Уильям Ширер - Взлет и падение третьего рейха. Том II

После этого он вручил Брайенсу меморандум, составленный им самим на английском языке. Это очень расплывчатый документ, полный благородных высказываний о будущем мире, «основанном на принципах христианской этики, справедливости и закона, социального благополучия, свободы мысли и совести». Хассель писал, что величайшей опасностью «этой сумасшедшей войны» является «большевизация Европы», ― он считал, что это хуже, чем сохранение нацизма. А главное его условие сводилось к тому, чтобы за новой Германией остались почти все завоеванные Гитлером территории, которые тут же перечислялись. Присоединение к Германии Австрии и Судет не подлежало пересмотру при любом предложении мира; Германия должна была иметь границу с Польшей, как до 1914 года, что соответствовало, о чем он, разумеется, не упомянул, границе с Россией, поскольку в 1914 году Польша как самостоятельное государство не существовала.

Брайенс соглашался, что необходимо действовать быстро ввиду скорого немецкого наступления на Западе, и обещал доставить меморандум Хасселя лорду Галифаксу. Хассель вернулся в Берлин, чтобы ознакомить участников заговора с последними предпринятыми им мерами. Хотя они ждали большего от встречи Хасселя с мистером Икс, теперь их больше беспокоил так называемый «доклад X», разработанный одним из членов группы в абвере Гансом фон Донаньи на основе встречи доктора Мюллера с англичанами в Ватикане. В этом докладе говорилось, что папа римский готов обратиться к англичанам с просьбой предложить разумные мирные условия новому антинацистскому правительству Германии. В этой связи характерна точка зрения оппонентов Гитлера, ставивших в качестве одного из условий, которое, по их утверждению, согласен был поддержать папа римский, «урегулирование восточного вопроса в пользу Германии». Демонический нацистский диктатор добился урегулирования на Востоке «в пользу Германии» посредством вооруженной агрессии; добродетельные немецкие заговорщики хотели, чтобы то же самое сделали для них англичане с благословения папы римского.

В зиму 1939/40 года «доклад X» в умах заговорщиков приобретал преувеличенное значение. В конце октября генерал Томас показал «доклад X» Браухичу в надежде убедить главнокомандующего сухопутными войсками уговорить Гитлера отменить осеннее наступление на Западе. Однако Браухичу это не понравилось. Он пригрозил арестовать Томаса за «государственную измену», если тот еще раз обратится к нему с этим вопросом.

Теперь, в момент подготовки новой нацистской агрессии, Томас пришел с «докладом X» к генералу Гальдеру в надежде, что он возьмется за него. Но надежды оказались тщетными. Начальник генерального штаба ответил Герделеру, одному из наиболее активных заговорщиков, также умолявшему Гальдера возглавить заговор, поскольку слабовольный Браухич сделать это отказался, что, будучи солдатом, не может в такое время оправдать нарушение клятвы, данной на верность фюреру. А кроме того, Англия и Франция объявили Германии войну, и надо довести ее до победного конца. Мир на условиях компромисса был бы бессмыслен. Только в крайнем случае можно предпринять действия, желательные Герделеру.

«Стало быть, так! ― записал Хассель в своем дневнике 6 апреля 1940 года, подробно фиксируя настроение Гальдера со слов Герделера. ― Гальдер начал плакать во время обсуждения степени его ответственности и произвел впечатление слабого человека с расстроенными нервами».

Достоверность подобной реакции со стороны Гальдера вызывает большие сомнения. Когда я просматривал его дневниковые записи за первую неделю апреля, связанные с подготовкой гигантского наступления на Западе, у меня сложилось впечатление, что начальник генерального штаба, совещаясь с командующими войсками и уточняя детали наиболее дерзкой в немецкой военной истории операции, пребывал в жизнерадостном, бодром настроении. В его дневниках нет и намека на изменнические помыслы или какие–либо угрызения совести. Хотя у него и были сомнения в вопросах, связанных с подготовкой нападения на Данию и Норвегию, но они основывались на чисто военных соображениях. И нет в дневниках даже намека на угрызения совести по поводу нацистской агрессии против четырех маленьких нейтральных стран, неприкосновенность границ которых Германия торжественно гарантировала. Более того, он сам руководил разработкой планов агрессии против двух из них Бельгии и Голландии.

