Дмитрий Волкогонов - Ленин (Глава 4)
421
"Доброта" Ленина была особая, "революционная". Из Царицына сообщали, что некая Валентина Першикова разрисовала портрет Ленина, вырванный из какой-то брошюры. Не-дремлющая губчека ее тут же арестовала. Ленин великодушен:
"Царицын, Мышкину.
За изуродование портрета арестовывать нельзя. Освободите Валентину Першикову немедленно, а если она контрреволюционерка, то следите за ней.
Предсовнаркома Ленин"200.
Доброта добротой, но на всякий случай следить надо...
Ленин был тем человеком, который выдал ЧК индульгенцию на безгрешность. Фактически уже вскоре после революции контроль над карательными органами осуществлялся лишь Политбюро, а затем - только первым лицом в государстве и партии. Если возникал конфликт между ВЧК и какими-либо государственными органами, Ленин неизменно вставал на сторону чекистов.
В декабре 1917 года председатель следственной комиссии при Петроградском Совете М.Козловский выразил протест ВЧК и написал письмо Ленину против "необоснованных расстрелов".
"Владимир Ильич,
Прошло несколько дней, как я сообщил Сталину, что я к его услугам. Однако Сталин медлит. Я прилагаю 8 дел, по коим мой протест заслушан в ЧК...
Я предложил пересмотреть вопрос о расстрелах всех полицейских, начиная с урядника и околоточного надзирателя... Например, ЧК принимает решение о расстреле соучастницы белогвардейской группы Сапожникова Крыловой. Данные никаких, кроме того, что Крылова - жена Сапожникова... Часто решение "расстрелять" - без всякого расследования и обоснования (Кузьянова, Шустрова, Шмакова и др. Шмакова, например, только потому, что он "монархист"...)"
Ленин накладывает резолюцию: "Т.Сталин! Просмотрите и верните мне поскорее. Дзержинский мне сказал, что против этого совещания коллегия ВЧК вносит протест в ЧК. Ленин"201. Ну а если Дзержинский протестует, то Ленин всегда на его стороне, ведь ВЧК - "разящий меч революции"...
Очень быстро ВЧК стала едва ли не главным атрибутом
422
государства, которая наводила страх не только на "массы населения", но и на правоверных большевиков. Николай Васильевич Крыленко позже писал, что ВЧК быстро превратилась в наркомат, "страшный беспощадностью своей репрессии и полной непроницаемостью для чьего бы то ни было взгляда всего того, что творилось в ее недрах"202.
Чувствуя рост глухой враждебности к ВЧК, Дзержинский с согласия Ленина вошел с предложением в ЦК РКП(б) о сокращении применения высшей меры наказания в губерниях без утверждения приговоров в Москве, самой ВЧК. Одновременно Дзержинский предлагает усиление применения ВМН (высшей меры наказания. - Д.В.) "против должностных преступлений на хозяйственном фронте"203. Ленин, конечно, согласен.
Когда же была сделана попытка поставить репрессивную деятельность ВЧК под контроль Народного комиссариата юстиции, Дзержинский взбунтовался: "Отдача ВЧК под надзор НКюста роняет наш престиж, умаляет наш авторитет в борьбе с преступлениями, подтверждает все белогвардейские россказни о наших "беззакониях"... Это акт не надзора, а акт дискредитирования ВЧК и ее органов... ЧК находится под надзором партии"204. Дзержинский был неточен: уже и тогда партия не контролировала ВЧК. Этот карательный орган был подотчетен лишь первому лицу в партии. Таковой стала эта зловещая традиция.
Так постепенно, но весьма быстро ВЧК становится государством в государстве, имея право творить суд над любым гражданином по своему усмотрению.
Но наряду с ВЧК не сидели сложа руки и трибуналы (так были названы новые суды по аналогии с Великой Французской революцией). Как вспоминал Сергей Кобяков - защитник в революционном трибунале, "приговоры этих трибуналов не могли быть обжалованы ни в апелляционном, ни в кассационном порядке Приговор никем не утверждался и должен был приводиться в исполнение в течение 24 часов..."205.
Конечно, по своему размаху деятельность трибуналов не могла идти в сравнение с "эффективностью" и масштабами ВЧК, но тем не менее и эти суды лишали жизни тысячи людей, часто лишь за одну принадлежность к "эксплуататорскому" классу. Мы не располагаем обобщенной статистикой
423
за республику, но хотели бы привести несколько красноречивых цифр частного порядка.
