Ахметшин Наиль - Тайны великой пустыни
О кяризах в оазисах Турфанской впадины писал и известный отечественный геолог, географ и путешественник Владимир Михайлович Обручев (1863–1956 гг.). В составе экспедиции Г. Н. Потанина в Центральную Азию в 1892–1894 годах он занимался изучением горных пород Наньшаня и Восточного Тянь-Шаня, геологического строения Северного Китая и восточной окраины Тибета. Своими наблюдениями В. М. Обручев поделился в книге «От Кяхты до Кульджи»: «Кяриз — это длинная штольня (галерея), которую проводят вглубь толщи рыхлых наносов, чтобы перехватить грунтовую воду, циркулирующую в этой толще, и вывести ее на поверхность. Вода речки, орошавшей Люкчун (оазис неподалеку от Турфана. — Н. А.), вся расходовалась в оазисе вокруг этого города и частью уходила в почву. Кяриз, проведенный с юга в направлении к Люкчуну, опять выводил эту воду на поверхность и способствовал созданию оазиса, конечно, значительно меньшего, чем люкчунский. Кяризы в большом употреблении в Персии у подножия многочисленных горных хребтов. Вокруг Восточного Тянь-Шаня посредством кяризов можно было бы вывести еще много воды и оросить пустующие земли, но проводить кяризы очень трудно, так как эти галереи часто имеют длину в несколько километров. Кяриз, длиной в километр, могущий оросить участок земли, засеваемый 50 пудами пшеницы, обходился тогда очень дорого. Проводили кяризы целым селением или компанией из нескольких состоятельных людей. Так кяриз оазиса станции (метеорологической. — Н. А.) был проведен четырымя людьми, и один из них, Бешир, получал воду для орошения своего участка на 10 дней через каждые 18 дней».
В 7–8 километрах к западу от города с недавних пор функционирует развлекательный комплекс, наглядно рассказывающий о кяризах в Турфане и об истории их строительства. Судя по тому, что в англоязычных путеводителях, выпущенных на Западе в середине 90-х годов о нем нет ни слова, а в приобретенном мною буклете помещены сразу несколько фотографий прежнего председателя КНР Цзян Цзэминя, побывавшего здесь в июле 1998 года, можно предположить, что его открыли где-то в 1997–1998 годах.
Заплатив по 15 юаней (менее 2 долларов), мы прошли по виноградной аллее и окунулись в атмосферу некоего действа с фольклорными мотивами. На территории всего комплекса царило легкое оживление: под зажигательную музыку грациозно танцевали девушки в национальных костюмах, озорные уйгурские мальчишки бойко объясняли устройство кяризов, а симпатичные парочки имитировали воркование влюбленных, якобы случайно встретившихся у источника. Посетителей было мало, поэтому, вероятно, участники представления исполняли свои роли без надлежащего огонька.
Мои попытки найти удачный ракурс и квалифицированно сфотографировать хотя бы один из трех кяризов не имели результата, поскольку под землей было слишком темно, а с внешней стороны они выглядели как обычные гроты с водой. Осознав всю бесперспективность своей затеи и не спеша ознакомившись с ассортиментом товаров в нескольких торговых точках, я направился в специализированный музей, с детских лет питаю слабость к подобного рода учреждениям.
Там я узнал, что комплекс был открыт по инициативе Синьцзянского общества изучения кяризов (есть, оказывается, и такое). Водохозяйственные сооружения строят и сейчас, о чем свидетельствовали шахтерская амуниция, орудия труда, технические новшества и всевозможные приспособления, позволяющие ускорить производственный процесс. Самый старый из ныне действующих кяризов построен аж в 1593 году. Обычно высота подземного канала составляет 1,5–1,6 м, ширина —0,6–0,7 м, длина — 3–4 км.
Мое внимание привлекла внушительных размеров копия свитка, написанного в первой половине XIX века Линь Цзэсюем. В таких случаях я даже не пытаюсь прочитать и понять текст целиком, чтобы не испытывать угрызений совести, столкнувшись с обилием незнакомых иероглифов, и прошу музейных работников разрешить мне как иностранцу сфотографировать тот или иной документ; не помню, чтобы получил отказ.
