Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 1. В соболином краю
Бом-бом! Один листок, другой, третий. Стройная симфония звучит в парке.
Один ли я грежу в этом царстве осени?
Нет. Вот девочка подняла голову и блестящими глазами провожает листья. Рядом женщина под зонтиком. Книга. Но она не читает книгу. Она слушает золотой хоровод. Вспоминаю о фотоаппарате. Скорее, скорее снимать. Поймать хоть отрывок волшебной музыки листопада…
Фото автора. 6 октября 1957 года.
День спутника
Мы уже успели избаловаться «космическими» новостями, натренировали глаз различать точки спутников, уже не первый раз слушаем сигналы из космоса. Пройдет десяток лет, к звездным полетам мы привыкнем так же, как привыкли к самолетам, радио, телевизору. Но день 4 октября 1957 года люди никогда не забудут.
Я хорошо помню этот обычный день ненастной осени. Низко над землей неслись дождевые облака, хлопотливо и буднично выглядели городские улицы. А в это время вокруг Земли уже «обкатывал» свою орбиту серебристый шар, а на другой день во все языки мира вошло короткое и емкое русское слово «спутник». Весь мир взбудоражен был этой новостью. Весь день в редакции не умолкали телефоны. Звонили москвичи, звонили друзья нашей страны из Пекина, Парижа, Лондона — «Поздравляем! Поздравляем! Непостижимо! Удивительно!»
Газета уже готовилась к выпуску, но по-прежнему звонили телефоны. Взволнованные люди просили хоть одну радостную строчку поместить от их имени. Телеграммы из Антарктики, с Дальнего Востока, из сибирского города, с пограничной заставы. Из Московского университета телеграмма: «Сообщите читателям: во всех комнатах огни. Не спим. Рукоплещем спутнику».
Сигналы спутника транслировали прямо на улицы Москвы.
Пришли заграничные газеты. На первых страницах — огромные буквы, и в каждой строчке сразу бросаются в глаза два слова: «Россия», «спутник». За всю историю Земля не знала большей сенсации.
Фоторепортеры устремились в обсерватории, радиоцентры, где ловили голос космического младенца: «Бип! Бип!..» В тысячах репродукторов слышался этот жизнерадостный голос.
В автобусе я прислушался к разговору двух школьников. Они добыли какую-то недостающую деталь к самодельному радиоприемнику и теперь спешили «у себя дома» поймать желанные звуки. Я познакомился с ними.
— Слышу спутник! — Московские радиолюбители Вячеслав Суровцев и Владимир Донской следят за сигналами спутника Земли.
Ребята жили в детском доме. В маленькой комнате, заваленной старыми моделями самолетов, ракет и радиоприемников, мне пришлось просидеть полдня. Ребята возились возле громоздкой «радиомашины»… Наконец Володя Суровцев надел наушники и начал крутить ручку настройки. Мы с Володей Донским следили за его лицом…
— Слышу… Слышу спутник!
По очереди надевали мы наушники и с волнением переглядывались. Да, это был его «голос». Проходя по путаным каналам самодельного радиоагрегата, он то замирал, то усиливался. Сделав снимок, я ушел, а ребята продолжали по очереди слушать.
…Кто знает, может, эти любознательные моделисты из московского детского дома поведут первый корабль на Луну. Кто знает, может, в космическом корабле найдется место и для фоторепортера. Вызовет его однажды редактор и скажет:
— Вот командировочное удостоверение. Вылетаете завтра. В новогодний номер газеты надо сделать парочку хороших снимков лунной поверхности.
В какое время живем, а!..
Фото автора. 8 октября 1957 года.
На ступенях Смольного
В первый раз стоял перед этим зданием. Раньше много слышал о нем, читал. Смольный…Как все буднично, просто. Арки главного входа, широкие ступени лестницы.
Ветер шелестел верхушками старых деревьев. Листья кружились и красными пятнами падали на ступени. Так же вот, наверное, и в ту осень, сорок лет назад, шел красный листопад, так же вот равнодушно лежали холодные ступени лестницы, а жизнь другой курс брала. Той осенью Ленин часто ходил в Смольный…
На краю лестницы я увидел пожилого человека в старомодном пальто. Стоять ему, видно, было нелегко, и он сел прямо на ступени. Ребятишки, раскрыв рты, слушали его неторопливый рассказ. Я сфотографировал эту живописную группу и, когда старик поднялся уходить, подошел познакомиться.
Усатым человеком оказался старый коммунист ленинградец Василий Сергеевич Кудряшов, а Таня, Андрейка и Герман были его внучатами.
