Константин Анисимов - В поисках Олеговой Руси
Проблема киевского и галицкого присутствия в Подунавье. Бродники, Русь и половцы
Серьезную проблему для истории Карпато-Дунайского региона XI–XIII вв. составляет вопрос галицкого господства. Для нас этот вопрос также важен, так как Галицию многие склонны отождествлять с «наиболее отдаленной Русью». Основанием для ряда исследователей включать интересующий нас регион в состав Галиции эпохи ее расцвета – правления создателей фактически независимого от Киева государства Владимира (великий галицкий князь с 1141 по 1153 гг.) и его сына Ярослава Осьмомысла (1153–1187 гг.) служат слова «Слово о полку Игореве»: «Галичкы Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своем златокованнем столе, подпер горы угорскыи своими железными полки, заступив королеви путь, затворив Дунаю ворота, меча бремены чрез облаки, суды рядя до Дуная. Грозы твоя по землям текут; отворяеши Киеву врата, стреляеши с отня злата стола салтани за землями», – которые трактуются как то, что он распространил свою власть вплоть до «Железных Ворот» (т. н. Катаракты – ущелье недалеко от Белграда), однако большинство ученных не разделяет данного утверждения. Железные Ворота контролировались венграми и находились на их территории. Таким образом, отрывок из «Слова» можно рассматривать только в том смысле, что Ярослав на некоторое время овладел или, точнее, распространил свое влияние на часть дунайских городов, населенных в какой-то степени русскими, на которые незадолго до того опирался, по одной из версий, Иван Берладник, его давний соперник. Едва ли города эти выходили за пределы устья Дуная и Приднестровья, то есть не входили в зону Дунайского Русского княжества XI–XIII вв.
Еще до основания Галиции как независимого государства этот регион прочно входил в сферу интересов как Киева, так и отдельных русских князей Киевского Дома. Широко известна попытка взять под свой контроль Подунайские города, предпринятая Владимиром Мономахом в 1116 году в рамках поддержки им царевича Льва, сына императора Диогена, или же человека, который за него себя выдавал, в борьбе за византийский престол. Русские летописи сообщают, что Мономах даже посадил в этих городах своих посадников. Несколько ранее Василько Ростиславич, князь теребовльский, предтеча галицкого могущества, планировал, по его собственным словам, переселить на свои пустынные тогда земли болгар, стремящихся освободиться от византийского ига, о чем летописец сообщает под 1097 годом. Осуществить такое мероприятие было бы возможно только при условии контроля над землями, отделяющими будущую Галицию от Болгарии. К числу таких косвенных указаний можно отнести и рассказ о бунте киевлян в 1069 году, когда они угрожали князю «уйти в землю Греческую». На основании этого некоторые исследователи даже предположили, что события в действительности могли происходить не на Днепре, а на Дунае.
Все это относится, конечно, не к интересующему нас региону Мунтении, но все же помогает понять, насколько темной является история региона в целом для данного периода и на давние связи, которые связывали Киевскую Русь с Подунавьем, что особенно важно. Вышесказанное несколько расходится с обыденным представлением о Карпато-Дунайском регионе (КДр) X–XIII вв. как о вотчине степняков – печенегов, торков, половцев. Действительно, многие источники обозначают эту область как Куманию, Половецкое поле, владения печенегов. В частности, Константин Багрянородный и Бруно Кверфуртский сообщают нам в X веке, что некоторые печенежские племена, кочевавшие к западу от Днепра, граничат с Болгарией и Венгрией. То, что какие-то отдельные территории КДр контролировались кочевниками, не исключает факта присутствия в регионе довольно многочисленного оседлого русского населения, базировавшегося, судя по всему, в городах, которых было достаточно много. Не стоит забывать и пример того, что в том же X веке, когда писал свой труд Константин Багрянородный, Поднестровье, регион Молдавии, населяли крупные славянские объединения тиверцев и уличей. Очевидно, именно они составляли основу того земледельческого населения, которое служило в этом регионе опорой власти киевских, а потом галицких князей. Они же, очевидно, стали основой сложившегося к XII веку сообщества бродников. Здесь несколько слов необходимо сказать об известном историческом заблуждении, которое по сей день гуляет по страницам научных трудов и учебников. В рассказе о походе Олега Вещего на Константинополь в 907 году летописец поясняет, что тиверцы – «толковины». Многие поколения исследователей расценили это указание на то, что тиверцы служили переводчиками в войске русского князя! Объяснение довольно странное, учитывая, что русы и сами долгое время общались с греками по вопросам войны и торговли, а следовательно, переводчики из другого племени им вряд ли бы понадобились. Более правдоподобное объяснение предложили молдавские исследователи, которые увидели в слове «толковины» указание на некую хозяйственную особенность тиверцев. Дело в том, что «толока» на древнерусском языке означает «пастбище, выгон», то есть «толковины» – это пастухи. Данный вывод подтверждается и географическими условиями, окружавшими тиверцев. В этом горном краю весьма распространено скотоводство, более удобное, нежели земледелие. Тиверцы – воинственные горцы-пастухи – отличались этим от прочих славянских племен. Оставалось пастушество традиционным занятием и для их потомков – галицких выгонцев, бродников[29]. В глазах галичан и киевлян они скорее были полукочевниками, чем оседлым народом, напоминая своим образом жизни позднейших казаков.