В 1921 году, когда гражданская война начала затухать и боевые действия резко сократились, военные трибуналы по-прежнему "трудились" не покладая рук и перьев. И хотя в 1921 году было расстреляно военнослужащих в несколько раз меньше, чем, допустим, в 1918 или 1919 году, размах революционного террора среди военных способен поразить воображение. Как докладывали Троцкому заместитель военной коллегии Верхтриба ВЦИК Н.Сорокин и заведующий учетно-статистической частью Трибунала ВЦИК М.Строгович, в 1921 году было расстреляно военнослужащих: в январе - 360 человек, в феврале - 375, в марте - 794, в апреле - 740, в мае - 419, в июне - 365, в июле - 393, в августе - 295, в сентябре - 176, в октябре - 122, в ноябре - 11, в декабре 187. Всего уничтожено бойцов и командиров в 1921 году 4337 человек...206 И это в году, когда ветер победы наполнил паруса "красных" и все их военные поражения остались позади.
Иногда Ленин сам снисходил до указаний, как проводить тот или иной процесс. Так, на заседании Политбюро 27 августа 1921 года (был узкий круг; кроме Ленина присутствовали Троцкий, Каменев, Зиновьев, Молотов, Сталин) быстро, среди других, рассмотрели вопрос о предании суду барона Унгерна. Ленин предложил постановление, согласно которому следовало устроить публичный процесс, но с заранее известным и определенным концом расстрелом.
Такие формулы следует читать без комментариев, ибо совсем непонятно: при чем здесь суд? Крови на руках Унгерна действительно много. Но решение Политбюро не имеет отношения к суду, а есть политическая команда. Властная и безапелляционная, как приговор. Ленин в этих трех строчках и следователь, и прокурор, и судья. Адвоката не требовалось.
Но расстреливали не только буржуазию, рабочих, крестьян, красноармейцев. В самой ВЧК патронов не жалели и на собственных сотрудников, если они вызывали подозрение. Вот выдержки из заявления работников Кушкинского отделения особого отдела Туркестанского фронта в ЦК РКП(б), направленного в марте того же, 1921 года.
В заявлении, подписанном группой чекистов, говорилось,
424
что в особых отделах ЧК участились расстрелы. "Расстреливают сотрудников за разные преступления, и никто из коммунистов, находящихся в этих пролетарских карательных органах, не гарантирован от того, что завтра его не расстреляют, подводя под какую-либо рубрику..." Авторы заявления пишут, что "коммунист, попадая в карательный орган, перестает быть человеком, а превращается в автомат... Он не может сказать о своих взглядах, излить свои нужды, так как за все грозят расстрелом". В сотрудниках в результате их работы, а также угрозы постоянной кары "развиваются дурные наклонности, как высокомерие, честолюбие, жестокость, черствый эгоизм и т.д., и они постепенно образуют "особенную касту"207.
Эта "особенная каста" была предметом постоянной заботы Ленина. Для вождя нужно обеспечить лишь одно качество ВЧК - верность ему, верность партии, верность революции. Это знают, это чувствуют и пытаются помочь новыми предложениями. Известный нам Я.С.Ганецкий предлагает Ленину установление еще большего единства ВЧК и партии. Важно, пишет Ганецкий, "установить самую тесную связь партийных организаций с чрезвычайными комиссиями... Обязать всех членов партии, занимающих ответственные посты, сообщать в чрезвычайные комиссии все сведения, поступающие к ним как частным, так и официальным путем и представляющие интерес для борьбы с контрреволюцией..."208. Ленин оставляет свою помету на письме "Т.Ганецкий! Говорили ли об этом с Дзержинским? Позвоните мне. Ваш Ленин". Без сомнения, предложение Ганецкого, человека, очень близко знавшего Ленина, по душе последнему. Пожалуй, свою любовь к ВЧК Ленин выразил в фразе: "Хороший коммунист в то же время есть и хороший чекист"209.
Ленинская школа террора включала в себя много форм: заложничество, выселение, лишение советского гражданства, расстрелы по пустяковым поводам, провокационные ловушки. В последующем Менжинский, Ягода, Ежов, Берия изощрялись, опираясь на ленинскую "методологию" террора, изобретая новые его формы.
Например, в апреле 1941 года заместитель наркома внутренних дел И.Серов санкционировал такое "чекистское мероприятие". Создали на советской территории на востоке ложную границу. Операция носила название "мельница". Около
425
Хабаровска забрасывали со "специальным" заданием "проверяемых" за эту ложную границу (о чем несчастные не знали), на которой была ложная застава, ложная "японская миссия". Забрасываемый за границу человек арестовывался "японцами" (переодетыми чекистами). Жестоко допрашивался, затем "перевербовывался" и вновь "японцами" направлялся за "границу". Его вновь хватали, теперь уже настоящие чекисты. И поскольку у "японцев" эти люди под пытками часто сознавались в своих связях с НКВД, - осуждались особым совещанием обычно к расстрелу. Были расстреляны советские граждане С.И.Швайко, П.К.Куракин, С.С.Броилковский и сотни других людей. "Мельница" страшной провокации была остановлена лишь начавшейся войной. Ученики школы ленинского террора оказались весьма способными...