Так завершилась последняя попытка «добродетельных» немцев устранить Гитлера, пока не поздно. Это была последняя возможность заключить мир на выгодных условиях. Генералы, как это дали ясно понять Браухич и Гальдер, не были заинтересованы в мире, добытом путем переговоров. Теперь они, как и их фюрер, думали о мире, навязанном силой, ― навязанном после победы немецкого оружия. И пока шансы на установление мира путем переговоров не улетучились окончательно, они всерьез не возвращались к своим старым изменническим замыслам устранить своего безумного диктатора, которым придавали огромное значение во времена Мюнхена и Цоссена.

Приготовления Гитлера к захвату Дании и Норвегии многие авторы относят к немецким секретам, наиболее строго охранявшимся во время войны, но, как представляется автору, две скандинавские страны и даже англичане были застигнуты врасплох не потому, что их не предупреждали о надвигающейся опасности, а потому, что они никак не хотели поверить в реальность подобной опасности. За десять дней до катастрофы полковник Остер из абвера предупреждал своего близкого друга полковника Саса, голландского военного атташе в Берлине, о плане «Везерюбунг» и Сас немедленно сообщил об этом датскому военно–морскому атташе капитану Кельсену. Однако самодовольное датское правительство не поверило своему военно–морскому атташе, и, когда 4 апреля датский посол в Берлине отправил Кельсена в Копенгаген, чтобы тот лично предупредил правительство о нависшей угрозе, предупреждение не было воспринято всерьез. Даже накануне нападения, вечером 8 апреля, когда уже было получено сообщение о торпедировании немецкого военного транспорта у южного побережья Норвегии и когда датчане собственными глазами видели, как отплывает на север немецкая военно–морская армада, датский король, сидя за обеденным столом, ответил непринужденной улыбкой на замечание о том, что над его страной нависла угроза.

«Он действительно не поверил в это», ― подтвердил позднее гвардейский офицер, присутствовавший при разговоре. После обеда король, по словам того же офицера, в самоуверенном и приподнятом настроении отправился в Королевский театр.

Норвежское правительство еще в марте получило от своего посла в Берлине и от шведов предупреждение о сосредоточении немецких войск и военных кораблей в Северном море и балтийских портах, а 5 апреля из Берлина поступили разведывательные данные о предстоящем десантировании немецких войск на южном побережье Норвегии. Однако самонадеянный норвежский кабинет отреагировал на подобного рода сигналы скептически. 7 апреля, когда были замечены немецкие крупные военные корабли, следовавшее курсом на север вдоль норвежского берега, и получены сообщения от английских пилотов, обстрелявших группу немецких военных кораблей у входа в Скагеррак, и даже 8 апреля, когда английское адмиралтейство проинформировало норвежское посольство в Лондоне, что большая группа немецких кораблей приближается к Нарвику, а газеты в Осло сообщили, что немецкие солдаты, спасенные с транспортного судна «Рио–де–Жанейро», торпедированного у норвежского берега возле Лиллесанн польской подводной лодкой, заявили, что они следовали в Берген, чтобы помочь оборонять его от англичан, ― даже тогда норвежское правительство не нашло нужным провести такие элементарные мероприятия, как мобилизация армии, укомплектование личным составом фортов, охраняющих входы в важнейшие гавани, блокирование взлетно–посадочных полос на аэродромах и, самое важное, минирование узких проливов на подступах к столице и крупнейшим городам. Если бы оно осуществило эти мероприятия, история могла бы пойти по совершенно иному пути.

Зловещие известия, по выражению Черчилля, начали просачиваться в Лондон к 1 апреля, а 3 апреля британский военный кабинет обсуждал последние разведывательные данные, поступавшие прежде всего из Стокгольма, о значительном сосредоточении немецких войск и техники в портах Северной Германии с целью вторгнуться в Скандинавию. Спустя два дня, 5 апреля, когда первая волна немецких кораблей обеспечения и снабжения уже находилась в море, премьер–министр Чемберлен в своей речи заявил, что Гитлер, не сумев организовать наступление на Западе, когда англичане и французы не были подготовлены, «опоздал на автобус», ― об этих словах ему очень скоро пришлось пожалеть[29].