флотом не раскрыта до сегодняшнего дня. Есть предположение, что адмирала «убрали» свои же братья-масоны. Результатом смерти Грейга стало преждевременное снятие Балтийским флотом блокады Карлскруны…
Имеются сведения, что в царствование Александра I кронштадтская ложа Нептуна в значительной степени утеряла свой облик флотской ложи, свойственный ей в царствование Екатерины II, и объединяла проживавших в Кронштадте иностранцев, так же как и русских офицеров и гражданских чиновников этого города. Из письма князя П. М. Волконского В. Васильчикову от 7 (19) 1820 года видно, что в кронштадтской ложе принимали участие и гвардейские офицеры: «С некоторого времени государь замечает, что много офицеров разных полков ездят в Кронштадт, так как там существует масонская ложа, вновь устроенная». В 1820 году с масонством в Кронштадте было окончательно покончено.
Вообще, во все времена кронштадтские офицеры старались по возможности держаться подальше от политики. Объяснялось это несколькими моментами. Прежде всего, изолированностью от внешнего мира, как в плавании, так и во время нахождения в островном гарнизоне и невозможностью получать там регулярные сведения об изменении в политических делах. Во-вторых, большой загруженностью служебными делами, а кроме всего этого, и традиционным флотским консерватизмом. Увы, порой политика сама находила их. Так; произошло в декабре 1825 года во время восстания масонов-декабристов.
Из воспоминаний дочери адмирала Мордвинова: «Рылеев определенно показал на следствии, что «особого морского общества не существовало». Правда, Рылеев надеялся при посредстве братьев Бестужевых и Торсона создать отделение общества в Кронштадте. Однако эти морские офицеры отговорили Рылеева, утверждая, что этот план неосуществим. После совместной с ним поездки в Кронштадт Рылеев и лично убедился, что там нет благоприятной почвы для развития деятельности Тайного общества. Как говорил Торсон: «Старшие офицеры ни один не примет участия, что ни ему, ни Бестужеву повиноваться никто не будет, что рядовые всегда скорее послушают старших офицеров… составлять общество между моряками не буду».
Историкам известна попытка Рылеева получить опору в Кронштадте среди офицеров, бывших в кругосветных плаваниях на судах Российско-Американской компании. Однако к идеям республиканского переустройства России кронштадтцы остались безучастны, и Рылеев вынужден был отказаться от образования отделения Тайного общества в Кронштадте. Хотя в конце царствования Александра I кронштадтское офицерство и было недовольно тогдашним развалом флота, но и от революционности они были далеки.
В одном из рапортов шефа жандармов графа Бенкендорфа есть любопытные указания на настроения кронштадтского офицерства до декабрьского восстания и после. Из текста рапорта совершенно очевидно, что шефу жандармов было очень трудно получить какие-либо точные сведения о политических взглядах тесно сплоченного кронштадтского офицерства. Все же видно, что одной из причин недовольства моряков в конце царствования Александра I было то, что, по их мнению, флот превратился в жалкое «подобие флота». После вступления на престол Николая I кронштадтцы были недовольны тем, что от них требовали «по их выражению, пехотной выправки, они говорят, что на это у них нет времени и что подобная выправка не соответствует роду их службы». Несмотря на это, очевидно, что внимание, уделенное Николаем I флоту, дало кронштадтцам большое нравственное удовлетворение. Флот, словами того же рапорта Бенкендорфа, «благодаря особой заботливости государя, представляет в настоящий момент внушительную силу», хотя «флотские офицеры много говорят о неосмотрительности, с которой строят суда». Очень возможно, что этот элемент профессионализма преувеличен Бенкендорфом.
Впрочем, это не исключает, что некоторая часть кронштадтского офицерства в той или иной степени симпатизировала декабристам, хотя бы в силу того, что среди тех были их товарищи из гвардейского флотского экипажа. В пользу такого мнения можно привести заявление декабриста капитан-лейтенанта Н. Бестужева в разговоре с Рылеевым, что «Кронштадт есть наш остров Леон», — намек на роль, которую сыграло восстание Риего в испанской революции, — можно также расценить как указание на то, что декабристы имели основание рассчитывать на серьезную поддержку флотских офицеров кронштадтских экипажей.
* * *
Чем увлекались моряки Кронштадта в эпоху парусного флота в свободное от службы время? О чем мечтали? Что читали? Дошедшие до нас воспоминания показывают, что многие молодые офицеры старалась воспользоваться нахождением за границей для расширения кругозора. Они осматривали города и порты, совершали поездки по окрестностям, посещали музеи и монастыри, церкви и древние развалины. Разумеется, что тому азарту, с которым наши офицеры бросались в поездки по интересным местам, способствовала долгая обособленность от большого мира во время долгих зимних кронштадтских сидений и изолированность от внешней информации во время плавания.
Д. Н. Федоров-Уайт в своей статье «Русские флотские офицеры начала XIX века» писал; «По имеющемуся материалу трудно составить себе точное представление об общем уровне умственных интересов и начитанности моряков начала XIX века Очень вероятно, что оставившие после себя записки и журналы были скорее впереди, чем посередине, массы тогдашнего офицерства Все же, сравнительно большое число печатных трудов, которые удалось посмотреть, заставляет думать, что интерес к истории, экономическим наукам, живописи, литературе, музыке, скульптуре и архитектуре, о котором свидетельствуют воспоминания, не был исключительным достоянием их авторов».
Лейтенант Кронштадтской эскадры М. П. Коробка (будущий адмирал и командир Кронштадтского порта. — В. Ш.) о музыке и пении, писал в дневнике: «люблю отменно и то и другое»… «с удовольствием неизъяснимым я слушал прилежно и дабы не упустить ни одного тона, не смел дышать». В Триесте, где он слушал оперу «Инеса де Кастро», он восхищался певицей Сесси, которую называет «первой в Италии». Когда труппа итальянских актеров совершает переход на судне Коробки, то один из артистов, «всегда окруженный нашими гардемаринами, вторит им на гитаре». У Коробки развитый