— У нас, как бы это вам сказать, — улыбнулся Василий Сергеевич, — домашняя экскурсия. Решил показать внукам дорогие сердцу места — деду-то пришлось революцию делать. Ничего не забыл. Помню, как в 17-м вот по этой лестнице каждый день поднимался — членом Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов был. С Лениным раз десять встречаться пришлось. Сейчас часто просят в школы прийти — рассказываю, как Зимний брали, как власть народная рождалась. Считаю, что все это на пользу молодым…Ну, пошли, ребятки! — позвал он внуков и пошел по аллее. У бронзового памятника Ленину остановился, аккуратно снял с постамента прилипший, видно, во время ветреного дождя листок и направился к выходу в город.
Фото автора. 13 октября 1957 г.
Кандидат партии
Родился в деревне, бегал в школу, пришло время работать — пошел работать, служить в армию — пошел служить. Вот и вся биография.
«Слов сорок получилось, не более», — с досадой подумал Петр. Он обвел глазами сидевших в комнате, взглянул на бронзовый бюст Ленина в углу. Ильич, как ему показалось, смотрел чуть строже обычного. Шурша спецовкой, Петр переступил с ноги на ногу, кашлянул в кулак, всем своим видом показывая: «Ну вот, глядите, такой уж есть».
Он не слыхал, как ему сказали: «Да ты сядь, Петро!», как говорили хорошие слова о нем поручители.
— Прокопич, это тебе не кузня, ишь, накоптил цигаркой, — без злобы сказал председатель кому-то в угол и, пошелестев бумагами, спросил: — Ну что ж, голосовать будем? Кто за?
Поднялись в грубых спецовках руки. «За» были все.
«Неужели все так просто? Вот я, Петр Громов, простой рабочий парень — кандидат партии». Продолжая стоять, Петр взглянул на бюст Ленина, на добродушное лицо председателя, и ему захотелось вдруг сказать уставшим после смены друзьям что-нибудь очень хорошее.
— Товарищи! — Это слово он произносил много раз, но теперь оно приобрело какой-то новый, больший смысл. — Товарищи, — повторил он, прислушиваясь к своему голосу, — какой день у меня сегодня!
Петр растерянно посмотрел по сторонам, подыскивая нужные слова. Остановился вдруг на темном лице кузнеца.
— Вот ты, Степаныч, помнишь, радовался, когда тебе в первый раз доверили тот большой молот… Или вот ты, Кирилл, — обернулся он к сидевшему рядом сварщику, — помнишь день: у тебя сын родился… Да нет, разве можно сравнить… В общем, доверие оправдаю…
Он сжал в кулаке кепку и, проклиная себя за то, что не смог передать большое, новое, распиравшее грудь чувство, смущенно сел…
Петр не знал, что в это время за дверью в коридоре, рассеянно проглядывая газету, сидел его воспитатель — Антон Ефремович Векшин. Многое передумал старый мастер, дожидаясь конца собрания. Вспомнил Петра Громова в первые дни прихода на завод: стеснительный, глаза не знал куда деть. «А ведь сразу заявку о себе дал», — улыбнулся мастер, вспоминая, как ловко ответил новичок забияке Женьке Романенко, пославшему его для потехи якорь к береговым плитам приварить.
Мастер тогда крякнул от удовольствия, но одобрительную улыбку спрятал: «На язык востер, посмотрим, в деле каков».
«Упорный, не хнычет», — довольно улыбался Антон Ефремович, украдкой наблюдая, как Петр по нескольку раз переделывал то, что опытным давалось сразу.
— Одну деталь целый день варишь, — подошел как-то Антон Ефремович к завозившемуся Петру. — А у нас, брат, план, да и в кармане у тебя, кроме махорочных крошек, ничего не будет…
Петр промолчал, а мастер вдруг сказал:
— Правильно делаешь, Петро! Деньги зарабатывать успеешь. Душу в профессии разглядеть прежде надо.
«И ведь разглядел», — улыбнулся Антон Ефремович своим воспоминаниям.
Припомнил он, как настойчиво Петр осваивал сложную сварку «на воде». Шестьдесят сварщиков в цехе, а как дело до воды доходило — работать некому. Только трое умели заделывать отверстия, из которых под давлением вода хлещет. «Может, ты попытаешься, Петро?» — «Ну что ж, попробую, раз надо».
Антон Ефремович сам ходил домой к Петру.
— Твой-то сейчас частенько задерживается на заводе. Ты уж не нападай на него, Лидушка, — говорил он жене Петра, — трудное дело осваивает человек.