Турфанец АязСделать квалифицированный перевод в спокойной домашней обстановке уже не составило большого труда. Вот содержание свитка: «Необходимо разрешить копать кяризы, сообразуясь с реальной обстановкой. Судя по имеющимся данным, на территории Турфана существует множество земельных участков, орошаемых водой из уже выкопанных колодцев, которые называются «кяризами». Через каждый чжан (3, 33 метра. — Н. А.) с лишним выкопан колодец. Все они соединены между собой для водостока. Водосток по кяризу приносит много пользы. Этот способ является оригинальным и единственным в Китае».
В данном случае важен не смысл изложенного, а автор документа. Речь идет о видном политическом деятеле и национальном патриоте Линь Цзэсюе (1785–1850 гг.), оставившем заметный след в истории Срединного государства. В Синьцзяне он оказался в ссылке после отчаянной и, увы, безуспешной борьбы с контрабандистами-иностранцами, поставлявшими в страну опиум.
С проблемой наркотиков связаны печальные страницы истории Китая. Особенно она обострилась к середине XIX века, когда на протяжении двадцати лет произошли две опустошительные опиумные войны, развязанные западными державами, и прежде всего Англией. В результате кабальные договоры, подписанные цинскими властями, стали ключевыми вехами на пути превращения великой империи в полуколонию. Что же касается Линь Цзэсюя, то его решительные и последовательные действия в южной провинции Гуандун в 1839–1840 годы, с одной стороны, вызвали широкий резонанс в обществе и всколыхнули народные массы, а с другой, — послужили для англичан оправданием их вооруженной агрессии.
Маньчжурские правители, добившись к концу XVIII века долговременной стабильности внутри государства, в области внешней политики взяли курс на самоизоляцию, игнорируя тем самым глобальные изменения, которые произошли в мире за последние десятилетия. Правящая элита по-прежнему считала, что Поднебесная— единственное средоточие цивилизации и окружена со всех сторон варварами, недостойными внимания императора. Она постоянно заявляла об отсутствии какого-либо интереса к торговле с Западом, которая носила тогда весьма ограниченный характер (через порт Гуанчжоу) и складывалась к тому же в ее пользу, поскольку чай, пряности и другие товары веками пользовались за рубежом неизменным спросом.
В буржуазной Европе довольно быстро обнаружили слабое звено в примитивных экономических представлениях и схоластике традиционных рассуждений китайских мандаринов. Предприимчивым дельцам стала приносить огромные доходы контрабандная торговля опиумом. По имеющимся данным, в 1780–1810 годах они ежегодно ввозили 4–5 тыс. ящиков (по 65 кг в каждом) наркотика; в 30-х годах эта цифра превысила 20 тысяч. Число курильщиков в первой половине XIX века составляло порядка 2 млн. человек, что для 400-миллионного населения Китая, вероятно, не так уж и много, но среди активных потребителей опасного зелья были представители властных структур, включая высокопоставленных чиновников и военных.
Увеличение закупок опиума привело к негативным изменениям в торговом балансе, все более ощутимой становилась утечка серебра за границу, что в конечном счете вызывало увеличение налогов. Придворные экономисты предлагали два выхода из сложившейся ситуации: либо узаконить торговлю опиумом и взимать соответствующую пошлину, либо ввести на нее действенный запрет. Император остановился на втором варианте и поручил его реализацию Линь Цзэсюю, зарекомендовавшему себя решительным борцом с опиумом на посту наместника провинций Хубэй и Хунань.
Он распорядился изъять у населения Учана, Ханькоу и других городов указанных провинций весь опиум, трубки для курения и иные сопутствующие принадлежности. Энергичный администратор неоднократно докладывал двору о губительном влиянии такой торговли на общество и принятых им конкретных мерах в борьбе со злом. Проанализировав результаты деятельности и высказанные предложения Линь Цзэсюя, император зимой 1838–1839 годов обнародовал указ о его назначении комиссаром по борьбе с контрабандой опиума и одновременно командующим военно-морскими силами в южной провинции Гуандун.
Линь Цзэсюй прибыл в Гуанчжоу 10 марта 1839 года и вскоре отдал приказ о конфискации опиума, находившегося на складах факторий (поселение европейских торговцев) и иностранных судах, — около 20 тыс. ящиков весом порядка 1200 тонн. Большая часть незаконного товара была высыпана в соленую воду и засыпана негашеной известью, а остальное сожгли. За каждый ящик конфискованного опиума местные власти предложили купцам компенсацию в размере примерно 2,5 кг чайного листа. Суда, прибывавшие из-за рубежа, отныне подвергались тщательному досмотру; те, кто пытался ввезти опиум, к торговле не допускались.