Аналогичная ситуация сложилась и в половецкую эпоху. Поднестровье населяли многочисленные бродники, но территория продолжала числиться Куманией и Половецким полем. Между тем археология не выявила следов половцев западнее Южного Буга! Следует сделать вывод, что эти территории были Куманией исключительно в географическом и отчасти политическом смысле.
Историки с легкостью отдают Дунайскую низменность и территорию Молдавии половцам с XII века, однако ими совершенно игнорируются указания источников о существовании здесь оседлого славянского населения и государственного образования, одноименного могущественному Русскому государству в Восточной Европе. Более точно определить границы господства Галиции и половцев в КДр помогают византийские хроники и русские летописи. Из летописных указаний можно сделать вывод о том, что южная граница Галицкого княжества проходила через Верхнее Попрутье и Поднестровье в районе реки Ушица. Пограничными пунктами были галицкие города и замки Василев, Онут, Бакота, Ушица, Калиус и Кучелмин как форпост на правом берегу Днестра. Господство Галиции над Берладью и Нижним Подунавьем было явлением временным, так же как не удалось прочно закрепиться здесь киевским князьям, чему препятствовали равно и византийская дипломатия, и позиция половцев, очевидно.
Подтверждают эти данные и византийские источники. Никита Хониат в рассказе о бегстве Андроника Комнина в 1164 г. и Иоанн Киннам в рассказе об обстоятельствах похода Мануила I Комнина против половцев на левый берег Дуная в 1148 г. достаточно ясно указывают, что южная граница Галиции находилась на значительном расстоянии от Дуная и представляла собой ничейную территорию, не подвластную ни половцам, ни Галиции. Половцы проходили здесь исключительно во время своих набегов на Подунавье. В результате одного из таких набегов ими был разорен город Дименчик (очевидно, Дичин у разветвления дунайской Дельты), что и вызвало ответный победоносный поход Мануила, в ходе которого половцы были разгромлены недалеко от пределов «земли тавроскифской», то есть Галиции. Берладь, очевидно, оказалась в стороне от маршрута похода византийского войска, так как из описания его ясно видно, что от подунайских городов Дельты Дуная, жители которой снабдили Мануила лодками-однодревками (какими пользовались и русы IX–X вв.!) для переправы, вплоть до южных форпостов Галиции оседлого населения в этом краю не было!
Косвенно в пользу того, что Галиция в конце XII – начале XIII вв. не включала в себя территории между Карпатами и Средним и Нижним течением Днестра, может служить чрезвычайная активность Венгрии по «освоению» восточного Прикарпатья; в частности, Венгрия способствовала немецко-венгерской колонизации этих земель. Для борьбы с половцами сюда был приглашен Тевтонский орден, после 1223 года по согласию Рима была учреждена специальная епископия для Кумании и Бродинии, предпринимались попытки католицизации бродников.
Все вышесказанное ясно свидетельствует о том, что ни Галиция, ни потомки тиверцев и уличей, составлявших вероятное большинство в составе бродников и, быть может, городов Дельты Дуная, не могли выступать в роли Руси, о которой упоминают венгры, греки, арабы и французы и которую мы поместили на территории Мунтении. Эти же известия доказывают, что Дунайская Русь была совершенно независима от Киева. Второй вывод, который мы можем сделать, – это отсутствие в Нижнем Подунавье даже в середине XII века многочисленного половецкого и какого либо другого (печенежского, торкского) населения.
